И тут с быстротой завзятого игрока в «жучка» Бритни выдергивает что-то из штанов и вопит: «Фокус-покус!» А в руке что-то на шнурочке, вроде чайного пакетика, только больше. В общем, это похоже на хот-дог с кетчупом на веревочке, и Брит верещит: «Фокус-покус! Театр марионеток!» — и вмазывает этой штукой по щеке Ромео, примостившегося у сиденья. Брит гонится за ним по проходу, вопя и украшая его кожаную куртку красными полосками. А остальные Ромео стараются больше на нее не смотреть, они пялятся в окно или на свои ботинки; а она старается украсить их головы красными кляксами и вопит, и визжит, и смеется: «Фокус-покус! Театр марионеток! Ха-ха-ха!» Автобус дзынькает на остановке, и сразу сотня пассажиров срывается в супермаркет, толкаясь и спотыкаясь, внезапно вспомнив, что им надо срочно купить газировки и проверить лотерейный билет. А я ору им вслед из окна автобуса: «Слушайте, все нормально! Она художница! Это не в обиду, это был перформанс, политическое заявление о тендерной политике!»
Даже когда автобус отправляется дальше с двумя единственными пассажирами — нами, я продолжаю орать: «Просто она свободна духом!» А Брит проходит вперед и начинает хлопать своим «чайным пакетиком» водителя. «Уж такое у нее чувство юмора!» — ору я.
И вот однажды вечером я прихожу с работы, а Брит стоит голая перед зеркалом в ванной и держит свой животик обеими руками, а она все же набрала немного веса с тех пор, как мы встретились в поезде, но не так много, чтобы нельзя было исправить парой недель на ананасах в уксусе. И Бритни берет меня за руку, прикладывает мою ладонь к своему животу и говорит: «Пощупай!»
«Кажется, я проглотила ребеночка», — говорит она.
И она глядит на меня щенячьими зелеными глазами, а я спрашиваю, хочет ли она, чтобы я пошел с ней в клинику, где с этим вопросом разберутся, и она кивает в ответ. Мы идем туда вместе в выходной, а вокруг на тротуаре все эти училки из воскресной школы. У них мусорный мешок, пустой, если не считать кучи кукольных конечностей вперемешку с кетчупом, но Брит не теряется. Она лезет в их мешок, достает пупсовую ножку и слизывает с нее кетчуп, как с картошки фри, дочиста — вот такая она крутая, моя красавица подружка. И я раскрываю National Geographic, пока медсестра спрашивает у Брит, ела ли она что-нибудь сегодня, а Брит отвечает, что съела целое каноэ воинов-ирокезов вчера, а сегодня — нет, не ела еще ничего. И не успеваю я дочитать статью про древнеегипетские мумии, как раздается визг и Бритни вылетает из кабинета, все еще в бумажном халате и босиком, будто случилось что-то страшное, будто она никогда раньше не делала аборт, потому что она так и несется босой прямо до моей квартиры, и, чтобы ее как-то успокоить (а ее трясет и тошнит), мне приходится сделать ей предложение.
И совершенно понятно, что все мои друзья сходят с ума от зависти, потому что они устраивают мне отличный мальчишник. А когда Бритни уходит в уборную вся в слезах, потому что повар отказался вырезать для нее каноэ, мои так называемые друзья смотрят на меня и говорят: «Брат, она, конечно, офигенная телка, но мы думаем: она не обдолбанна?..» Мои лучшие друзья спрашивают: «Ты ж еще на ней не женился, верно?» И судя по их лицам, они не радуются залету Брит. И... ну вы знаете, как это бывает. Всегда хочется, чтобы твои лучшие друзья и твоя невеста были в кайф друг другу, но мои друзья смотрят на меня с тревогой, сжав зубы: «Брат, а тебе не приходило в голову, что, может быть — только может быть! — Бритни умственно отсталая?»
А я говорю им: «Расслабьтесь! Она просто алкоголичка. Ну и я почти уверен, что она на героине, да. Ну, еще она сексуально распущенна, но с этим просто надо сходить к психотерапевту. Посмотрите на меня. Я толстый, никто не совершенен в этом мире. А может, вместо обычной свадьбы мы могли бы собрать обе наши семьи в конференц-зале отеля и удивить ее нашей заботой. Может, мы смогли бы убедить Бритни пойти на какую-нибудь 90-дневную программу реабилитации вместо медового месяца. Мы подумаем. Но она точно не отсталая. Ей просто нужно немного подлечиться».
Понятно же, что они ругают Бритни просто потому, что безумно завидуют, чертовы Ромео. Лишь только я их послушаю, они сами тут же займутся ей. Они говорят: «Брат, без обид, но ты трахнул дебилку», и это лишь доказывает, насколько я никому не нужен, если мне приходится вожжаться с такими говенными друзьями. У Брит, настаивают они, интеллект шестилетнего ребенка. Они думают, что делают мне одолжение, объясняя: «Она не может любить тебя, потому что у нее нет такой способности».
Ага, понятно: выйти за меня замуж может только жертва необратимого повреждения мозга. И я говорю им: «Она не может быть дебилкой, потому что, между нами говоря, она носит розовые трусики!» И это точно любовь, потому что каждый раз, когда мы вместе, я кончаю так, что потом живот болит. И как я уже сказал маминому бойфренду на День благодарения, у Бритни ни фига не атипичный чего-то там. В худшем случае она алкоголичка, наркоманка, нюхающая клей потаскушка, но мы отправим ее лечиться сразу после родов. И возможно, она нимфоманка, но тут важно, что она моя нимфоманка, и это заставляет мое семейство просто сходить с ума от зависти. Я им говорю: «Да, я влюбился в красивую сексуальную маньячку, так почему б вам просто за меня не порадоваться?»
И после всего этого на нашей свадьбе было куда меньше народу, чем мы ожидали.
Может, из-за того, что любовь, как говорят, слепа, но мне всегда казалось, что Брит довольно умненькая. Ну... вы знаете, как это бывает — когда вместе смотришь телик целый год, и ни разу не поспоришь о том, какую программу включить. Серьезно, если б вы знали, сколько мы смотрим телевизор, вы б назвали наш брак счастливым.
И теперь у меня две малышки, которые пахнут как пирожки на День благодарения. И когда они достаточно подрастут, я расскажу своим девочкам, что каждый похож на сумасшедшего, если вглядеться, а если ты не вглядываешься, то, значит, и не любишь по-настоящему. Жизнь крутится и вертится. И если ты будешь искать лучшее, ты никогда не найдешь любви, потому что лишь твоя любовь делает другого лучшим. И может быть, это я дебил, потому что я продолжаю бояться, что мое счастье кончится в тот самый момент, когда я начал им наслаждаться. Быть счастливым и безумно влюбленным не может быть так легко. И это полнейшее счастье не будет длиться до конца моей жизни, и со мной что-то не так, раз я так сильно люблю свою жену. Но прямо сейчас я везу свою новую семью домой из больницы, моя красавица жена сидит рядом со мной, а наши двойняшки в безопасности на заднем сиденье. И я продолжаю переживать, что такое счастье не может быть вечным, когда Бритни вопит: «Жучок!» — и бьет меня кулачком в плечо так сильно, что я чуть не въезжаю в придорожную закусочную.
