Случайному посетителю от чего-то стало не по себе, и он попятился к двери, но тут над ним раздался голос, принадлежащий явно не человеку, а скорее существу из преисподней:
— Не двигайся!!!..
Елисея Никаноровича бросило в жар. Ноги ослабли, и он рухнул на пол.
— «Боже спаси и сохрани, спаси и сохрани», — завопили мысли, Елисея.
— Назови имя!!! — прогремел голос.
— Е…е… ли… лисей, — судорожно прошептал он.
— Вижу, сглаз на тебе есть!
— Есть! Так точно есть… Виноват!
Елисею почему-то сразу захотелось заплакать, или даже зарыдать, но невероятным усилием воли он погасил свой порыв и сдавленно, как будто бы его только что пытались задушить, спросил:
— Скажите, — «Ради Бога», — хотел, было вымолвить он, но сразу же передумал, и спросил проще, — Скажите… кто вы?
В комнате тут же воцарилось молчание, такое, что Нистратову показалось, будто он мгновенно оглох. Елисей, хотел уже было, проверить свою жуткую догадку — толи закашлять, толи крикнуть, дабы убедиться, что слуховой аппарат его в порядке, но в этот самый миг услышал за своей спиной:
— Я тебе помогу!
От неожиданности Елисей вздрогнул и резко повернул голову, так что даже какой-то хрящик неприятно хрустнул в затылке. Его взгляду предстал старик, ужасного вида — худая, облаченная в черное жердь, которую венчал абсолютно лысый череп, пораженный морщинами, как засушенный гриб. Старик улыбался, но, только, от его улыбки у Елисея по коже пошел озноб и мгновенно возобновился нервный тик правого века, вылеченный совсем недавно с таким большим трудом.
— Я тебе помогу, — повторил старик, и только сейчас Елисей заметил в его руке остро наточенный металлический штырь, зловеще отливавший кровавым светом.
— Прошу Вас, не надо… у меня двое детей… дома голодные…
Тут старик достал еще один странный предмет — Черный и плоский.
— Елисей? — нахмурился он.
— Елисей, — обречено отозвался до смерти напуганный, незадачливый посетитель.
— Фамилия?
— «Зачем ему?», — подумал Елисей, — Елисей Нистратов.
Старик улыбнулся, будто соглашался сам с собой, открыл свой черный блокнот, который напуганный до смерти гость принял за сатанинскую библию, и принялся, что-то в нем писать серебристой шариковой ручкой, показавшейся бедняге Елисею вначале, орудием убийства.
— Пятьдесят рубликов с вас, — заявил старик и захлопнул блокнот, — присаживайтесь, а то на полу будет не удобно.
Елисея словно из ведра окатили. Тут же осознав всю глупость своего страха, он вытаращив глаза на старика, попытался подняться и, не сумев, скосился в сторону черепа на камине, — А как же это?..
— Что? — старик, в свою очередь, также посмотрел на камин, — Ах это… ну это так, для антуража, — тут он заговорщицки подмигнул, — Не сомневайтесь — настоящий! Строителя одного плитой придавило на работе, тело всмятку а голова хоть бы что. Целехонька! Родных у него никого… Так мне прораб его и продал… Недорого.
— Да? — удивился Елисей.
— Иван Матвеев, — утвердительно закивал старик, — 39 лет отроду. Такая вот судьба. Да вы его верно знаете. Он живописью занимался тайно по ночам. Мечтал в галерее выставляться. Но вот не задача, не пришлось…
Елисей в ответ только вытаращил глаза.
— «От куда я его могу знать?» — растерянно подумал он.
Удивительно, но сейчас голос старика уже не казался таким страшным и неестественным, да и сам он выглядел вполне нормально, старик как старик — лысый и в морщинах.
— «Ну и осел же я», — начал самобичевание Елисей, — «Расскажи кому — засмеют. Хотя… Странный старик, рано я успокоился».
Елисей Никанорович встал с пола и огляделся в поисках места, где можно было бы сесть поудобнее. В углу комнаты стоял стул с высокой спинкой и он направился к нему.
— А вам ведь тоже тридцать девять?
— Что, простите?
— Ну, как и строителю, — старик кивнул на череп.
Елисей тоже посмотрел на камин и подумал: — «А ведь тридцать девять, действительно! Откуда он знает? Или он спрашивал уже?» — Нистратов наморщил лоб, что собственно он делал всегда, когда что-нибудь вспоминал.
— Да вы садитесь, садитесь — продолжил старик.
Елисей сел.
— Значит, сглазили вас. Так?
— Я не уверен, и потом…
— Ну, как же? — Не иначе как сглаз, ангелы на облаках… — хотя нет, Ангелы это не у вас. Или у вас? — хитро прищурился хозяин салона.
— «Он что мысли мои читает?», — Елисей посмотрел на старика с вызовом.
Тот в ответ, улыбнулся загадочно и вкрадчиво продолжил:
— Ну, так вот, я тебе помогу, и возьму за это, всего пятьдесят рублей, хоть и стоит такая помощь куда больше… — тут он снова хитро повел глазами, — но и ты мне Елисей Никанорович, окажешь одну услугу. Совсем простое дело, ну да об этом потом…
Он подошел к Елисею и положил свои руки ему на виски. Вопреки подозрениям руки оказались мягкими и теплыми и совсем не производили впечатления, что принадлежат они сухому старикашке. Скорее обладать ими мог молодой, полный сил и здоровья юноша.
— «И отчество я ему не говорил», — начал было припоминать Елисей, но тут его неумолимо стало затягивать в сон, как будто он маленькое дитя, укачиваемое мамкой в теплой и уютной люльке. На мгновение лишь приоткрыв глаза, Елисею удалось заметить, что-то странное позади мага, и он уже даже понял что это, и догадка его чуть было не повергла в шок, но тут глаза его словно налиые свинцом закрылись и он мгновенно уснул, сразу же забыв обо всем на свете. Он слышал лишь баюкающее бормотание зачаровывающего сознание голоса и чувствовал небывалое спокойствие и негу, шелест волн и глубину ночного неба, когда звезды миллиардами сияющих искр, плавно текут, куда-то вдаль, в бездну горизонта…
Проснулся Елисей у себя дома, в собственной кровати. Он встал и, как и обычно, как это и бывает каждое утро, отправился в ванну чистить зубы и принимать душ. Чувствовал он себя просто замечательно, или даже лучше сказать превосходно, что для него было крайне не естественно. Пока Елисей шел в ванну, его память потихонечку пробуждалась и уже в момент, когда он взглянул на себя, в столь привычное, треснутое в правом нижнем углу, зеркало над раковиной, картина его пребывания в салоне мага предстала перед ним в полном объеме. Правда, в первые секунды, Елисей, наивно полагал, что это лишь остатки ночного сновидения, но сон и реальность, как известно, вещи все-таки разные и за все свои тридцать девять лет Елисей еще ни разу их не путал. По крайней мере ему казалось, что не путал.
— «Но как же я попал домой?», — задал он себе немой вопрос, — «Уж что-что, но это бы я запомнил…».
Но, к сожалению именно этого он никак вспомнить не мог. Зато Елисей отчетливо помнил просьбу старика — сегодня в 17:35 у входа в кинотеатр «Нева» он должен будет встретиться с девушкой Настей, блондинкой лет двадцати и получить от нее темно-синюю сумку которую в четверг нужно будет передать человеку с пятнистой собакой на автовокзале в районе трех часов дня.
Эта информация, во всех деталях и подробностях, отпечаталась в памяти так же четко, как у какого-нибудь приговоренного преступника дата его казни.
Сегодня был вторник и значит, сумка будет больше суток находиться у Елисея. Что ни говори, а просьба странная. Да и человек, поручивший это дело тот еще фрукт. Елисей принялся, было сравнивать старика, с каким ни будь фруктом, но кроме сушеного инжира, так ничего ему в голову и не пришло. Самое удивительное, что у Нистратова даже и в мыслях не возникало простого, казалось бы вопроса — почему он, собственно, должен исполнять это поручение? Но в его голове сидела, застрявшей занозой, простая и все объясняющая аксиома: Надо — значит надо!
— Странное какое-то это дело, — сказал своему отражению Елисей Никанорович и, побрившись, пошел на кухню разогревать себе завтрак, оставленный заботливой женой. Дочери уже убежали в школу и Елисей был дома один. На работу идти ему было не нужно, так как на днях взят был двухнедельный отпуск, а нужно было чинить сломавшийся накануне сливной бачок, чем Елисей и занялся. Провозился он с чудом сантехнической мысли целый день, так толком ничего не починив. Бачек нагло тек, журча ручейком и раздражая без того расшатанные нервы Елисея. Он бросил свои невразумительные копошения внутри неподвластного ремонту устройства, помыл руки и отправился на встречу с загадочной блондинкой.
У кинотеатра, вопреки ожиданиям Елисея, народу было немного. Несколько влюбленных пар, молодой человек с цветами и бабка с тяжелыми авоськами пустых бутылок, хищно поджидающая добычу. Изредка к кассе подходили вечерние киноманы и, купив билет, удалялись в фойе. На часах было уже 36 минут шестого, а блондинки все не было.
— «Что-то в старике этом было жутко странное, — от скуки Елисей начал размышлять про себя, — Одежда что ли? А как он одет то был… Не помню ни чего… плащ или ряса какая…».
