Я сунула наушник обратно и прошла в женскую раздевалку.
Там Ланна из кондитерского облизывала пальцы, все в сахаре после укладывания пончиков.
– Откуда куртка? – спросила она.
Я накинула обнову ей на плечи. Пощупав кожу, она спросила, уж не подарок ли это моего парня. Ланна назвала Его по имени. Я открыла свой шкафчик и вынула нейлоновую форму, фартук, скатанные в комок колготки и школьного фасона туфли. Увидев форму, чуть не повернулась, чтобы сказать Ланне: «Он мертв». Она забавлялась с плеером, мотая пленку вперед. Композиция Music Revelation Ensemble будто доносился из далекого далека. Ланна все тараторила, жалуясь, что ее продержали в кондитерском больше пяти часов без перерыва – разве это по закону?
– А ты Ему уже все подарки купила? – поинтересовалась она.
Я кивнула, стаскивая с себя вельветовые брюки, затем, расстегнув пуговицы, сняла рубашку. Показался корсаж. Я натянула коричневатые колготки, напялила форму Ланна застегнула мне ворот, разгладила ладонями нейлон. Затем аккуратно, покусывая губу, помогла снять серьги. Носить украшения на работе не разрешалось.
– И охота тебе заморочиваться, вешать на себя всякие цацки, Морверн? – заметила она.
Я убрала куртку и плеер в свой шкафчик.
– Классные. И эта штучка тоже, – похвалила Ланна, показывая на корсаж.
Она завела речь про то, не сходить ли нам в «Западню», раз впереди выходные, целых три дня. Упьемся в хлам после закрытия. Она встретит меня с пляжной сумкой – прихватит туфли и то маленькое черное платье, правда, там дырочка на плече. Переоденусь в сортире на северном пирсе. Я кивнула, она назначила время и место встречи и показала початую бутылку ликера «Саутерн комфорт», припрятанную в ее шкафчике. Прикурила «Регал» и дала мне сделать затяжку. Я снова кивнула, улыбаясь.
Внизу, в отделе, был сущий ад. Разболтай ушел, и на полки выложили слишком много зелени. Товар рассыпался на пол, под ноги покупателям. Я опустилась на колени, подобрала все и распихала по полкам, в самую глубину. Никогда мне ногти не отрастить с этой работой: опять все руки грязные.
Спускаясь по коридору к холодильникам, налетела на Разболтал, который попытался спустить на меня всех собак за опоздание, но я не стала слушать – слишком была голодна. Тиснула слив, протерла их подолом передника. Жевала наклоняясь, чтобы сок капал на пол. Нагрузила шестиколесную тележку развесной морковью, фасованными помидорами, салатом и крессом, развесными грибами, кульками и пакетами.
В коридоре показался Улыбчик, кативший тележку с грудой пустых коробок. Ломая картонные упаковки, прежде чем отправить их под пресс, он спросил:
– Идешь куда-нибудь вечером?
– М-м-м…
– В «Западню»?
– Угу.
Я толкала тележку по проходу между покупателей. Вываливая морковь из поддона, подпирала его бедром, и он чуть не соскочил. Улыбчик протолкнулся с тележкой, нагруженной выше моего роста фасовками с ягодой. Он громко обсуждал с Тенью, укладчиком из соседнего отдела, прошлые выходные в «Западне».
Пустую тару я отвезла к упаковочному прессу. Составила поддоны, сложила деревянные ящики у служебного лифта, раскурочила картонные коробки, стараясь не поранить пальцы медными скобами. Загрузила картонки в пресс и включила его. Когда прибыл Улыбчик, протянула ему список на обрывке картона:
3 «делишес»
3 «грэнни смит»
2 новозеландских
лимоны развесные/ фасованные
апельсины дюжинами + полудюжинами
развесной чеснок
авокадо
Улыбчик завел разговор о Разболтае: вот бы мне стать заведующей отделом. Я только посмотрела на него и хмыкнула. Это с моими-то дисциплинарными взысканиями? Да я достала Прихвостня. Не видать мне повышения никогда.
Улыбчик принялся укладывать полные поддоны и коробки в свою тележку. Ведь его тару я уже разобрала и отправилась за новой партией овощей и ягод, предоставив ему разбираться с зеленью.
Ровно через четыре часа я подгребла в столовую, закурив от золоченой зажигалки «Силк кат», прежде чем подняться по лестнице. Взяла два мясных рулета, полила их кетчупом и подсела к кассирше Шейле Текиле.
– Новая куртка? Видела, как ты в ней пришла, – сказала она.
– Угу, – буркнула я.
– Что делаешь на Рождество? К Рыжему Ханне съездишь?
– М-м-м.
– После работы идешь куда-нибудь?
– М-м-м.
– В «Западню»?
– Угу.
– Здорово. Я тоже. Вечерком, значит, свидимся.
Мы с Шейлой Текилой из одной тусовки, девчонки из Комплекса. Только общение почти прекратилось, когда я стала встречаться с Ним, наблюдая, как Он собирает модель на чердаке. Благодаря высокому росту я начала подрабатывать в супермаркете, едва мне исполнилось тринадцать; за год втянулась. Супермаркет закрывает глаза на твой возраст, выжимая из тебя все, что можно. На учебу времени не остается, когда работаешь каждый вечер и по выходным. Управляющий нанимает тебя на все свободное время, платит наличкой, чистыми, никакой страховки, так что лет в пятнадцать или шестнадцать ты переходишь на полную ставку в начале лета и в школу уже не возвращаешься.
День пролетел как обычно, но, когда в отделе дела пошли гладко, Прихвостень бросил меня на подмогу Сирене в кассы, освободив от сортировки прибывшего груза на пару с Разболтаем.
Я помогала покупателям набивать пластиковые пакеты рождественским товаром. Какая-то дама – судя по выговору, с юга, из состоятельных – велела мне вымыть руки, прежде чем трогать ее подарки. Некоторые набирали товара на сотни фунтов. И все платили кредитными картами. Я складывала пакеты в тележки и отвозила к их «вольво». Наблюдала эти богатенькие семьи, слушала их голоса. Колоссальный счет, одних только вин полная тележка. Их дочь, девица моего возраста, снисходительно следила, как я загружаю багажник. Никакой мелочи на чай – они пользуются кредитками. Вот и глава семьи. Счастливого Рождества!
После работы мы с Улыбчиком хотели улизнуть потихоньку, но Прихвостень заставил нас заполнять опустевшие полки, прямо перед закрытием, а там же тонны всего надо было разложить, и нам за это ни пенни сверхурочных не причиталось. Я видела, что Улыбчик вот-вот психанет, и кивком показала на выход, когда по трансляции объявили, что магазин закрывается.
В супермаркете было тихо, большинство светильников погашено, чтоб экономить электроэнергию. Этот черт летучий, Прихвостень, засел в своем офисе за односторонним стеклом. Я знала, что он следит за мной сверху.
Нагромоздила сияющие горы из яблок «делишес». Упаковки с ягодами и скоропортящимися овощами сложила в тележки для покупателей и отвезла в холодильники, катя по две тележки за раз.
Накрыла зелень мешками, чтобы не вяла, подмела в отделе. Помыла полки, опорожнила мусорные корзины в сток разделочной мясного отдела. Под решеткой копошились бледно-желтые личинки.
Я раньше работала в мясном. Каждый вечер уборка. Ты весь пропах кровью; она забивается под ногти и смердит, когда в пабе ты подносишь стакан к губам. Тебе приходится оттаскивать надорванный костями, сочащийся кровью пластиковый пакет с обрезками к служебному лифту. Я так кровью три пары башмаков изгваздала. Ведь обувью тебя не обеспечивают.
В раздевалке я провела шариковым дезодорантом под мышками, переоделась. Щелкнула золоченой зажигалкой, прикуривая «Силк кат». Когда уже уходила, Прихвостень окрикнул меня из офиса: «Морверн!» Протягивая конверт, уставился на меня поверх бороды, как последний извращенец. «Веселого Рождества!» Я просто врубила Music Revelation Ensemble в наушниках и вышла.
На автостоянке под фонарем вскрыла конверт. Не вчитывалась в написанное – просто подсчитала число строк в перечне опозданий; внизу появилась новая запись – это последнее предупреждение. Я разорвала бумагу и швырнула клочки через ограждение в Блэк-Линн, речушку, что протекала неподалеку от порта.
В темноте видно было, как ветер относит пар дыхания вверх, к фонарям. Под звуки Street Bride я вошла в «Хэддоуз», выбрала бутылку дешевой бормотухи и оставила на кассе большую часть своих денег. Прошлась по эспланаде перед «Марин», «Сент-Коламба» и другими отелями, теперь закрытыми. Бутыль в бумажном пакете прижимала к груди. Парни на машинах кружили по портовым дорогам. Одни и те же тачки выныривали раз за разом; несмотря на холод, стекла были опущены и локти парней торчали наружу.
Я, хоть и была одна, рискнула вскарабкаться к странному круглому сооружению над портом, каменной «причуде».
Поставила кассету с записями группы Сап и слушала альбом Delay 1968, прикуривая от золоченой зажигалки «Силк кат» и прихлебывая вино.
Отсюда открывался вид на весь порт в огнях, от Комплекса за спиной до пирсов внизу. Гавань выглядела как модель: маленькие отели, маленькие фонари, игрушечные машинки катят по кругу, и в бухте пришвартованы игрушечные кораблики.
