Тепляков, сунув голову в дверной проем, быстро оглядел внутренность машины. Лимузин был вместительный — на семерых. Рядом с шофером место принадлежало парню, который все еще держал зонт над головой Рассадова. А прямо перед Тепляковым сидела молодая женщина, довольно привлекательная, с длинными голыми — почти до самых трусиков — ногами.
— Привет! — произнес Тепляков не слишком уверенно.
— Привет! — откликнулась женщина, подбирая ноги.
— Лезь назад, — велел Рассадов, слегка подтолкнув Теплякова.
И Тепляков полез. Он пролез между сиденьями на свободные задние, сел, пристегнул ремень безопасности.
Остальные заняли свои места, машина тронулась и понеслась.
— Мужики, это Юрий Тепляков, — представил Теплякова Рассадов. — Мы когда-то служили с ним в одной бригаде.
Парень на переднем сидении, слегка повернув голову, искоса глянул на Теплякова, всем видом своим показывая, что емудо лампочки, Тепляков это или еще кто, служил он или нет.
А Рассадов, развернувшись к Теплякову, спросил:
— Так ты чем теперь промышляешь?
— Можно сказать, ничем, — ответил Тепляков, не вдаваясь в подробности. Не станешь ведь рассказывать, что за минувший год побывал и дворником, и грузчиком на товарной станции, а теперь числится грузчиком при магазине. — Вот еду по объявлению. Курсы там какие-то. Вроде готовят специалистов по монтажу оборудования. Я толком не понял, что это такое. Впрочем, мне все равно, чем заниматься, лишь бы была работа. — И пояснил: — Хочу получить хорошую специальность: без нее никуда не берут. Попробую, может, после курсов что-нибудь получится.
— Что ж, попробуй, — согласился Рассадов. — Если не получится, позвони мне. — И, обратившись к женщине: — Элен, дай ему визитку.
Женщина покопалась в сумочке и, не оборачиваясь, протянула Теплякову белый кусочек картона, на котором было напечатано русским и латинскими шрифтами: «ЗАО «Кристалл». Рассадов Илья Константинович, директор». И далее адрес, номера телефонов и факса.
«Ого! — подумал Тепляков с изумлением. — И когда он только успел? — Но расспрашивать не стал: «Подумает еще, что завидую». И всю оставшуюся до города дорогу ехал молча. Впрочем, на него уже никто не обращал внимания, а сам Рассадов листал какие-то бумаги, которые ему подавала Элен, ограничиваясь короткими фразами, из которых трудно что-либо понять: так они походили на команды хирурга во время операции своим ассистентам, когда извлекали из бедра Теплякова кусочек железа. И Тепляков сосредоточил свое внимание на мелькавших мимо деревьях и дачных домиках.
Его высадили напротив старинного здания, где помещалась мэрия.
— Зайди с той стороны, — посоветовал Рассадов. — Там есть пристройка, там тебе все объяснят. Если что, звони. Бывай!
И машина сорвалась с места, вклинилась в поток других машин и скрылась из виду.
Сперва у Теплякова потребовали документы из окошка проходной перед вертушкой. При этом, когда сбоку запищал детектор, обнаруживший металлические предметы, пришлось вынимать ключи и снимать пояс с фигуристой бляхой — как перед посадкой в самолет. Потом все повторилось сразу же за дверью в пристройку. Женщина в черной форме с эмблемой на рукаве, выяснив, куда он направляется, записала в объемистую книгу данные его паспорта, сняла отпечатки пальцев и коротко бросила:
— Направо по коридору, семнадцатая комната.
— Спасибо, — пробормотал Тепляков, обескураженный столь строгими порядками, точно он попал на объект настолько секретный и таинственный, что без таких строгостей никак нельзя.
За дверью с номером 17 на стульях вдоль стен с обеих сторон сидело человек десять. Все — молодые парни. Все, едва он переступил порог, повернули головы в его сторону. Одни — с любопытством, другие — с равнодушием на лицах.
— Это все — на курсы? — спросил Тепляков.
— Все, — ответил парень, сидящий ближе всех к Теплякову.
— Ты последний?
— Последние — это в другом месте. Здесь — крайние, — огрызнулся парень.
— Понятно. Так ты крайний? — не стал спорить Тепляков.
— Я. Присаживайся. Устанешь стоять.
— А что — надолго?
— А черт их знает! Зашли двое, уже полчаса, а их все нету.
— Да-а. Уж не в космонавты ли здесь набирают? — усмехнулся Тепляков, опускаясь на соседний стул. На него нашел какой-то стих: хотелось после встречи с Рассадовым разрядиться — так неожиданно начался этот день, словно кто-то специально расставлял на нехоженой дороге вешки, чтобы бывший лейтенант на сей раз не сбился с пути. Да и характер у Юрки Теплякова был легким, уживчивым, на который не оказали решительного влияния трагические события.
— Хуже, — ответил парень, откидываясь к стенке, давая тем самым понять, что ему не до разговоров.
— Хуже, это когда ни хорошо, ни плохо, а в ушах аж звенит от тишины, — не удержался Тепляков.
Парень поглядел на него изучающе, затем вынул из нагрудного кармана два наушника, один сунул себе в ухо, другой предложил Теплякову.
— На, если ты так боишься тишины, — произнес он с усмешкой.
Тепляков, благодарно кивнув головой, сунул наушник в ухо — из него полилась заунывная мелодия, которую рвали на куски грохот барабанов и визги, издаваемые не поймешь чем. Музыка не музыка, зато оглушает здорово.
Ждать пришлось долго. Но все когда-нибудь кончается, и сидение под дверью, куда заходили и откуда выходили парни, тоже подошло к концу. И вот Тепляков открыл заветную дверь и очутился в помещении, заставленном влево и вправо от двери длинным рядом канцелярских столов с компьютерами, но лишь за двумя из них сидели женщины — одна молодая, другая значительно старше. Возле нее никого не было. Он подошел, навис над столом, поздоровался.
— Присаживайтесь, — произнесла женщина, кивнув головой, и когда он сел, попросила паспорт. Пальцы ее с минуту порхали над клавиатурой, затем паспорт вернулся к Теплякову, и женщина, впервые глянув в его лицо, спросила: — Так вы, собственно, на что рассчитываете, Юрий Николаевич?
— То есть как? — опешил Тепляков. — В объявлении же сказано: курсы по монтажу спецоборудования.
— Объявление — это одно, а реальность — совсем другое. У вас вот записано: был осужден военным судом по статье, которая свидетельствует о вашей профнепригодности.
— Но это же полная чепуха! — воскликнул Тепляков возмущенно.
— Потише, пожалуйста! Не надо нервничать! — одернула его женщина. — И вовсе не чепуха. Монтажник спецоборудования должен быть не только знающим свою профессию, но и человеком выдержанным, способным принимать взвешенные решения. Профессия эта нелегкая, связана с известными рисками. А у вас вот черным по белому значится: «Психически неустойчив».
— Но это же когда было! — возмутился Тепляков, но значительно тише, подавшись всем телом к женщине. — И судили меня совсем не за это. Тем более что с той поры миновало почти два года. И со здоровьем у меня теперь все в порядке. Вы поймите.
— Не знаю, не знаю, — остановила его женщина, но при этом, как показалось Теплякову, в голосе ее прозвучали сочувствующие нотки. — Я не психолог, не врач, что-либо изменить в компьютерных данных не могу. Вам придется пройти комиссию и получить соответствующее заключение врачей-психиатров. Только в этом случае. Но, боюсь, к тому времени многое изменится.
— И где эта комиссия? — спросил Тепляков, откинувшись на спинку стула: он тогда, когда зачитывали приговор, как-то даже не обратил внимание на ссылку о его психической неустойчивости. И до сих пор никто ему о ней не напоминал. Да и сам он не считал себя психом.
— Комиссия? — Женщина задумалась на мгновение, затем продолжила: — Комиссия работает при горбольнице. Вам надо встать на учет, пройти курс лечения, только после этого. В любом случае, согласитесь, это пригодится вам в будущем. — И добавила: — Комиссия платная. Вы работаете?
— Грузчиком, — выдавил из себя Тепляков, уяснив бессмысленность своей затеи. И добавил: — В магазине.
— Я вам сочувствую, Юрий Николаевич. Но ничем помочь не могу. У нас на этот счет очень строго.
Тепляков поднялся. Затем, мучительно наморщив лоб, спросил: — А комиссия — это дорого?
— Точно не знаю, но думаю, что тысяч сорок-пятьдесят, — ответила женщина. Затем спросила, но уже совсем другим тоном: — Вы воевали?
— А-ааа! — махнул рукой Тепляков, все еще с надеждой заглядывая в глаза женщины, как будто она может изменить свое решение. — Всего один бой, ранение в спину, контузия. — Женщина смотрела на него то ли сочувственно, то ли печально, и ему вдруг захотелось поделиться с нею, хотя он и не знал, зачем это нужно. Он заторопился, боясь, что его остановят. — Понимаете, нас подставили. И мы попали в засаду. А потом суд и. и все свалили на меня, потому что я командовал взводом. Такая вот история. — Женщина покивала головой, и Тепляков смутился и потух. — Извините. Все это в прошлом. Все в прошлом, — повторил он обреченно и отвернулся: глаза у женщины напомнили ему глаза матери, и в горле Теплякова застрял комок, мешающий говорить.
