«Скажи, что хотела. Пожалуйста. Дай мне услышать твой голос».
Но я всегда просыпался прежде, чем она успевала сказать хоть слово.
В другом сне она вышла ко мне из непроглядной темноты, словно была в большой комнате или даже в складском ангаре без единого окна или источника света. Она медленно вышла в пятно резкого света, ее светлые волосы рассыпались по плечам. Она ступала легко и уверенно, подходила все ближе и ближе. Ее глаза сияли, густо подведенные черным карандашом. Она подняла руку, протянула ее ко мне. Мое сердце забилось быстрее. «Пожалуйста, дай мне услышать твой голос».
Когда она подошла ближе, ее лицо стало плавиться, как у кошмарной восковой фигуры из субботнего шоу ужасов. Косметика потекла по лицу разноцветными ручьями. А потом и само лицо начало оплывать: ее глаза, нос и губы. Расплавленный воск закружился, обретая новую форму. Еще до того как она затвердела, я уже понял, что это такое. Одна из мексиканских масок на День мертвых. Белый череп, расписанный яркими, броскими красками: черной, красной, синей и желтой, — с маленькими белыми цветочками по бокам. В центре, прямо между глаз, сочилось тремя слезинками нарисованное сердце.
Она открыла рот.
«Я слушаю, Кэтрин».
Но из ее рта вырвались не слова. Сначала оно было темным, маленьким и подергивающимся. Но потом выбралось и показалось во всей красе. Расправило крылья. Черные с оранжевым. Бабочка вспорхнула и улетела во тьму.
После этих снов я понял, что мне необходимо узнать, кем была Кэтрин Корингтон и что с ней случилось. Но потом мне в голову пришла еще одна мысль, осознание судьбы, искореженной и разрушенной: что происходит, если ты встретишься со своей второй половинкой уже после того, как она умерла?
Однажды посреди ночи, пробудившись от одного из таких снов, я вскочил с кровати и залез в Интернет. Даже не знаю, почему я раньше не догадался. Наверное, мне казалось, что это какая-то дикость, вроде как извращение. Я понимал, что это ненормально. Я знал, что никто этого не поймет; поэтому никому не рассказывал о Кэтрин.
У себя в комнате, в подвале родительского дома, я сел за компьютер и напечатал в строке поиска ее имя. Поиск выдал десятки страниц в социальных сетях, созданных девушками по имени Кэтрин Корингтон. Я просмотрел все странички в надежде найти свою Кэтрин, найти фотографию, увидеть ее. Я надеялся найти видео, услышать ее голос. Я просидел за компьютером несколько часов кряду, но не нашел ничего. У нее не было страницы в социальных сетях.
Я нашел неизвестную английскую поэтессу с тем же именем — Кэтрин Корингтон, погибшую при аварии конного экипажа в 1882 году. Она умерла, так и не добившись успеха на литературном поприще.
Прочел название одного из ее стихотворений: «Часы тикают несправедливо».
А потом я нашел ее. Нажал на ссылку, и страница начала загружаться. Коротенький некролог:
Кэтрин Корингтон, 23, из Нью-Йорка. Горячо любимая дочь Кэндис (в девичестве Робертс). Панихида: в субботу, 10 июня, в 11:00. Бюро ритуальных услуг Питерсона, 111 S, Мейн-стрит.
* * *
На следующий день я развозил цветы в спешке, носился по городку как ошпаренный, словно был не цветочником, а курьером службы экспресс-доставки. Мне нужно было выкроить себе час времени, чтобы начальник не спросил, где я прохлаждался.
В Интернете я нашел информацию о матери Кэтрин Корингтон. Она жила на стоянке домов-прицепов сразу за городом, у шоссе. После обеда я сорвался туда.
Вывеска на въезде на кемпинг-стоянку «Синий родник» выгорела на солнце, краска в нижней части щита растрескалась. Когда я въехал на территорию, дорогу перебежал маленький мальчик, гнавшийся за мячом. Я резко вдарил по тормозам, микроавтобус вильнул, чудом избежав столкновения. Мальчику было лет семь или восемь. Стрижка «ежиком», все лицо в веснушках. Он сердито уставился на меня.
— Извини, — пробормотал я, помахал ему рукой и поехал дальше. В боковом зеркале мне было видно, как он стоит, прижимая к себе мяч, и хмуро смотрит мне вслед.
Прицепы в «Синем роднике», с их фанерной обшивкой и грязными простынями вместо занавесок в окнах, были настолько стары и обшарпаны, что казались жилищами призраков. Хотя перед некоторыми красовались цветочные клумбы и стояли новенькие блестящие почтовые ящики. Дом Кэндис Корингтон оказался в конце улицы. Доберман, сидевший на цепи рядом с соседним домом, залаял, скаля зубы. Мужчина, возившийся с двигателем «Камино», оторвался от своего занятия и взглянул на меня. Я кивнул. Он ничего не сказал, не кивнул в ответ. Только вытер пот со лба.
Пластиковые цветы-вертушки вдоль дорожки, ведущей к дому, крутились на ветру. Пыльные металлические жалюзи на окнах были плотно закрыты. Я подошел к двери и постучал. Мужчина на другой стороне улицы вытер замасленные руки полотенцем и уставился на меня. Пес продолжал лаять и рваться на цепи.
Дверь приоткрылась.
Женщина держала в руках зажженную сигарету. У нее были светлые, как будто выбеленные волосы, собранные в высокий пучок, и усталые глаза.
— Вам что-то нужно? — спросила она.
— Кэндис Корингтон?
— Да. — Она посмотрела поверх моего плеча на микроавтобус, припаркованный на улице.
— Доставка цветов. — Я протянул ей букет.
Она взяла его.
— Спасибо, — пробормотала она, держа сигарету во рту, и начала закрывать дверь.
— Я знал вашу дочь, — быстро выпалил я, пока дверь не закрылась совсем.
— Правда?
— Мне очень жаль.
— Спасибо, — сказала она. — Где вы с ней познакомились?
— В школе.
Мне вспомнилась цитата из Вальтера Скотта. «Какую паутину мы плетем, когда впервые пробуем обманывать…»
— Вы ходили в школу в Нью-Йорке? — спросила она. — А что вы делаете в Стерлинг-Спрингс?
Ложь прирастала и прирастала.
— Я здесь вырос на самом деле. Просто мы с родителями какое-то время жили в Нью-Йорке, и там я познакомился с Кэтрин.
Я понятия не имел, к чему это все приведет.
— Ясно, — сказала она.
— Цветы от меня. — Я попытался улыбнуться.
Кэндис Корингтон посмотрела на букет, который держала в руках.
— Очень мило с вашей стороны.
Она шагнула назад, чтобы закрыть дверь. Я знал, что это мой единственный шанс.
— Можно я расскажу вам историю о Кэтрин, миссис Корингтон? Из тех, нью-йоркских времен?
«О боже!»
Кэндис Корингтон задумчиво посмотрела на меня.
— Да, конечно, — сказала она наконец. — Проходите. Налить вам воды?
— Если не трудно.
Внутри было темно. На приставных столиках громоздились кучи счетов и стояли многочисленные пузырьки с таблетками, продающимися по рецепту. Телевизор работал. Женщина на экране рыдала.
Мы уселись в гостиной, на продавленном старом диване с истертой клетчатой обивкой. Прямо над нами висела, слегка покосившись, картина в рамке. Репродукция этого импрессиониста, Сера. «Воскресный день в парке», или как там оно называется, я не помню. Странная на самом деле картина. Все персонажи, все элегантно одетые дамы под зонтиками от солнца, все мужчины в цилиндрах, все дети, собаки и даже обезьянка — все смотрят на озеро или куда-то еще, но не на зрителя. Все, кроме маленькой девочки. Девочка в белом платье и шляпке, в самом центре картины, смотрит прямо на тебя.
Кэндис Корингтон ушла на кухню налить мне воды. На столике рядом с диваном лежал журнал. «Современная ампутация». Я взял его в руки и уставился на привлекательную блондинку на обложке. Вместо одной ноги у нее был протез.
Я перебрал несколько невскрытых конвертов, тоже лежавших на столике. Один из них был адресован Кэтрин Корингтон, 210 Е, Пятая стрит, Нью-Йорк. Счет за телефон. Я сложил конверт пополам и сунул его в задний карман. Чувствовал себя последним уродом, но все равно взял конверт.
— Как вас зовут? — спросила Кэндис Корингтон, вернувшись из кухни и протянув мне стакан с водой.
— Джош. Джош Дайболт.
— Чем вы занимаетесь, Джош? В смысле кроме доставки цветов.
Он села рядом со мной. Диван так провис, что казалось, будто мы сидим на полу.
— Я изучаю английскую литературу в колледже Рок-Ривер.
— И как это вам потом пригодится?
— Может быть, стану писателем. — Я взял в руки стакан с водой, но пить не стал.
Кэндис Корингтон смотрела на вытертый бурый ковер.
— Кэтрин любила читать. Книжки из рук не выпускала. С самого раннего детства.
Она подняла глаза.
— Так вы хотели мне что-то рассказать? Как вы с ней познакомились?
На улице взревел двигатель автомобиля — восьмицилиндровый Годзилла. Парень все же завел свой «Камино».
— Просто на улице познакомились. В мае, — сказал я. — Пахло цветами и мусором, потому что в Нью-Йорке выставляют пакеты с мусором прямо на улицу.
«Господи, что за бред?»
— Кэтрин любила Нью-Йорк.
— Я знаю. Да. И мне это нравилось в ней. Как бы там ни было, однажды я увидел ее на улице в Сохо и подошел познакомиться. Я никогда в жизни не знакомился с девушками на улице, но в ней было что-то такое… Что-то знакомое и для меня предопределенное. Вот что я хотел вам рассказать. Я знаю, миссис Корингтон, это звучит странно, но, как только я увидел вашу дочь, у меня сразу возникло чувство, словно я знаю ее всю жизнь. Это было дежавю, знак судьбы, астральное влияние, два ночных поезда, что мчатся навстречу по параллельным путям, проносятся мимо, и пассажиры двух поездов смотрят в окна и видят друг друга, буквально секунду.
