– Дорогая, – сказал муж мисс Смит, – тебе и правда надо быть с ребёнком повнимательнее.
– Но я внимательна. Я стараюсь изо всех сил.
– Конечно, конечно. Но у него трудный возраст. Может, тебе немного отдохнуть?
– Я справлялась с детьми всякого возраста…
– Но милая, это не то же самое, что учить школьников.
– Но ведь это не должно быть так сложно. Я уж и не знаю…
– Просто ты устала. Весь день привязана к ребёнку, без отдыха, без выходных – это не шутка. Нам надо съездить в отпуск.
Мисс Смит действительно чувствовала себя усталой, но она знала, что проблема вовсе не в усталости. Сыну было уже почти три года, и два из них она постоянно что-нибудь делала не так. Где-то глубоко внутри она ощущала, что все эти оплошности – не её рук дело, что время от времени ей овладевает совершенно другая личность, беспечная, нерадивая, и иногда до преступности жестокая в своей халатности. Однажды она обнаружила, что ребёнок ползает по тротуару рядом с коляской – судя по всему, она забыла его пристегнуть. Как-то раз в коляске обнаружились сотни маленьких красных стеклянных бусинок. Женщина на улице обратила внимание мисс Смит на возможную опасность. Она разглядывала мать, подложившую ребёнку столь неподходящую игрушку, с неподдельным удивлением: «Он уж засовывал одну себе в носик, милочка. И проглотить мог десяток. От этого до смерти задыхаются, знаете ли». Бусы были её, но она не могла даже предположить, каким образом они попали к ребёнку. Ещё раньше, когда младенцу было всего два месяца, она вошла в детскую и увидела, как возбуждённая кошка дерёт когтями свисающее с детской кроватки одеяльце; в другой раз малыш нашёл где-то турнепс и стал его грызть. Мисс Смит ломала голову – может быть, она страдает тяжёлой формой хронической рассеянности, или потерями памяти? Доктор нашёл у неё признаки нервного истощения, что тоже не слишком утешало.
– Я плохая мать, – сказала себе мисс Смит, и заплакала, глядя на ребёнка, уютно свернувшегося в сонном тепле.
Однако невнимательность её прогрессировала, и люди отмечали, что для учительницы это было довольно неожиданно. Её муж был огорчён и расстроен, и в конце концов предложил нанять кого-нибудь для того, чтобы смотреть за ребёнком.
– Кого-нибудь? – спросила мисс Смит. – Нанять кого-нибудь? А я на что? Я что, уже совсем ни на что не годна? Я что, такая глупая и жалкая, что не могу заботиться о собственном ребёнке? Ты говоришь со мной, как с чокнутой.
Она была сконфужена и несчастна. Их брак шатался под грузом натянутых отношений. О следующем ребёнке не могло быть и речи.
В следующие два месяца ничего не происходило. Мисс Смит постепенно стала приходить в себя; она снова взяла свою повседневную жизнь под контроль. Ребёнок рос и развивался. Он проворно перебирал ножками на прогулке, что-то болтал на своём собственном языке, он был своенравным и капризным, и казался мисс Смит и её мужу самым смышлёным и милым малышом на свете. Каждый вечер мисс Смит аккуратно докладывала мужу о том, что новенького ребёнок сказал или сделал за день.
– Ничего не боится, – сказала мисс Смит, и рассказала мужу, как их сын кувыркался по всей комнате, пытаясь встать на голову.
– У него явные склонности к спорту, – ответил муж.
Они со смехом удивлялись тому, как им, таким неспортивным, удалось произвести на свет столь бодрого и физически крепкого отпрыска.
– И как тут наше маленькое чудовище? – спросил муж мисс Смит, входя в дом однажды вечером после работы.
Мисс Смит улыбнулась, радуясь хорошему завершению спокойного дня.
– Просто золото, – сказала она.
Муж улыбнулся ей в ответ, довольный тем, что ребёнок не слишком ей досаждал, и тем, что его сын уже такой самостоятельный.
– Загляну к нему на секунду, – сказал он, и направился к детской.
Поднимаясь по лестнице, он вздохнул с облегчением – в доме, слава богу, опять всё в порядке. Вздох ещё не закончился, когда он открыл дверь и почувствовал запах газа. Газ с тихим шипением выходил из незажжённого светильника. Комната была наполнена им. Спящий ребёнок дышал газом.
Лицо ребёнка посинело. Они вынесли его из детской, беспомощные, оглушённые происходящим. Они молча ожидали, пока врачи боролись за его жизнь, пока строгий доктор в белом халате не объяснил им, что ещё чуть-чуть, и он не поручился бы за благоприятный исход.
– Это не шутки, – сказал муж мисс Смит. – Дальше так продолжаться не может. Надо что-то делать.
– Я не могу понять…
– Слишком часто, это случается слишком часто. Дорогая, я больше не могу.
Газовый светильник в детской был установлен со всеми предосторожностями. Вентиль, регулировавший давление газа, открывался и закрывался ключом. Ребёнок в принципе мог достать до регулятора, но по заведённому порядку ключ каждый раз вынимали и клали на каминную полку. Просто и надёжно.
– Ты забыла вытащить ключ, – сказал муж мисс Смит. Мысли, ворочавшиеся в его мозгу, принимали пугающие формы. Он пытался увернуться от встречи с ними, зная, что не обладает достаточным эмоциональным или интеллектуальным запасом, чтобы выиграть бой.
– Нет, нет, – сказала мисс Смит, – не может быть. Я выключила газ и положила ключ на камин. Я совершенно точно это помню.
Он смотрел на неё в упор, не отводя глаз, пытаясь добраться до истины.
– Факты говорят сами за себя. Ты можешь предложить другую версию?
– Но это абсурд. Ты думаешь, он сам вылез из кроватки, повернул ключ, вернулся обратно, и заснул?
– Может быть, ты выключила газ и потом бездумно включила его опять.
– Как это? Нет, как я могла?
Муж мисс Смит не мог понять. Его воображение ухватило опасную мысль, словно пинцетом, и держало её перед ним. Факты были на стороне воображения, он не мог ими пренебречь: его жена повредилась в уме. Сознательно или бессознательно она пыталась убить их сына.
– Окно, – сказала мисс Смит, – окно было открыто, когда я уходила. Оно всегда открыто, для свежего воздуха. Но оно было закрыто, когда ты вошёл в детскую.
– Ну уж ребенок-то точно не мог этого сделать. Не понимаю, что ты хочешь сказать?
– Не знаю. Я не знаю, что я хочу сказать. Я просто не понимаю.
– Ты слишком устала от забот, дорогая, вот и всё. Тебе нужна помощь.
– Но мы не можем себе этого позволить.
– Можем или не можем, но нам придётся это сделать. Мы должны думать о ребёнке, а не о себе.
– У нас же всего один ребёнок! Я не так уж сильно устаю. Не может такого быть. Слушай, теперь я буду очень, очень осторожна. В конце концов, это первое происшествие за столько времени.
– Прости, дорогая. Нам надо дать объявление о поисках няни.
– Ну пожалуйста…
– Милая, прости, нет смысла меня уговаривать. Мы уже достаточно говорили об этом, и ни к чему не пришли. Надо подойти к этому разумно.
– Пожалуйста, ну пожалуйста, давай попробуем ещё раз.
– А ребёнок? Всё это время жизнь нашего сына будет в опасности, изо дня в день?
– Нет, нет…
Мисс Смит умоляла мужа повременить, но он молчал. Он курил трубку глубокими затяжками, сильно прикусив её зубами, и несчастные мысли его были в беспорядке.
Муж мисс Смит и вправду дал объявление о том, что ищет няню для ребёнка, однако вскоре выяснилось, что необходимость в ней отпала. Ребёнок пропал после обеда, в тот день, когда ему исполнилось три года. Мисс Смит выпустила его в сад. Он часто играл в саду, там было совершенно безопасно. Но когда она позвала его пить чай, он не пришёл; и когда она вышла посмотреть за ним, его там не было. Задняя калитка дома, за которой начинались поля, была открыта. Она не открывала калитку, и вообще редко ею пользовалась. В растерянности она было предположила, что ребёнок мог сам отпереть щеколду.
– Это невозможно, – ответил муж, – она слишком высоко и открывается с трудом.
Он смотрел на неё отчуждённо, получив подтверждение тому, что она хотела избавиться от ребёнка. Бóльшую часть ночи они вместе с полицией прочёсывали все окрестные поля, но поиски были безуспешны.
Утром, когда поиски продолжились, они утратили всякую надежду, а со временем безнадёжность переросла в страх того, чтó может открыть находка.
– Мы должны примириться с фактами, – сказал муж мисс Смит, но она продолжала надеяться в одиночестве. Она бродила по сельским окрестностям в поисках чуда, но не находила ни следа, ни известий о ребёнке.
Однажды у лесопилки её остановил мальчик, такой тихий, что она с трудом заметила его. Он робко пробормотал какое-то приветствие, и когда она подняла на него глаза, то узнала в нём Джеймса Мэчена. Она прошла мимо, думая о том, что завидует его жизни, что тот факт, что он жив, а её ребёнок мёртв, не более чем злая насмешка Провидения. Она молилась этому Провидению, давая ему десятки обетов, лишь бы всё наладилось.
Но ничего не налаживалось, и мисс Смит вынашивала в себе мысль, которую её муж не высказал вслух. «Я сама отперла калитку. По какой-то причине я не хотела этого ребёнка. Видит Бог, я любила его, и ведь это была не такая уж слабая любовь? Или я уже любила стольких детей, что на моего собственного ребёнка ничего не осталось?» Беспочвенные, душераздирающие теории затопили разум мисс Смит, обратив её мысли в бурлящий хаос.
