— Ага, — согласились Серега с Петрушкиным.
— И закат.
— Закат замечательный, — сказал Петрушкин. — Это я хорошо придумал выйти на балкон.
— Прекрасная мысль, — кивнул Серега.
— А еще знаете, что мы сегодня не пропустили? — спросил я. — Самое, наверное, главное.
— Что?
— Да все вот это. Встречу. Посидели, поговорили. Хорошо же?
— Хорошо, — согласился Петрушкин.
— А знаешь, ты ведь прав, — сказал Серега. — Кто знает, может нам никогда не удастся взобраться по тросу на девятиэтажку. Или там поохотиться на бизонов.
— Или посмотреть новости, — вставил Петрушкин.
— И черт с ними, — сказал Серега. — Но надо хотя бы не упускать вот такие вот моменты, да?
Мы согласились. Если уж Серега прав, то он прав.
— Ну вот и давайте выпьем за это, — Серега вернул мысль в привычную колею.
Мы выпили и стали смотреть на закат, на небо, которое было ярко-красным над лесистым холмом, за которым скрывается солнце, и иссиня-розовым вокруг, а еще выше — совсем темно-синим. А под этим небом, вдалеке, носились птицы над рекой, а по реке плыли большие льдины и мелкое ледяное крошево.
— А знаете, — сказал Серега. — Я ей немного завидую.
— Кому? — не понял Петрушкин.
— Реке. Вот смотри, она сидела-сидела всю зиму… И вдруг раз — стряхнула с себя вот эту всю зимнюю спячку и рванула. К океану рванула. Но это мы с тобой знаем, что к океану, а она-то не знает. Она просто поднялась и пошла. Неизвестно куда. Куда кривая выведет. Я ей завидую. Понимаешь? У нее впереди — тыща километров неизвестности.
Мы понимающе кивнули и помолчали.
— Вот как надо жить, — сказал Серега. — Вот так и надо. Встал — и пошел. Навстречу неизвестно чему. Каждый день новый поворот, и не знаешь, куда придешь. И на закат почаще смотреть.
— И на восход, — добавил Петрушкин.
— Да, и на восход, — согласился Серега, заглянул в свой стакан и обнаружил, что он пуст. — Пойдемте, выпьем за это.
Мы вернулись в комнату и выпили.
Когда мы с Серегой уходили от Петрушкина, закат давно угас и на улицах уже горели фонари. Серега сказал мне:
— Вот понимаешь, Леха… Хочется сделать что-то такое. Что-то внезапное.
— До дома дотерпишь?
— Тьфу на тебя. Я не о том. Ты понимаешь, что-то вот такое наросло в душе… Хочется свершений. Хочется действовать. Жить полной жизнью. Дышать свободно. А на деле — утром идешь на работу, перебираешь там бумажки, вечером идешь домой, покупаешь кефир и хлеб, поужинал — и спать. И все. Понимаешь, Леха? И так — всю жизнь. Понимаешь?
— Да у меня такая же история.
— Ну и вот. Знаешь, что нам нужно?
— Что?
— Ледоход, Леша. Ле-до-ход.
— В смысле?
— В смысле, в нашей жизни. Нужно пробудиться от этой спячки. Нужно жить как-то. Нужно идти куда-то. Понимаешь? Мы же закованы льдами, Леша. Мы никуда не идем. Вот здесь, — Серега ударил себя кулаком в грудь. — Вот здесь все во льдах.
— Понимаю.
Мы остановились на перекрестке.
— Слушай, может это… На следующей неделе на рыбалку махнем?
— Рыбалку? А знаешь, можно. Надо сапоги найти…
— И Петрушкина возьмем. Должен же он узнать, как на самом деле ловят рыбу.
— Точно. Ну, ладно, созвонимся.
— Давай, удачи…
И мы разошлись по домам — он направо, а я налево.