– Я в последний раз тебя спрашиваю: ты идешь?
Ярослав хотел уже было отказаться. Он даже успел подумать, что сил это сделать у него вполне хватит, но Надя не дала ему открыть рот.
Она обняла Ярослава, поцеловала его в щеку. Голос ее стал низким и нежным:
– Давай вот как поступим. Мы сейчас пойдем и купим кольца. Но это ничего не означает. Мы друг другу ничего не должны. Если захотим, мы сможем их тут же продать. Или обратно сдать. Договорились?
– Если что, сразу продадим, – сказал Ярослав.
– Сразу же. Обещаю.
Ярослав постоял еще несколько секунд, разглядывая обледеневший асфальт.
– Ладно. Пойдем.
В магазине Ярослав уставился на витрину с нелепыми золотыми перстнями-печатками. В голове у него гудело. Сильно хотелось плакать. Однако, вглядевшись в свое отражение в витрине, Ярослав с удивлением обнаружил, что он улыбается.
Продавец ювелирных изделий обратился к Наде с вопросом:
– Что вас интересует?
– У нас не очень много денег, – спокойно объяснила продавцу Надя. -
Мне обычное обручальное кольцо. Вот что-то типа такого. А ему кольцо тоже обручальное, но можно потоньше. Правда, милый?
– Правда, – кивнул Ярослав, на секунду отвлекшись от золотых перстней.
Затем он стал опять глядеть сквозь стекло, но все расплывалось у него перед глазами, а в висках стучала кровь. В этот момент он ясно понял, что жизнь его кончилась. Кончилась, так и не успев как следует начаться.
Вдруг Ярослав услышал решительный голос Нади:
– Все отменяется. Мы ничего покупать не будем!
“Какое счастье, Господи! – подумал Ярослав. – Какая радость!” Душа его возликовала.
– Мы ничего покупать здесь не будем, – добавила Надя. – Тут очень дорого. Пойдем в другой магазин.
Взгляд Ярослава снова потух. Спасения ждать было неоткуда.
Матвееву было тридцать восемь лет, и работал он в фирме по продаже автомобильных запчастей. Целыми днями стоял с палкой над двумя волосатыми компьютерщиками и следил, чтобы они вовремя обновляли сайт фирмы. Сам Матвеев в компьютерах не разбирался.
После Нового года появилась возможность съездить в отпуск. Жена не успела сделать загранпаспорт, и Матвеев поехал в Египет один. В группе русских туристов Матвеев сразу заметил одну очень наглую девушку. Звали девушку Оля. Вела она себя вызывающе и беспардонно.
Громко разговаривала, комментировала происходящее и вступала в долгие разговоры с иностранцами. По-английски она не просто говорила, а говорила безо всякого повода, демонстрируя произношение и знание языка. Можно было подумать, что никто, кроме нее, английским не владеет. Матвеев, между прочим, тоже по-английски мог.
Со словарем. Однажды он даже прочитал самостоятельно инструкцию для воздухоочистителя.
Эта Оля вела себя самоуверенно и нахально. Командовала, распоряжалась, куда туристам идти, что делать, будто бы она была старшим группы, а не тот худой парень. Еще очень раздражал Матвеева ее смех. Неестественный и противный. Было этой Оле лет восемнадцать-девятнадцать. Откуда у таких малолетних девиц берется эта смелость в общении с людьми? Она ведь и сказать ничего толкового не может, а так свободно обсуждает все вопросы, как будто действительно что-то знает. Откуда эта уверенность у таких вот пустышек? Всех она называет на “ты”, словно давних знакомых, и вырез у нее на майке такой, что невозможно в него не заглянуть, хоть тебе это и неинтересно.
Если это и есть новое поколение, думал Матвеев, то я плевать на него хотел!
Сам Матвеев с людьми общался с большим трудом. Когда, например, он звонил знакомому и попадал не туда, он стеснялся сказать: “Извините, я попал не туда”. В этом случае он делал вид, что с телефоном что-то случилось и аппарат барахлит. Матвеев артистично дул в трубку и кричал: “Алло, ничего не слышно. Алло!” Хотя все Матвееву было слышно. Он просто считал, что общение между людьми – это серьезно. И люди должны это понимать. А просто так с незнакомым человеком заговорить – это неправильно.
Белые, выгоревшие волосы, большие голубые наглые глаза этой самой
Оли за несколько часов поездки на курорт очень надоели Матвееву.
Хорошо еще, что в салоне самолета они сидели в разных местах.
Правда, она ходила по самолету туда-сюда, как будто не для нее загоралась надпись “Пристегните ремни”. А когда Матвеев отправился в туалет и проходил мимо нее, он увидел, как девица эта сидела с ногами в кресле, слушала СD-плеер и сама себе подпевала. А соседка ее, пожилая женщина, вместо того, чтобы сделать ей замечание, спокойно читала журнал.
Может быть, я старею, подумал Матвеев, уединившись в туалете. Ворчу, как старый дед. Терпимее надо быть к людям. Принимать их такими, какие они есть.
И тут же другая мысль появилась у Матвеева: о чем я, что за ерунда?
К кому надо быть терпимее? К этим наглым рожам, которые скоро на шею нам всем сядут?
На отсутствие мыслей он пожаловаться не мог. Их всегда было у
Матвеева с избытком.
В Египте Матвееву понравились разноцветные рыбки в море и не понравились местные жители.
Последние три дня он жутко скучал по жене.
Когда они летели обратно, эта Ольга оделась еще более вызывающе.
Белая майка с короткими лямочками. Майка на размер меньше, чем следует, обтягивала тело так, что были четко видны огромные соски.
Каким бы ты ни был, ты все-таки мужчина, думал Матвеев, и волей-неволей ты станешь на эти соски смотреть. Она же об этом прекрасно знает, хоть и малолетняя. Зачем же так делать?
А когда они проходили регистрацию в Шарм-Эль-Шейхе, случился конфликт. Худой парень, главный в группе, собрал у всех паспорта и передал египтянке – работнице аэропорта. Первую партию паспортов египтянка оформила и вернула. Тогда-то Матвеев узнал фамилию девицы.
Приставакина. Довольно смешная фамилия. Вторую партию паспортов египтянка задержала. Приставакина стояла напротив регистрации и не отходила, а громко беседовала с женатым мужчиной. Матвеев услышал ее фразу:
– …мы хотим помимо моей еще одну машину покупать. Машин, я считаю, должно быть много.
– Да, – согласился с ней мужчина. – Машин должно быть много.
Эти слова засели у Матвеева в голове. Машин должно быть много! Да она хотя бы на одну машину заработала? Если и заработала, то прекрасно известно, ЧЕМ она заработала! Или родители богатые купили.
Вдруг невероятная злость и мутное раздражение словно заполнили
Матвеева изнутри. Как воздушный шарик, надуваемый курильщиком, заполняется воздухом вперемешку с дымом. Матвееву стало трудно дышать. Он даже покраснел. Хотя на загорелом лице этого почти не было видно.
Приставакина и мужчина с обручальным кольцом продолжали разговор, а
Матвеев пытался прийти в себя. Обычно в этих случаях он курил. В аэропорту курить запрещали. Поэтому он просто постоял две минуты, рассматривая собственные ноги. Вроде бы отпустило.
Паспорта их долго не отдавали. Главный в группе куда-то делся.
Матвеев подошел к стойке регистрации и попытался по-английски спросить, что с их документами. Как назло, в этот момент все вокруг замолчали, и Матвеев в тишине выдавил из себя несколько английских слов. Говорил он от волнения с каким-то странным акцентом. Так по-английски говорят индусы. Неграмотно составленная фраза прозвучала и повисла в воздухе. Египтянка за стойкой, судя по выражению ее лица, ничего не поняла. Матвеев не стал настаивать. Он развернулся, чтобы скорее отойти от стойки, и тут услышал громкий голос Приставакиной, она обращалась прямо к нему:
– А куда ты торопишься? Все равно без тебя не улетят.
Мужчина с кольцом глупо рассмеялся.
Это было уже слишком!
– А ты на “вы” не пробовала с людьми разговаривать?! Я чего тебе, дружок твой?
– Вы чего такой нервный, товарищ? – первым среагировал собеседник
Приставакиной.
Она и мужчина с кольцом смотрели ему прямо в глаза. Матвеев этого не выносил.
– Я не к вам обращаюсь! – Голос Матвеева начал предательски дрожать.
– Он перегрелся, – сказала Приставакина нагло.
– Я не перегрелся, – все больше заводился Матвеев. – Я в порядке.
– Спокойнее. Спокойнее, – начала уже командовать Приставакина.
Но Матвеев перебил ее:
– Я-то спокоен, а вот ты с людьми сначала научись говорить нормально. Ясно тебе?!
Не получив ответа, Матвеев резко развернулся и зашагал в сторону выхода из аэропорта. Там он остановился, чтобы отдышаться, как после забега. Курить не стал. Сигареты остались в сумке, а сумка возле стойки. Стрелять сигареты у египтян не решился. Кто знает, может, это не принято.
Несколько минут он анализировал свою выходку. Сделал вывод, что со стороны он выглядел позорно. Нес ерунду. Чуть ли не фальцет у него прорезался. Орал высоким голосом. Но по существу, и в этом Матвеев был убежден, по существу он выступил правильно. Разве что глупо сделал, покинув место скандала. Надо было оставаться там до конца с невозмутимым видом. Тогда его правота уж точно не вызвала бы ни у кого сомнений. А так у присутствующих могла появиться мысль, что он какой-то истерик. Что, разумеется, не соответствует истине.
