Контролерша заканчивает отсчитывать бумажки, поднимает глаза, розовый пузырек жвачки лопается, зубки возвращают лоскуток в рот, во взгляде недоумение, косится влево, вправо, пытается узреть, что изменилось.
Роман пожимает плечами спокойно, как буддийский монах.
— Так стильно.
В руке девчонки откуда-то молниеносно возникает косметичка, свежее творение оценивает зеркальце, по личику прыгает солнечный зайчик.
— Да, так лучше, — комментирует новую прическу контролерша, зеркальце столь же неуловимо, как у фокусницы, исчезает не пойми где.
Девчонка протягивает ворох сотен и полтинников.
— Держи. Тут четыре двести.
Роман принимает.
— Верю.
Валюта ныряет в куртку.
Девчонка протягивает руку.
— Юля.
Роман пожимает.
— Рома.
Автобус плавно примагничивается к остановке.
Юля отрывает билет, в пальцах — опять черт знает откуда — появляется авторучка, Юля пишет на обратной стороне билета, оплаченный клочок перекочевывает в ладонь Романа.
— Найдешь «ВКонтакте».
Роман читает: «Юлика Чижева».
Юля улыбается как в японском мультике: до ушей, ресницы сжимаются в две полоски, пальцы показывают няшную двойку.
Роман из солидарности показывает такую же, уголок губ приподнимается.
Автобус выпускает в сумеречную свежесть, Роман вдыхает бензин, после адского парфюм-коктейля с примесью пива его запах кажется даже приятным, бывшие пассажиры растекаются кто куда, двери глотают порцию новых. Кроссовки неторопливо шаркают вдоль тротуара, Роман озирается, в синей мгле пестрые неоновые звезды мерцают в завлекающем танце, приглашают войти и купить, под тенью тополей дремлет, как динозавр в пещере, крыльцо почтового отделения, у вывески магазина электроники пылает гигантская надпись «Мы открылись!».
Шипение, автобус трогается, Роман провожает взглядом, в окнах, будто в театре теней, мелькает шустрый силуэт с хвостиками…
Шаги учащаются, Роман держит курс домой, проехал всего-то остановку, не такая уж большая плата за новое знакомство и полную куртку денег. Карманы ритмично звенят монетами, словно за спиной цыганский табор с бубнами. Мимо ползут влюбленные пары, нестройно маршируют галдящие, смеющиеся компании, наверное, в кино, кафе или ночной клуб, одиночки устало спешат после работы под крыло домашнего уюта.
Медленно разбухает здание магазина, где Роману отказали в первый раз. Роман переходит по «зебре», инстинкт заставляет обойти стороной подозрительную компанию из двух лысых и мужика в кепке, магазин вырастает до реальных размеров. Не хочется иметь дело с теткой за прилавком, но не возвращаться же без хлеба, разменять удалось с таким трудом, квесты надо доводить до конца.
Стеклянная дверь распахивается, вылетает прилично одетый мужчина, комплекция внушительная, морда — кирпич: грубая и красная.
Мужчина тычет пальцем в глубину дверной глотки.
— Вы за это ответите!
Разворачивается, лапища судорожно извлекает из пиджака пачку сигарет, челюсти кусают один из торчащих фильтров, вытягивают.
— Бардак!
Пачка возвращается в пиджак, вместо нее зажигалка. Пара чирков, огонек, затяжка, дым. Мужчина смотрит на часы.
— Черт, опаздываю…
В другой руке ветерок треплет купюру в пять тысяч.
— Что, не меняют? — интересуется Роман.
— Да вообще оборзели, сволочи!
— Могу обменять, — предлагает Роман, — за сотню.
На Романа обрушивается взгляд такой, словно с драконом осмелилась заговорить блоха, мужчина не знает, то ли удивиться, то ли долбануть по черепу.
— Грабеж!
— Ну, мое дело предложить, — пожимает плечами Роман. — Решайте, что важнее, переплатить сотню или…
— Ладно, давай, коммерсант хренов…
Роман достает бумажки, ноздри щекочет аромат денежной краски, купюры шелестят, долго льется звон монет, кругляшки перетекают из ладони в ладонь.
— Куда столько мелочи?! — возмущается мужчина.
— Зато хватит на неделю.
Шорох, звон и блеск денег привлекают подозрительную компанию, двое лысых и один в кепке у столба с урной прихлебывают пиво, покуривают, сгорбленные фигуры делают вид, что заняты меж собой, но прищуренные глаза косятся в сторону Романа и партнера по размену.
Роман доплачивает из личной мелочи двадцать рублей, что ушли на проезд, экономическая операция завершена, кошелек мужчины разбух как насосавшийся клещ, лапища вытягивает пятитысячную купюру, за ней — сотню.
— На.
— Благодарю.
Роман прячет в куртку.
Мужчина вновь смотрит на часы, ругается, туша в деловом костюме уходит с напористостью ледокола, прохожие испуганно уступают, даже бандитского вида троица. Роман хотел спросить, почему тот не вернется, не купит, что собирался, но не успел.
Через пять минут выходит из магазина с пакетом, сквозь полиэтилен просвечивают три пузатых овала, на хлеб ушла почти вся выторгованная сотня.
Ноги ведут домой, пакет шуршит в такт шагам, Роман изучает людей, переводит взгляд с одного на другого. Уличная торговка продает гвоздики, псевдоинвалид просит милостыню, шеренга парней на ходу травит анекдоты, гыгыкает, женщина в пальто бредет с опущенной головой, старики, тинэйджеры, бизнесмены, выпивохи… Если смотреть долго, начинают повторяться, чаще и чаще.
Роман сворачивает в арку, черное бетонное горло длиной метров десять.
Ближе к концу звук чужих шагов вынуждает обернуть голову, неспешно преследуют двое лысых, были у магазина.
Грудь врезается, Романа отшатывает назад, над ним скалит кривые желтые зубы верзила в кепке.
— Дарова, пацанчик. У тебя, смотрю, денежки водятся…
Верзила потирает воротник Романовой куртки.
— И прикидик ничего…
У Романа звонит мобильник. Блин, как вовремя-то!
Кепка лыбится шире.
— Охохо, и телефончик имеется!
Потирает пузо, другая рука уперта кулачищем в бок, рожа довольная как у сытого кота. Шаги за спиной достигают предела громкости, обрываются. На асфальте растянуты две лысые тени.
— Ну че встал, — напирает кепка в блатной манере, — шмот снимай.
Роман кивает.
— Ага.
Ладонь заряжает верзиле в челюсть, тот заваливается назад, ручищи машут нелепо, как общипанные крылья, Роман пулей пролетает под мышкой, разгоняется словно гепард. Живет на пятнадцатом этаже, лифт не работает, так что ноги страусиные, несется почти не касаясь тверди, пакет летит следом как воздушный шарик, булки хлеба колотятся наперебой подобно обезумевшим сердцам.
По лабиринту дворов и проулков разносятся сочные матюги, Романа догоняют, подошвы преследователей барабанят совсем рядом, до иголок в коже чувствует: сейчас схватят, повалят!
Роман в прыжке разворачивается, пакет описывает широкую дугу, хлебная груша бьет лысого по морде, тот пытается удержать равновесие. И удержал бы, однако об него спотыкается лысый второй. Оба целуются с асфальтом, но недолго, бритоголовых догоняет верзила в кепке, погоня продолжается в полном составе.
Мобильник звонит и звонит.
Роман на бегу достает.
— Але, ну ты где? — канючит Вика.
— Скоро вернусь! С хлебом!
Или без головы.
— А, ну тогда ладно, — говорит Вика. — Ждем к ужину, мама с папой дома, дед скоро должен прийти со встречи ветеранов.
— Хорошо!
— А чего так пыхтишь?
— Да тут по городу марафонский забег, дай, думаю, присоединюсь…
Роман задыхается.
— Стой, тварь! — кричат сзади.
— А кто там орет?
— Болельщики.
Роман жмет сброс, мобильник в карман, ноги на пятую передачу.
Окна, бетон, кирпичи, зелень газонов, — все шатается как в землетрясение, Роман ныряет под шлагбаум, лавирует меж припаркованных авто, бесконечные рывки и повороты, воздух излизывает холодными языками, но лицо горячее, чувствует себя летящей вращающейся пулей. Спину обжигает матерное рычание, в ушах грохочут, как орочьи барабаны, ноги преследователей.
Но вот уже двор Романа! Близость спасения дарит второе дыхание, рука ищет в кармане электронный ключ, беглец ускоряется, бежит к подъезду сквозь разукрашенные трубки и бревна детской площадки, кроссовки с треском швыряют в догоняющих облака песка.
Об ограду спотыкается.
Падает перед крыльцом, основной удар принимают кости предплечий, колени и ребра, нос случайно утыкается в пакет с хлебом, как в подушку безопасности, боль растворяется в адреналине мгновенно, Роман откидывается на спину, пятки толкают назад, но затылок и хребет упираются в ступени. Бандиты с выпученными глазищами несутся бычьим стадом, лысые в авангарде, кепка в хвосте, сейчас запинают, растопчут!..
Откуда-то справа:
— За Рррродину!
— За Сталина!
Лысую парочку на бегу сшибает скамья, ее держат за концы двое неизвестных, сей таранный тандем отшвыривает лысых как кегли, они катятся кубарем, врезаются в жесткий клумбовый кустарник, спасители сбрасывают на них скамью и азартно мутузят руками и ногами. У одного на голове матросская бескозырка, из прорези на груди мелькают полосы тельняшки, у второго — шапка летчика, на глазах здоровенные полетные очки. У обоих позвякивают ордена, матрос и летчик боевито крякают, бандиты с перепуганными окровавленными рожами пытаются убежать, но их хватают за шивороты, сбивают с ног, проливается град новых ударов.
