— Это знаменитейшие французские циркачи, воздушные гимнасты Антуан и Жорж! — ответил молодой человек.
— Хочу в цирк! Хочу в цирк! Хочу посмотреть на французиков! — капризно надувая губки, затараторила вторая дама.
Их кавалер набил рот шашлыком, и с трудом, но очень галантно произнес:
— Мадам! Желание женщины — закон для джентельмена!
* * *
Теперь Антуан и Жорж шли у самой воды, а в стороне от них плелся мальчишка с рыбой.
— Васька, — сказал Антуан Жоржу. — Так больше жить нельзя. У меня голова с голодухи кружится.
— Ну потерпи еще немного, — ответил Жорж. — Потерпи, Феденька. Нажарят нам сейчас ставридки...
— Каждый день ставридка, ставридка, ставридка! — зло проговорил верзила Федя. — До каких пор?
— А я тебе сколько раз говорил, давай сорвемся из этого цирка к чертовой матери! — сказал Вася и негромко свистнул.
Мальчишка вопросительно посмотрел на него.
Вася сделал какой-то жест руками, понятный только одному мальчишке, и мальчишка умчался, размахивая куканом с рыбой.
— Куда ты сорвешься? Куда ты сорвешься? Ни денег, ни ангажемента... Трапеции, и те хозяйские! Попасть бы к Саламонскому, к Никитину, к Чинизелли. Показать бы им нашу работу, найти бы себе хорошего хозяина...
Вася нагнулся, поднял плоский голыш и с силой пустил его по воде «блинчиками».
— А нельзя ли вообще без хозяина? — спросил он, глядя как камень скачет по воде.
— Это как же? — испугался Федя.
— А очень просто, — ответил Вася и бросил второй голыш.
— А жить как же?
— Товарищество организовать, — задумчиво произнес Вася и пустил по воде третий голыш. — И начать жить по-новому...
— Какое товарищество? — спросил Федя. — Цирковое?
— Ну, мы с тобой цирковое, а другие — общее. Российское.
— Кто это такие «другие»? — подозрительно спросил Федя.
— Есть люди, — коротко ответил Вася.
— Знаю я этих людей, — зло сказал Федя. — Это те люди, к которым ты в Тамбове по ночам на сходки бегал, а мне врал, что на рандеву к барышне Кошкиной собираешься. Я, если хочешь, все про тебя понимаю! Я не дурак какой-нибудь! Ты лучше придумай, как у нашего хозяина хоть пятерочку выманить!
— Нет. Надо, чтобы эта сволочь отдала все наши деньги, которые мы заработали за последние полтора месяца! — решительно возразил Вася. — Часть на дорогу пойдет, а на остальные... Нам бы только до Тамбова добраться!
* * *
В глубине набережной стоял богатый провинциальный цирк. Он светился огнями и вход его, украшенный яркими и наивными афишами, был уже забит публикой, которая вливалась в три настежь открытые двери.
Афишы были прекрасны:
«Стой, прохожий! Один ты или с дамой, остановись перед рекламой, читай, не ленись, сегодня — бенефис!»
«Сегодня, в субботу, 18 июля 1913 года — граф Люксембург в волнах страстей! Дуэты из опереток!»
«В последний раз! Опасный жокейский трюк!»
«Чудо воздуха! Шедевр полетов! С новыми трюками исполняют г. г. Жорж и Антуан — Париж»
Такие же замечательные афиши украшали стены кабинета хозяина цирка. Здесь все было плюшевое и золотое. Висели гравюры из лошадиной жизни, у двери стоял манекен, одетый во фрак, и у резной ножки манекена — лакированные башмаки с «ушками». А рядом в углу — «шамбарьеры» и стэки разных сортов.
За столом сидел удивительно симпатичный, дородный господин лет сорока пяти и, мечтательно подняв к потолку глаза, ласково улыбаясь, изредка шевелил губами, будто повторял про себя чьи-то прекрасные строки.
Однако, если бы мы посмотрим на стол, то увидили бы руки господина. Господина директора цирка.
Его руки, вернее, пальцы — длинные, красивые с фантастической быстротой пересчитывали деньги. Пересчитывали так, как это мог сделать только профессиональный банковский кассир с тридцатилетним стажем.
Раздался стук в дверь. Хозяин цирка мгновенно сдернул с головы турецкую феску и прикрыл ею пачку денег. А затем, не изменяя выражения лица, повернулся и пророкотал:
— Антрэ!
В дверь просунулась чья-то испуганная усатая морда и прохрипела:
— Сергей Прокофьевич! К вам господин городской голова и господин полицмейстер идут-с!
— Очень мило с их стороны, — улыбнулся хозяин цирка и щелкнул пальцами.
Морда исчезла. Хозяин цирка приподнял феску, не торопясь снял с пачки несколько крупных бумажек и положил их в правый карман шелкового стеганого халата с кистями, а потом снял с пачки еще несколько бумажек и положил их в левый карман. Оставшуюся пачку он спрятал в ящик письменного стола и замкнул на ключ.
А феску снова надел на голову. И в эту секунду открылась дверь и в кабинет вошли городской голова и полицмейстер.
— Очень мило с вашей стороны, ваше превосходительство! И с вашей, ваше превосходительство! — хозяин цирка широко раскинул руки, встал навстречу важным гостям. — Прошу покорнейше, прошу покорнейше...
* * *
К «черной», служебной двери цирка подходили Васька-Жорж и Антуан-Фе-дя.
Слышно было, как оркестр настраивал свои инструменты.
На почтительном расстоянии от входа слонялись мальчишки, стараясь хоть краешком глаза проникнуть за таинственную дверь.
— Здрасьте, дяденька Жорж! — крикнули мальчишки.
— Привет, — ответил Вася и внимательно вгляделся в стайку мальчишек.
— Здеся я, здеся, — негромко проговорил мальчишеский голос за из спинами.
Вася и Федя обернулись и увидели своего приятеля. Он стоял у самой двери, в тени, и будто бы безразлично смотрел в сторону.
— Рыба пожарена хлеба я не достал куды ее девать? — спросил он без запятых.
— Подожди нас после представления на берегу. Там и поужинаем, — сказал Федя.
Мальчишка кивнул и повернулся к Васе.
— Проведите, дяденька Жорж.
Вася изобразил удивление и спросил:
— Куда?
— Не смешите меня, дяденька. Или вы не знаете!
— В цирк, что ли?
— А то вы не знаете!
— Ты же раз двадцать смотрел, — сказал Федя.
— Мне опять смерть как охота!
— Я пойду, — сказал Федя Васе. — Может быть, успею до представления у него хоть несколько рублей попросить.
Вася посмотрел на Федю, на мальчишку, и снова на Федю. Казалось, что в голове у него сейчас рождается какой-то план.
— Иди, — сказал он Феде. — Я мигом...
Федя ушел за кулисы, а Вася взял мальчишку за шиворот и отвел его в сторону. Приятели завистливо смотрели им вслед.
— Я вам завтра ставридки — мильен наловлю! А хочете во-от такенного краба? — и мальчишка развел руками на добрый метр.
— Да заткнись ты! Не нужен мне твой краб. Ты язык за зубами держать умеешь?
— Могила! — мрачно и твердо проговорил мальчишка.
— Ну так слушай, «могила»... Ты лошадь сможешь достать?
В кабинете хозяина шел приятный разговор.
— Ах, господа, артисты — это дети, — говорил хозяин, мягко улыбаясь и приветствуя гостей рюмочкой коньяка. — Милые, неразумные, требующие постоянного внимания и заботы. Каждый из них сохранил ребячью душу и, что иногда прискорбно, младенческое отношение к миру. Клянусь вам, господа, я несу этот крест исключительно из любви к искусству!
В дверь просунулась усатая морда.
— Сергей Прокофьич! На один моментик-с... — сладко прохрипела морда.
— Прошу прощения, господа, — улыбнулся хозяин цирка и вышел из кабинета.
* * *
В коридоре усатый громила одной рукой прижимал к стенке Федю и шептал хозяину:
— Скандал грозится устроить, гнида этакая!..
— Сергей Прокофьевич, ну хоть часть денег-то отдайте! Хоть сколько-нибудь! Мы же с Васькой с голоду дохнем!
— Тих-хо! — усатый поднес огромный кулак к носу Феди.
— Он правильно говорит «тихо», — ласково сказал хозяин. — Тихо. До конца сезона — ни копейки. Вон отсюда!
Хозяин цирка вернулся в кабинет, сел, как ни в чем ни бывало в кресло, и продолжил свой монолог:
— Поверьте мне, что сегодня управлять цирком с пользой для народа и просвещением для умов может только человек, обладающий мудростью Талейрана и нежным сердцем многодетной матери...
Их превосходительства молча выразили свое восхищение хозяину цирка, а одно из превосходительств правой рукой приподнял рюмку, левой же умильно приложил платок к глазам.
* * *
А потом их превосходительства сидели в ложе со своими чадами и домочадцами, аплодировали первому номеру — гротеск-наездницам на двух толстозадых битюгах, и все время незаметно, стараясь не привлечь внимания друг друга, пытались хоть краем глаза, хоть наощупь, определить количество денег, врученных каждому хозяином цирка.
Хозяин во фраке, с бутоньеркой в петлице стоял посреди арены с длинным шамбарьером в руке и улыбался их превосходительствам и всей почтенной публике.
* * *
Вася и Федя переодевались в крохотной гордеробной. Они натягивали трико с блестками, а вещи, снятые с себя, увязывали в свертки.
Федя достал моток шпагата. Он уже собирался перевязать узел, как Вася решительно отобрал у него моток и засунул его за вырез трико.
