Представьте — жестокий, смертельный бой, а я в самом центре.
И вдруг меня кто-то схватил, прижал к себе. И представьте себе, мне стало так хорошо и спокойно. Я даже выстрелы перестал слышать. А потом… — гость улыбнулся Бейсенгали, — я даже не испугался, когда увидел, что меня держит русский солдат…
За столами было тихо. Все сидели пораженные рассказом гостя. Бейсенгали закрыл глаза. Слишком уж неожиданно все вспомнилось.
— Ата, почему ты не рассказывал нам про это.
— Ата, расскажи.
— Хорошо, — кивнул старик, — расскажу. И вы поймете, почему я никогда об этом не рассказывал.
Абулхаиров немного помолчал, тяжело вздохнул и начал рассказ:
— Я помню, хорошо помню, тяжелые были бои. Немцы превратили Берлин в крепость. Каждая улица перекрыта баррикадами. Что ни дом, то укрепление. Окна нижних этажей заложены кирпичом и мешками с песком. Везде узкие бойницы, и из каждой ведется огонь из автоматов и пулеметов. Все простреливается. Из верхних этажей бьют фаустпатронами. Проворонишь гранатометчика и танк сразу сожгут. Приходилось штурмовать каждый дом. Этаж за этажом. Каждую комнату и подвал. Немцы сопротивлялись отчаянно, особенно эсесовцы. Эти не сдавались. Только фольксштурм, и те не всегда поднимали руки. Нашему батальону была поставлена задача — блокировать, а затем выбить немцев из домов по улице… — Бейсенгали прикрыл глаза, и воспоминания нахлынули, словно весенняя сель…
***
Орудие оглушительно рявкнуло. Баррикаду, перекрывающую улицу впереди подняло взрывом. Пара пулеметов, что не давали подойти ближе замолчали.
— Вперед! — скомандовал лейтенант.
Прикрывая друг друга, бойцы побежали вдоль стены. У разрушенного подъезда сгруппировалось и прижались к стене.
— Гранаты!
В проем полетели гранаты. Несколько взрывов выплеснули на улицу осколки битого кирпича и клубы пыли.
— Абулхаиров первый этаж! Шмаков подвал, остальные за мной!
Ворвались в дом. Пыль после взрывов еще опадала. Полуразрушенная лестница еле видна. На втором этаже копошились и стонали раненые немцы. Стреляя на ходу, верх устремились бойцы. В подвал свернули пятеро, а Бейсенгали повел свое отделение по коридору. Дом содрогнулся от взрывов гранат. На верхних этажах начался жаркий бой. Где-то работал вражеский пулемет. Коридор разделился на два направления. Сержант по звуку определил — где находиться пулемет.
— Малявин направо, Карпов со мной!
В пыльном мареве мелькнули серые тени. Абулхаиров прижался к стене и дал очередь из ППШ. Кто-то вскрикнул. Выстрелы в ответ — пули дернули рукав ватника и выбили кирпичное крошево чуть правее. Семен Карпов выругался и, достав гранату, кинул её вдоль коридора. После взрыва, метнулись вперед, на ходу добивая оглушенных врагов. Из последнего дверного проема неожиданно выскочил немец. Сержант выстрелил навскидку. Враг рухнул. Где-то впереди загрохотал длинными очередями вражеский пулемет. Двигаясь вдоль стен, бойцы приблизились к последней двери. Сержант на мгновение заглянул. Так и есть — немцы вели огонь через забаррикадированное окно. Абулхаиров кивнул прикрывающему рядовому, кинул РГД, переждал взрыв, и ворвался в комнату. В обнимку с исковерканным MG, лежала только пара убитых. Кирпич и мешки с оконного проема частично выбило на улицу. В соседней комнате кто-то был. Карпов проскочил к проходу, быстро глянул в соседнюю, отпрянул, и показал три пальца. Бейсенгали, кивнул и знаками показал Карпову, что идет первым, а он прикрывает. Ворвавшись в помещение, сержант дал очередь. Три серых фигуры судорожно согнулись, а затем рухнули на битый кирпич.
— Чисто, — крикнул Карпов, опуская автомат.
Эта комната последняя. Абулхаиров скользнул взглядом по убитым и похолодел.
— Сол балалар, — прошептал по-казахски Бейсенгали, бледнея. — Мен балаларды каза…*
— Что? — не понял Семен.
— Дети, Сема, дети, — прохрипел сержант, — я детей застрелил.
Карпов, наконец, внимательнее посмотрел на убитых. Перед ними лежали мальчишки не старше 10–12 лет.
Семен шагнул ближе.
— Пусть дети, но они с оружием. А значит враги.
Бейсенгали только головой покачал.
— Дети не должны на войне гибнуть, Сема. Дети же… — но закончить сержант не успел, за окном послышалась возня и шепот. Абулхаиров тут же вскинул автомат, а Карпов осторожно подкрался к проему и выглянул. Одновременно в окне появилась настороженная запыленная физиономия в пилотке. Оба ойкнули. Семен присел, боец тоже исчез.
— Эй, славяне! — весело крикнул Карпов. — Только гранату не киньте, свои!
— Какие это свои? — спросили с улицы. — Свои бывают разные!
— Свои, свои, — ответил сержант. — Шестьдесят первая стрелковая, а вы?
— Разведка двадцать восьмой гвардейской! — и в окне появились два лица. Чумазые, словно негры.
— Ба, — удивился Карпов, — где ж так извазюкались-то, гвардейцы?
— Там, — махнул за спину один из новых знакомцев. — Пулемет чуть не срезал, пришлось в самую сажу падать и на пузе сюда…
— Так вы опоздали, братишки, сделали мы его.
Бабахнул взрыв, и началась стрельба как раз там, откуда явились разведчики.
— Ох, ё! — присели все.
— Ну, бывайте, мужики, — быстро проговорил гвардеец, — встретимся после Победы!
— Конечно! — согласился сержант.
— И выпьем вместе, — добавил Семен.
И бойцы, пригибаясь, быстро перебежали улицу.
Дом от врага уже отчистили. На верхних этажах всех немцев уничтожили, но пятеро успели перебежать улицу. Бойцы сунулись было следом, но из здания напротив их встретили плотным пулеметным и автоматным огнем. Пришлось отойти в захваченный дом.
Почти весь взвод собрался на первом этаже. Бойцы перекликались, менялись впечатлением о бое, и спорили, как быстро они выбьют немцев из следующего здания.
— Доложить о потерях! — это с верхних этажей спустился взводный.
Убитых при штурме дома не было, что лейтенанта порадовало. Только при попытке на плечах врага ворваться в следующее здание один боец получил тяжелое, а пятеро бойцов легкие ранения. Вот расход боеприпасов огорчил — патронов на полчаса боя, орудие вышло из строя, а гранат почти не осталось.
Абулхаиров доложил о встрече с разведчиками двадцать восьмой гвардейской. Лейтенант кивнул, приблизился к окну и присел рядом с сержантом Ванюшиным. Стали вместе разглядывать противоположное здание.
— Так, что высмотрел, сержант?
— Немцы закрепились в доме напротив, тащ лейтенант. Полтора-два десятка стволов с парой пулеметов.
— Где пулеметы?
— Вон, крайнее, слева заложенное мешками окно, и справа подвальное узкое окно, самое опасное.
Пулемет в подвальном окне действительно был самым опасным. И даже если гранату докинуть, то попасть сложно — проем сам по себе узок, словно архитекторы изначально предусмотрели в этом месте потенциальный ДОТ. И ведь как удобно расположен — пулемет простреливает всю улицу. И не обойти — следующее здание почти все обрушено, а следующий жарко горит. На улице имеется несколько искореженных остовов автомобилей, но от пулемета защита слабая.
— Да, — согласился взводный, — выкурить расчет будет не просто. Марченко!
В комнату заглянул связист.
— Я, тащ лейтенант!
— Связь давай.
Связист положил катушку на пол, на неё коробку телефона, снял трубку и принялся вызывать:
— Волга-семь ответь Каме-два. Волга-семь ответь… да! — воскликнул Марченко и протянул трубку взводному. — Волга-семь, тащ лейтенант.
Взводный взял трубку и начал докладывать:
— Волга, я Кама-два. Заняли угловой дом по Зекзише-штрассе. Противник закрепился в доме напротив. Плотный пулеметный огонь. Орудие повреждено. Прошу поддержать броней… — лейтенант прервался, слушая трубку, — понял, товарищ капитан, понял. От боеприпасов не откажусь… есть!
Отдав трубку связисту, взводный распорядился:
— Брони не будет. Минимум через полчаса могут подтянуть орудия, так что слушай приказ! Первое и второе отделение занять оборону, сержант Иванов ко мне, остальные отдыхать.
— Иванов, возьми пару бойцов и дуй за боеприпасами. Путь помнишь?
— Так точно, тащ лейтенант!
— Так давай, мухой!
Бойцы оттянулись вглубь здания и, найдя подходящие места, расселись вдоль стен. Многие растормошили мешки и, достав хлеб, принялись медленно жевать.
Бейсенгали сел, не снимая мешка, и задумчиво уставился на пролом в стене. Рядом плюхнулся Карпов, достал фляжку, отпил немного, покосился на Абулхаирова.
— Ты чего такой смурной, сержант?
— Да все о том же, Сема…
— А, понятно, — кивнул Семен и протянул фляжку, — на, Темиртасыч, глотни. Полегчает. И вообще, мой совет — забудь…
Проходивший мимо лейтенант остановился и внимательно посмотрел на Абулхаирова.
— Сидите, — остановил он собравшихся встать бойцов. — Что случилось, сержант?
— Я… — Абулхаиров запнулся, волнуясь, — олтирген… убил…
