В марте мне исполнилось семь, и в то лето у меня появился первый настоящий шрам, который до сих пор радует мою коленку. Получен он был самым глупым образом из всех моих шрамов и самым безболезненным. Мы приехали в гости к бабушке (не той, что мазала мне живот), и я пошла гулять у них во дворе. Там на куске асфальта стояла металлическая горка, с которой я вознамерилась съехать и съехала. Потом я пошла качаться на качели. Качели были «лодочка», и ко мне присоединилась девочка. Мы качались, пока она не стала бесцеремонно пялиться мне на ноги широко распахнутыми глазищами. Я проследила за ее взглядом и увидела около себя лужицу крови, которая накапала из раны на колене. Скатившись с горки, я слегка задела коленом асфальт, и, видимо, какой-то особо острый камень распорол мне ногу. Я слезла с качелей и пошла домой, вернее, к бабушке. Она ахнула, мама ахнула, а я совершенно ничего не чувствовала. Потом мама еще долго привязывала мне к ране вареную крапиву. Крапива вообще была моим верным спутником многие годы.
В то лето мы переехали, с Ольгой мы пытались общаться некоторое время, ездить друг к другу в гости, но расстояние было около тридцати километров, каждый день не наездишься, мы были еще детьми, и общение постепенно сошло на нет. Но и мои родители, и я ещё долго считали её моей лучшей подругой.
Глава III. Новое место
Место, в которое мы переехали, было заселено работниками авиации, коими являлись и мои родители. Наша улица так и вовсе называлась Самолётная. Все в нашем дворе знали друг друга, так как работали в одной сфере. Мне очень нравилась та атмосфера некоего единства, почти семейственности. Взрослые про детей друг друга чужим людям говорили: «Это наша девочка (мальчик)!», и все мы были под невидимой, но ощутимой защитой.
Во дворе нашего дома была огороженная рабицей, отсыпанная песком площадка, расчерченная для тенниса и волейбола. Летом, по вечерам, после работы взрослые играли, а детвора сидела на заборе по периметру площадки и смотрела. Мы с подружками занимали самое высокое место, и игроки боялись сбить нас мячом. Ещё рядом с площадкой по обе её стороны были турники, для нас очень высокие, но высота объекта не та причина, которая помешала бы нам на него залезть. Всё лето мы, как обезьяны, болтались на этих турниках, кувыркались, висели вниз головой или просто сидели верхом и разговаривали. Вполне возможно, что это сказалось на длине моих рук.
Вообще, когда я вспоминаю, чем мы занимались, куда залезали, откуда прыгали, где купались и чем играли, мне становится страшно за мою дочь.
Глава IV. Плоты
Поскольку место жительства наше находилось в непосредственной близости от аэропорта, а одна из взлетных полос и вовсе была у нас под носом, то и объекты наших игр были так или иначе связаны с авиацией.
Любимым нашим развлечением было плавание на больших квадратных кусках пенопласта, заключенных в кожух из тонколистовой стали, мы называли их плотами. Недалеко от нашего дома, за дорогой, в низине каждую весну образовывалось некое подобие пруда. Это была огромная лужа глубиной примерно по плечи десятилетнему ребенку, а длиной и шириной достаточной, чтобы по ней можно было плыть на плоту. У нас их было несколько. Листы по бокам со временем разрывались, пенопласт постепенно пропитывался водой и терял свою плавучесть, тогда мы затаскивали один на другой. На такой конструкции можно было плыть вдвоем, а то и втроем. Мы отталкивались от дна длинными палками и «путешествовали» целыми днями, пока с наступлением лета лужа не пересыхала.
На «плотах» я получила следующие три шрама. Я плыла на своём одинарном, моя подруга Марина – на двойном. Вдруг мой плот начал уходить под воду, я в панике велела Маринке плыть ко мне и прыгнула со своего плота на её, соскользнула и обе ноги над коленями симметрично распорола торчащим листом стали. Раны получились глубокие, заживали долго. Маринка до сих пор не понимает, зачем я стала прыгать, если глубина тогда была максимум до середины бедра, ну замочилась бы, так я итак замочилась. Ну, в общем, вряд ли стоит искать здесь какое-то логическое объяснение.
В другой раз, я, уже закончив свой вояж по луже, пришвартовала плот и по мелководью шла босиком к месту, где мы оставили свою обувь. Как раз в том месте кем-то не к месту была разбита бутылка, и коварное донышко лежало под водой острыми краями вверх. Подвернувшись, моя нога как раз угодила верхней поверхностью ступни на эти края. Вот этот шрам беспокоит меня до сих пор, поскольку был перетянут нерв, и боль сохраняется по сей день.
Кроме нас в этой луже обитала и иная живность, например, лягушки. Лягушек было много, а икры, которую они там откладывали, ещё больше. Нам выпадала уникальная возможность наблюдать их жизненный цикл, от вылупления из икры до формирования взрослой особи. Сначала из икринок появлялись задние лапки, было забавно наблюдать за плавающей икрой с двумя лапами сзади. Потом появлялась передняя пара, и тогда становилось ещё смешней, потому что у них ещё сохранялся хвост. Так они и прыгали с хвостами. К моменту лужевысыхания лягушки полностью формировались. Но случалось и так, что ранняя весна иссушала лужу раньше времени, и тогда мы собирали недовылупившихся лягух в ведра с водой и перетаскивали в ближайший ещё не высохший водоём, спасая живность от верной гибели.
Интересен тот факт, что, кроме нас, меня и двух моих подруг Ани и Марины, несмотря на то, что и лужа и плоты находились в общем доступе, никто больше на них не посягал. Зато мы, едва дождавшись таяния снегов, пускались в плаванье сначала в резиновых сапогах, а ближе к лету - босиком. Однажды, ещё до наступления тепла, когда мимо нас проплывали куски льда и снега, Анька совершила глупость, подобную моей. Она встала на одну сторону плота, та начала уходить под воду, и моя подруга вместо того, чтобы спокойно встать посередине, начала в панике метаться с края на край, а наши крики не доходили до её сознания. Дело, естественно, кончилось полными ледяной воды сапогами и промоченными до колен штанами. Мы рванули к ней домой, она переоделась в сухое и теплое, мы напились горячего чая и стали пытаться высушить её одежду до прихода родителей. За этим занятием и застал нас Анькин старший брат Антон. Он с высоты своего роста и возраста фыркнул что-то неодобрительно-язвительное и нелестно отозвался о наших умах. Ради справедливости стоит заметить, что он и его дружок порой, видимо, совсем от безделья, принимали участие в наших «мероприятиях», давая иногда вполне дельные советы. Вообще, Аня по части нарушения целостности своего тела, уступала мне не очень, вот Марине везло больше, хотя были инциденты и с её участием.
Глава V. Лето
Лето – самая страшная пора для родителей, чьи дети не уехали к бабушке в деревню, в пионерский тогда ещё лагерь или под иной присмотр. Дети, оставшиеся летом дома, предоставлены сами себе целый день, и, как бы не пытались работающие родители контролировать их, это на грани фантастики. Повезло тем родителям, чьи старшие дети обременены младшими, далеко не уйдут, а так же тем, чьи дети имеют обременённых младшими детьми друзей. Моим родителям и родителям моих подруг повезло. Моя основательно младшая сестра всё детство висела на мне якорем, теперь я понимаю, что и хорошо, но тогда меня это лишь злило. Но, тем не менее на мою долю выпало не так уж мало развлечений, а мой «якорь» в итоге уберёг меня от многих безрассудств.
Пока мама, находясь в декрете, сама сидела с Настей дома, я наслаждалась свободой.
Кроме уже упомянутых турников, лето было наполнено и другими, порой весьма опасными, занятиями. Так, однажды, мы компанией человек в пять-шесть отправились в пеший поход за забор, по ту сторону которого находилась взлетная полоса. Забор был из высоких железобетонных плит, но в одном месте кем-то до нас была пробита довольно большая дыра, через которую мог спокойно пролезть и взрослый. Полоса была недействующая, закрыта на ремонт, поэтому взрослые не особо переживали, зная, что мы туда ходим, но на всякий случай запрещали. Помимо ВПП за забором был ещё лесок, какие-то дороги, канавы, овраги, обломки самолётов, много грибов и земляники. В тот день стояла жуткая жара, мы шли очень долго, пока не поняли, что, возможно, мы не знаем, в какую сторону идти, чтобы попасть домой. Как только детям говорят, что нет еды, они сразу хотят есть, говорят, что они потерялись, им срочно нужно домой, если нет воды, то они тут же умирают от жажды. У нас случилось всё сразу. По пути попался овраг, заполненный водой. Самая старшая из нас девочка предложила попить из этого лягушатника, аргументируя: «А как во время войны солдаты из луж пили?! И ничего!». Время войны нас убедило, мы напились, а потом все вместе ожидали последствий. Самым неприятным для меня было то, как я скажу маме, что напилась из лягушатника, в случае негативного исхода? Но всё обошлось, все выжили.
