Глава 4
Совесть очистить не удалось. Осмотрев чердак, стало ясно, что снайпер стрелял именно отсюда и готовился к этому основательно. Егоров жутко матерился, проклинал всё на свете, а особенно прыткого Гришу, который, по его мнению, был виновником номер один. Теперь из-за его дури опять всё подразделение превратится во взмыленных коней и, как водится, впустую, ибо найти по таким данным стрелка, днём с огнём, что означало только одно: опять придётся мылить шею и не её одну. Командование при таком раскладе озлится не на шутку, что обещает выговора, бессонные ночи и пинки.
Павел молчал, полностью понимая правоту Андрея, но скрыть ничего уже было невозможно. Это называлось впрячься. Они дождались приезда экспертов и спустились во двор дома.
– Пойдём по второму кругу,- зло констатировал Егоров, прикуривая сигарету.
– И взъебут так, что мало не покажется,- бросил Павел, кивнув. Они уселись на лавку возле подъезда, которая на удивление пустовала.
– Пустить на тормозах!??- безнадежно предложил Егоров, не веря в такой оборот.
– Хочешь стать старшим?- спросил Павел угрюмо.
– Паш! Ну, кто-то же этот удивительный мир выдумал! Только сказки в нём какие-то всё страшные. Тут полтора километра…
– Вот член, которым нас вздрючат, будет такой же длины. Но ты мне не ответил?
– Нет, не хочу. Этот хомут мне не осилить. Я в пристяжных похожу. А что?
– Если б ты сейчас сказал да! то я бы подал рапорт Буркову немедленно,- Павел встал с лавки.- Поехали, что-то перекусим,- он посмотрел на часы,- обед ведь.
Что больше всего мешает расследованию? Неотступный контроль руководства. Бич этот не изжит до сих пор, не смотря на смену общественного строя. Многие из коллег до сих пор свято верят в него и считают необходимым, так как его наличие снимает с тебя часть ответственности. Более того, все отмечают, что при демократии контроль усилился многократно, стало больше начальников, а тех, на чьи плечи кладётся раскрытие преступления, стало меньше и как результат – полное отсутствие результатов. Это не парадокс. Это эволюционно и нормально. Жизненно ясно и непривлекательно, но что поделать, коль ты и есть тот самый ослик, на которого грузят всё что заблагорассудится, нисколько не соотносясь с твоей грузоподъемностью и выносливостью. Мысль, что ты ослик не самое прекрасное утешение. Единственно, что тебе позволительно в какой-то период времени это проявить то самое упрямство, от которого руководство не в особом восторге и воспринимает его поначалу как бунт на корабле и лишь время спустя, перестав хлестать бедное животное, оставляет упирающегося в покое, сбросив поклажу. Мы сидим поздним вечером в моём кабинете с майором Егоровым, те самые глупые ослики, набитые своими хозяевами, пьём крепкий чай, но без "Твикс", причём тут пальцы, смеемся, вспоминая смешные истории из нашей и чужой жизни, рассказываем друг другу пошлые анекдоты. Сегодня мы веселы и беспечны, потому что всё положенное уже получили, всё пережили, и перспектива не такая мрачная как это казалось вчера. У нас забрали злосчастное дело об убийстве банкира Попонича и услали в Генеральную прокуратуру к мистеру Скуратову, что, собственно, нас и развеселило. Нас это радует! Мы не злые, не юродивые, мы простые ребята, которым всё порядком надоело. И если кто-то решил передать дело в Генеральную прокуратуру, ему видней. Баба с воза…
Входит Крякин. Подсаживается к столу, наливает себе чай. Он с дежурства. Сутки мотался по городу. В обязанности дежурного входят выезды на все происшествия: пожары, взрывы, убийства. Вдруг эти преступление связаны с безопасностью государства.
– Что нового, Кряк?- спрашивает Егоров.
– Три пожара, один взрыв (кислородный баллон), два убийства (бытовуха). Спокойное дежурство,- отвечает Кряк.
– Дело Попонича ушло от нас в Гену,- Егоров удовлетворенно улыбается. Гена – Генеральная прокуратура на внутреннем сленге.
– А чё ты так самодовольно лыбишься на меня?- Кряк хлебает чай. Именно хлебает, с причмокиванием как старушка у самовара, что всегда забавляет Егорова.- Гена поручил ведение дела Пороховщикову. Не иначе завтра будем сидеть у него в приёмной и дожидаться, когда он соизволит пригласить на беседу.
– Откуда информация?- с лица Егорова сползает улыбка.
– На одном из выездов был знакомый следак, от него,- и Крякин растягивает губы в подобии улыбки.
– Шутишь?!!- всё ещё не верит Егоров.
– Я у него не переспрашивал,- перестав скалиться, ответил Кряк,- но человека одного звонком посетил. Подтвердилось.
Пороховщиков – важняк, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры, состоял на этой должности всего два года и успел раскрутить десяток висячек (зависших в расследовании дел), два из которых были убийства. Пришёл он в прокуратуру из оперативной ГРУ, после окончания академии юстиции, слыл занудным законником, придиравшимся ко всяким мелочам, нажил себе огромное количество врагов, как в Генеральной прокуратуре так и в МВД.
– Значит, не все наши боги за нас!- произношу я.- Раз подсылают к нему.
– Пошла писать деревня,- Кряк поднимается.- Спасибо вам за чаёк. Физкульт!!- он исчезает делать самую нудную работу, которую ненавидят все; писать рапорт о суточном дежурстве.
Пороховщиков позвонил через пять дней утром.
– Жду тебя у входа на Новодевичье,- произносит его голос,- через сорок минут,- и положил трубку.
Я с ним не знаком, ни разу не встречался и чтобы вот так сходу на ты!??! Ну, я этому наглому выскочке выскажу всё!! Во мне кипит, клокочет. Бросаю все дела и мчусь к Новодевичьему кладбищу. У входа сухонький, маленького росточка человечек с папочкой. Серенький такой воробушек с серенькими, ничего не выражающими глазками. Не бог весть какой типчик.
– Я – Пороховщиков,- произносит серая личность и протягивает руку. Я молча жму и оставляю свой наезд на потом.- Не стал вас приглашать в кабинет, счёл это лишним. Идемте прогуляемся,- и направляется по центральной аллее. Прусь за ним следом. Метров через полста сворачиваем вбок и ещё через сто метров он останавливается возле надгробия.
Д Е М И Д О В
Владимир Игнатьевич
3.06.1957 г. – 3.01.1995 г.
– Тут, под этой плитой, неизвестный. Пусть вас имя не вводит в заблуждение,- говорит он, не глядя в мою сторону.
Эта информация меня не касается, поэтому я жду дальнейшего повествования. Мало ли кто, где и под каким именем схоронен.
– Вы, ваш заместитель Егоров, Крякин и Перепёлкин завтра поступаете в моё распоряжение. С вашим командованием всё улажено. Вы, я вижу, не очень довольны?- он смотрит мне в глаза.
– Повод?- говорю я ему, намекая на неопределённость.
– Моя личность стала в последнее время достаточным поводом для сплетен и как результат, напряженность с руководством МВД, да и в прокуратуре на меня стали коситься. Вы вольны отказаться. Что-то делать я вас заставить не могу и не буду. Тем более применять всякие приказы и давить вам на мораль. Вам придётся переговорить со своими самому, ибо мне с ними встречаться нет резона. Хватит того, что я доверяю вам, лично вам. На раздумья у вас несколько часов. Вот вам ключ от квартиры и листок с адресом,- он показывает мне лист на своей ладони, я запоминаю, после чего чиркает зажигалкой и пепел растирает ногой.- Приходите без хвоста.
– Так ли уж необходима конспирация?
– Очень. Обдумайте всё хорошо. Опасность велика, но вы человек рисковый,- он улыбается, но его улыбка не кажется мне естественной.
– Гарантии у нас будут?
– Самые высокие. От П. Давайте расстанемся.
Он отходит от меня гуляющей походкой, заложив папку свою за спину. Несколько мгновений я стою, но потом снимаюсь с места, мимоходом глянув на надгробную плиту.
На явку я пришёл первым и ждал его, не включая света, два часа. При появлении он сразу спросил:
– Согласны?
– Да.
– Ваши?
– Участвуют, но…
– Вы откомандированы на неопределённый срок в одну из бывших союзных республик для передачи опыта. Да! Отчетов вам писать не придётся.
– Тогда в ажуре.
– Всем вам надо изменить внешность, гардероб и место жительства.
– Сделаем.
– Деньги, документы в кейсе,- он ставит у моих ног чемоданчик.- Там же ключи от гаражей и авто. Места, где заложены спецсредства, оружие.
– Сколько у нас времени для обустройства?
– Три дня.
– О целях могу поинтересоваться?
– Я сам пока не знаю где и кого искать, от чего предчувствия у меня не самые радужные.
– Хоть общее направление?
– Для начала надо выяснить всё о трупе, лежащем под плитой. Многого там не отломится, но это пока единственная ниточка.
– Большие странности?
– Огромные, Павел Сергеевич. В основе: бытовое убийство. Бывший ухажер палит из обреза картечью в спину нового любовника своей пассии. Всё с большого бодуна. Убивает наповал. Она понесла мусор, а дверь оставила приоткрытой. Услышав выстрелы, у того двуствольный, она пустилась бежать. Полудурок следом, но на выходе из подъезда попадает под кулак бывшего старшины милиции (здоровый квадратный дядька, много лет назад уволен за драку с сотрудниками КГБ, был под шафе). Всё вроде на лицо. Дамочка представила документы убитого, они собирались расписаться, у неё пятый месяц беременности, заявление в ЗАГС в наличии. Вскрывать тело не дала. У того по документам нет родных – детдомовец. Военный билет пестрит записями о ранениях и наградах. Сверхсрочник. Шесть лет в Афганистане. Она уплатила следователю, сотруднику МВД, дала врачу в морге.
