– Пойду сусликов ловить.
– Погоди, – Глеб насторожился,- машина едет.
Несколько секунд оба прислушивались. Движок хрипел и рычал где-то за болотами, если по прямой – метров двести, а так – километра два. Наконец Мирослав определил:
– Да это же наш УАЗик.
– Точно, – Глеб хлопнул себя по лбу, – Скиба сказал, что Дмитрий Данилыч должен приехать… Я и не заметил, когда он уезжал.
– Днем еще, вернее, вечером, – вспомнил Мирослав. – Мы в волейбол резались, я забежал водички попить…Встретить?
– Давай обходи территорию, я сам встречу, – хлопнул друга по плечу Глеб. Серб то ли в шутку, то ли всерьез отдал честь и растворился в темноте.
Глеб неспешно подошел к шлагбауму, перегораживавшему единственную нормальную дорогу на территорию лагеря, остановился, опираясь на легкую металлическую перекладину, украшенную рядом катафотов ярко-оранжевого цвета.
УАЗик захрипел где-то совсем близко, взвыл, хрюкнул удовлетворенно. Глебу представился динозавр, бредущий по болоту, но тупой высокий нос уже выкатился из темноты, кромсая душную темноту лучами фар. Распахнулась дверца водителя, нога в начищенном до звездного сияния сапоге отупила на грешную землю, но вместо света звезд отразила огонек мобильника – Лукаш с кем-то разговаривал:
– Нет… Во-первых, я у тебя не был, а во-вторых, я на тебя обиделся… Как за что?! Да западло так таз ставить!.. – он бешено замахал рукой Глебу, прервал еще одним, особенно яростным взмахом, его доклад и, убирая мобильник, сказал: – Представляешь, сестра моя – ну, которая в Ростове – родила наконец. Так что я теперь дядька!
– Кого родила, мальчика? – Глеб спросил об этом без особого интереса – ему казалось, что на заднем сиденье кто-то устроился. Лукаш помотал головой:
– Не, не мальчика.
– А кого? – так же рассеянно спросил Глеб и, ойкнув, начал потирать лоб. Отпустивший ему щелбан Лукаш вылез наружу весь и наставительно сказал:
– Казак никогда не расслабляется… Так, что еще? – спросил он темноту. – Машину я поставлю, сам пойду спать… О, да, точно, конечно! – он неожиданно посерьезнел и, приобняв Глеба за плечи, отвел к шлагбауму: – Глебыч, тут такое дело. Человека одного разместить надо.
– Во!- Глеб искренне возмутился. – Дмитрий Данилыч, ну где я его размещу?! В палатках все занято, нет же свободных кроватей, только часовых.
– На одну ночь, – Лукаш не приказывал, вроде бы даже просил. – Александрыча будить неохота, он знает…
– Да он только лег, про вас спрашивал, – вспомнил Глеб.
– Ну вот… Одну ночь. Завтра подвезут, что нужно – кровать, тудым-сюдым, поди кудым… Дежурный по лагерю такие вопросы должен "на раз" решать.
– Что за человек? – уточнил Глеб. – А то завтра вы же и спросите: "А кого это, мил друг Глебыч, – мальчишка передразнивал подъесаула очень похоже, – ты разместил на вверенной тебе территории по ночному времени?.. Кто распорядился?!. Я?!?!. Знать не знаю, ведать не ведаю, ничего не слышал – прописал шпиена и диверьсанта, а на меня валит.."
– Глебыч, – ласково сказал Лукаш, – скоро дожж па-адеть. Утром все побегут на зарядку…
– Ни фига, – покачал головой Глеб, – я дежурю, а утром сдам и буду спать. Так что пусть и-идеть… Что за человек, Дмитрий Данилыч?
– Пацан, – снова стал серьезным Лукаш и, вздохнув, пожал плечами. – Звать Серега. Больше ничего про себя не помнит. Не делю назад наши его в плавнях нашли. Ну, больница там, искали по краю – ничего. Собираемся через Москву искать, но это ж когда, а пока врачи сказали: амнезия у него, нервная какая-то, и лучше ему среди ровесников. А считай все ровесники тут. Ну не в детдом те его в Буденновск?! Ну и решили – пусть с нами, а там посмотрим.
– Вообще ничего не помнит, что ли? – Глеб покосился на УАЗик.
– Не, ну есть-пить и разговаривать он умеет, – пояснил Лукаш. – Вообще все нормально. Он своего прошлого не помнит, имя только. Ни вещей, ни документов или чего… Взяли – джинсы, трусы, майка, кроссовки, носки, все побитое,рвеное и грязное.
– От соседей ушел[3], – хмуро сказал Глеб. – Точно. Это у них спрашивать надо, кого и где они украли. И кто у них из зиндана[4] уйти сумел недавно…
– От соседей, нет,- развел руками Лукаш, – а пока надо его разместить и поскорей. Мы с Александрычем за него отвечаем. Так что работай, а я машину отгоню.
– В дежурке положу, – решил Глеб. – Давайте его сюда.
– Сергей! – негромко, но отчетливо окликнул Лукаш.- Иди, приехали.
Из. УАЗа выпрыгнул мальчишка, подошел – медленно, но без задержки. Глеб с хмурым интересом оглядел его, понимая, что ведет себя как-то не так – однако по-другому смотреть на незнакомых ровесников он не умел. Мальчишка, впрочем, не выглядел особо напуганным или зашуганным – так, просто мальчишка, попавший в новое место к новым людям и осматривающийся. Он был повыше и потоньше Глеба, сильно загорелый, светленький, с тонкими чертами лица, над правой бровью – шрам, длинный, белесый. Без вещей…
– Глеб – Сергей, Сергей – Глеб, – быстро отбарабанил Лукаш и полез в УАЗик. Глеб вздохнул, пока зал рукой:
– Пошли, – и первым зашагал к палатке, слыша, как Сергей идет за ним.
Внутри он посильней подкрутил керосинку, кивнул на кровать. Мальчишка был в камуфлированной форме, но без знаков различия и эмблем. И без кубанки, конечно. Помедлив, взглянул искоса на Глеба, подошел к кровати, сел, сидя начал раздеваться, глядя в угол. Глебу стало скучно – взрослые дела – и он вышел наружу.
Лукаш уже смылся. За шлагбаумом прошел Серб, исчез в кустах – бесшумно, мошкара летела на огонь керосинки с удвоенной энергией, и Глеб, заглянув внутрь, увидел, что Сергей уже в постели. Уменьшил огонь до минимума и, чтобы разогнать сон, пошел шататься по территории.
Вернулся где-то через полчаса, сел на стул, повздыхал, плюнул наружу и достал из-под столика растрепанный журнал – "Технику-молодежи" восемьдесят лохматого года, который кто-то оставил в начале смены. Читать там уже было нечего, но сидеть просто так – тоже, знаете ли…
Сергей вздохнул, не как спящий. Чтобы хоть с кем-то поговорить, Глеб безразлично спросил:
– Ты что, не спится?
– Не, – голос у мальчишки был обычный, как внешность. – Я и не хочу, я почти весь день проспал, пока Дмитрий Данилович по делам бегал.
"По девкам," – со смешком отметил Глеб. А еще – что мальчишка говорит не по-здешнему, а как в Центральной России. Вслух спросил:
– А чего тогда лег?
– Я думал, у вас так положено…
– Ну вообще-то положено, – кивнул Глеб, – но ты же это. Вроде гость…Ты точно спать не хочешь?
– Не хочу, я же говорю…
– А ты в шахматы играешь?"- спросил Глеб и осекся, но мальчишка спокойно ответил:
– Играю… Я сначала и этого не помнил, а потом в больнице увидел, как играют – и вспомнил.
– Садись, сыграем, – обрадовался Глеб, доставая походные шахматы Скибы, которые тот всегда оставлял дежурным. Мальчишка выбрался из-под простыни, подошел, огляделся, пододвинул второй стул. В этот момент Глеб заметил у него на спине темные полосы и с трудом перевел дух – да, точно он догадался… – Ты какими будешь, поканаемся?
– Слушай… – мальчишка вздохнул, повел плечами, потом словно бы решился: – Ты не подумай… просто со мной так бывает… Я есть хочу. Не хотел совсем, я поел, как выезжали, а сейчас хочу…
– Во, блин, проблем-то, – бодро сказал Глеб. – Ну-ка…
Нагнулся, порылся в столе и выставил на него вскрытую полупустую банку сгущенки, пачку пресных галет, где не хватало трех штук, на треть полную бутылку теплой минералки, а напоследок – закрытую банку риса с бараниной. Потом достал из чехла на поясе "байкер"[5] – открыл консервный нож и начал ловко вскрывать банку каши. Занятый этим делом, Глеб не сразу заметил, что Сергей, взявшись руками за край с тола, внимательно и напряженно следит за его действиями – а когда заметил, то удивленно спросил:
– Что?
– Нож, – кивнул Сергей и сделал замедленное движение рукой. – У меня был такой. Я его носил… – снова рука поплыла по воздуху. – Я его носил на поясе. И… – он покачал головой: – Нет, не помню.
– Да ты давай ешь, а я пока фигуры расставлю, – Глеб обеими руками придвинул по столу еду, банки, бутылку. – Голову себе не забивай, найдут твоих и ты все вспомнишь. У нас не Москва, у нас, слава Богу, – он перекрестился, – Кубанское войско!
2.
Гроза в самом деле прошла под утро – мгновенная и гремучая – но вот только ее против всех ожиданий сменил дождь, несильный и затяжной. Само по себе это было неплохо – дождь требовался полям, садам, бахчам всей Кубани – но для лагеря в этом имелись определенные проблемы.
Впрочем, Глеба они не очень-то колыхали. Сменявшись, он уснул в палатке, куда днем заходить запрещалось, и проснулся аж после обеда. Дождь все еще шел, но в разрывах между тучами тут и там мелькало то голубое небо, то солнце, намекая, что все это скоро пройдет.
