Но когда Бэтээр вернулся из армии, в квартире уже не было ни матери, ни ее мужа, а были тетя Варя — слава богу! — и его полуторагодовалая сестра Полина, которая уже вовсю ходила и вовсю говорила.
— Ты кто? — строго спросила она, внимательно разглядывая его с ног до головы.
— Тимур, — сказал он. — Твой брат.
— Б-р-т-р-р, — старательно повторила она.
— А ты кто? — Тимуру очень понравилась его сестра и он хотел с ней как следует познакомиться.
— Пулька, — важно сказала она, похлопала себя растопыренной пятерней по пузу и деловито полезла к нему на руки. — Покатай. На шее.
С тех пор он и стал навсегда Бэтээром, а она — Пулькой, и стоило ему чуть зазеваться — она тут же садилась ему на шею. Тетя Варя говорила, что он сам ее балует. А кого еще ему баловать-то было? И сама тетя Варя Пульку баловала, ей тоже больше некого было баловать.
А мать похоронила своего третьего мужа, Пулькиного отца, продала его квартиру и уехала, а месяца через три позвонила и сказала, что вышла замуж, у нее вот такой новый адрес и вот такая новая фамилия. Всех фамилий матери Бэтээр не помнил, знал только, что в девичестве она была Авдеева, а потом Борисова, а еще потом, через какое-то промежуточное замужество, — Волкова, потому что он был Борисов, а Пулька — Волкова. А все остальные фамилии матери менялись слишком часто, и вообще дело не стоило того, чтобы их запоминать, тем более что никакого отношения они к жизни тети Вари, Бэтээра и Пульки не имели. Слава богу.
Только бы мать не надумала вернуться. Если бы тетя Варя была жива, он бы не так боялся. Тетя Варя всю жизнь была опорой мироздания и его личной каменной стеной. Тетю Варю мать почему-то опасалась… Сейчас ей опасаться некого, сейчас может, чего доброго, и вернуться… Как будто ему с Пулькой проблем мало.
Ага, вот он, номер двенадцать. Старенький совсем. Развалюха. Окошечки крошечные и почти у самой земли. Дверь низенькая, крылечко узенькое, ступенечки черненькие, досочки, наверное, гниленькие… Убожество убогое. Чего это Пульке здесь как медом намазано? Не иначе — колдунья эта ее тетя Наташа. Старая ведьма, которая привораживает детей затем, чтобы, например… Ой, нет. Зачем старые ведьмы могут привораживать детей — об этом думать совсем не хотелось. И так он уже старается ни газет не читать, ни телевизор не смотреть. Хоть бы уж с Пулькой все в порядке было… А то ведь убьет он эту старую ведьму, ей-богу убьет…
Бэтээр выскочил из машины, торопливо обогнул ее, широко зашагал к перекошенной калитке в просевшем под тяжестью лопухов заборе, решительно взялся за трухлявые досочки…
— Стоять, — зловеще сказали откуда-то не от дома, а вроде бы справа.
И недвусмысленно лязгнул металл. Совершенно недвусмысленно — что, он звуков таких не слышал, что ли? У него тоже есть охотничье ружье. Кажется, здесь все гораздо серьезней, чем он думал…
Бэтээр осторожно повел глазами вправо, быстро оглядел небольшой огород, заросший до невозможности, две старые яблони посреди огорода, плотный куст диких роз… Никого там не было, и спрятаться, в общем-то, негде было. Разве только за этими розами…
— Руки, — сказал тот же голос.
Бэтээр оторвал ладони от трухлявых досочек калитки, слегка поднял руки и даже развел их в стороны: что, мол, такое? Я не вражеский лазутчик, я тут просто так гуляю, извините, если помешал… А сам лихорадочно придумывал, как вызволить Пульку из этого притона бандитского. Ему бы только вызволить ее, а потом уж он так ее отлупит… Отведет душу и за все прежние нервотрепки, и за сегодняшний свой черный ужас… Только бы вызволить ее, дуру пубертатную.
Из-за розового куста вышло чучело с ружьем наперевес. Чучело было в линялом полосатом халате, в белой косынке, в черных очках и с бумажкой на носу. Ружье чучело держало слегка небрежно, но очень профессионально. Очень, очень профессионально. И целилось ему в живот.
— Погодь, Талька, не пуляй! — закричал тонкий веселый голос из-за спины чучела, от забора, отделяющего соседний участок. — Погодь, я счас Михалыча позову… Михалыч! Иди скорей, Талька счас опять кого-то застрелить!
— Анастасия Сергеевна, не мешайте, — сквозь зубы сказало чучело по имени Талька.
— Не, мы не мешаем, мы тока поглядим чуток… — приговаривала старенькая Анастасия Сергеевна, деловито устраиваясь на табуретке по ту сторону соседского забора. — Михалыч, ну что ж ты такой медленный? Становь свою стулу вот туточки, отседова хорошо видать. Давай, Талька, пуляй, мы готовые…
Они и правда приготовились — два старых мухомора, мухомор со своей мухоморшей, — устроились с удобством, уставились с веселым интересом, ждут, когда его будут расстреливать. Слышал он о криминальной обстановке на этих Выселках, но чтоб до такой степени…
— Она что, правда выстрелить может? — недоверчиво спросил Бэтээр у этих зрителей.
Старый мухомор снисходительно усмехнулся, а старушка — безбожный одуванчик гордо сказала:
— А как же! Талька может! Ишшо ни разу не промазывала… Она у нас мастер спорта по этому делу.
— Бред, — сердито буркнул Бэтээр. — Дичь какая-то. Средь бела дня, при свидетелях… Бред.
Ружье все так же смотрело ему в живот, и рука у чучела по имени Талька ни разу не дрогнула, и старые мухоморы ожидали выстрела в полной уверенности, что дождутся, — но Бэтээр почему-то перестал бояться. В бандитском гнезде так не бывает. Уж очень все… нереально. Театр. И Пульке, скорей всего, здесь ничего особо страшного не угрожает. Он до такой степени успокоился, что отвел глаза от чучела с ружьем и опять взялся за калитку.
— Так ты, подонок, своему быку не поверил, значит? — холодно спросило чучело и щелкнуло курком. — Или он тебе ничего не передал? Руки!
Бэтээр опять оторвал ладони от калитки и даже сделал шаг назад.
— Ниже бери, — со знанием дела посоветовала мухоморша от забора. — Слышь, Талька? Ниже, говорю, бери. А то давеча в черного стрельнула, а у него бронежилетка. Тока матерьял порвался…
— Может, вы меня с кем-то путаете? — с надеждой предположил Бэтээр. — Мне никакой бык ничего не передавал. У меня вообще никакого быка нет, и не знаю я никаких быков… Я вообще-то девочку ищу, а то уехала, не сказала ничего — и думай что хочешь…
— Тварь, — спокойно сказало чучело. — Падаль. Я твоему быку сказала: девочку — через мой труп. Но сначала я тебя положу. И пару-тройку твоих быков.
Сейчас она выстрелит, — понял Бэтээр. В живот. Сумасшедшая. Господи помилуй, что же с Пулькой?
— Теть Наташ, не стреляйте! — заорала Пулька, выскакивая из дверей развалюхи и бегом бросаясь к калитке. — Это не Любочкин отец!
— Пулька, стой! Ложись! — закричал Бэтээр.
— Полина, назад! — закричало чучело.
— Это не он! — Пулька повернула на бегу и теперь скакала прямо под прицелом. — Это не ее отец!
— А чей? — подозрительно спросило чучело и подняло ствол ружья к небу.
— Ничей! — Пулька уцепилась за чучело, поволокла его к калитке, смеясь и приговаривая: — Вы его не бойтесь! Это не он! Он хороший! Пойдемте, я вас познакомлю! Это Бэтээр!
— Я вижу, что не подводная лодка, — сердито сказало чучело. — Мне кто-нибудь объяснит, что все это значит?
— Это че ж, не будешь нынче пулять? Слышь, Талька? — разочарованно спросила мухоморша. — Или пока не убирать стулы-то? Может, еще приедет, который нужный?
— Не убирайте, бабушка Настя, — подумав, посоветовала Пулька. — Может, еще и приедет.
Все, Бэтээру это уже сильно надоело. Что эти Выселки — просто диаспора буйнопомешанных, — это он уже понял. Но это их личное шизофреничное дело. А вот что его Пульку они хотят свести с ума — это уже касается его. Бэтээр толкнул эту чертову калитку, но она так медленно открывалась, цепляясь всеми своими перекошенными досочками за земляные кочки и мощные сорняки, что он не выдержал, не дождался, когда она наконец откроется, перемахнул через нее и решительно шагнул навстречу Пульке, которая тащила за руку чучело с ружьем. Чучело по имени Талька. Тетя Наташа. Ведьма, которая зачем-то привораживает детей, а сама сидит за розовым кустом в засаде и стреляет по родственникам, которые за этими детьми приехали.
— Немедленно домой, — сдерживая бешенство, сказал Бэтээр Пульке. — Что ты делаешь, а? С утра уехала! У меня работы — во! А я тебя искать должен! У тебя совесть есть?
— Не ори, — посоветовала наглая Пулька. — Привык орать на ребенка… Тетя Наташа, это мой брат Бэтээр.
— Почему Бэтээр? — растерялась эта тетя Наташа. — Это имя такое? Извините…
— Ну да, только сокращенное, — объяснила Пулька. — Борисов Тимур Романович. Бэ-Тэ-эР. Правда, здорово? Бэтээр, это тетя Наташа.
Пулька вдруг принялась бесцеремонно стаскивать с этой тети Наташи косынку, очки, отобрала и отдала Бэтээру ружье: «Подержи», — и принялась было расстегивать пуговицы линялого полосатого халата, но тут эта тетя Наташа опомнилась, стала отбрыкиваться, запахивать полы халата, отбирать у Пульки косынку… При этом покраснела, как маков цвет. Эта тетя Наташа лет на десять, наверное, моложе Бэтээра. А все эти надменные котята, Пулькины подружки, моложе его лет на двадцать. И хоть бы одна хоть бы раз в жизни назвала его дядей Бэтээром … то есть дядей Тимуром, конечно. А эта тетя Наташа суетилась, застегивая пуговицы, отворачивалась от него, и приговаривала почти паническим голосом:
