— Маноло, хоть раз в жизни езжай потихоньку, — с мольбой в голосе попросил Конде своего подчиненного, усевшись в машину, а после повернул зеркальце и принялся натирать себе лоб китайским бальзамом. — Рассказывай.
— Лучше ты расскажи, что с тобой приключилось — под поезд попал или приступ болотной лихорадки прихватил?
— Хуже — танцевал.
Тут сержант Мануэль Паласиос проникся пониманием и сочувствием к своему шефу и всю дорогу ехал не быстрее восьмидесяти километров в час, по пути вводя его в курс дела:
— Парень объявился около десяти вечера. Я уж собрался уходить и велел Греку и Креспо оставаться сторожить на углу, а тот как раз подруливает на своем мотоцикле. Ну мы сразу спустились в гараж, говорим, предъяви документы на мотоцикл, и он принимается вешать нам лапшу на уши. Тогда я решил: пусть посидит до утра, дозреет маленько. Думаю, он уже накрахмалился, как считаешь? Да, тебя просил зайти капитан Сисерон. Короче, по заключению экспертизы, марихуана из дома Лисетты, хоть и размокла, все равно крепче обычной, поэтому в лаборатории полагают, что травка не местная, скорее всего мексиканская или никарагуанская. А с месяц тому назад они взяли в Луйяно двух типов на сбыте сигарет с марихуаной вроде бы того же происхождения.
— А те откуда ее взяли?
— В этом-то и весь вопрос! Они якобы купили ее у кого-то в Эль-Ведадо, однако человека с указанными ими приметами засечь не удается. Видать, эти ребята кого-то прикрывают..
— Значит, марихуана не кубинская…
Конде поправил темные очки и закурил сигарету. Он опять становился человеком. Тому, кто придумал дуралгин, надо поставить памятник с такой примерно надписью: «От благодарных алкашей всего света»… Конде возложил бы к нему цветы.
— Полное имя?
— Педро Ордоньес Мартель.
— Возраст?
— Двадцать пять лет.
— Место работы?
— У меня нет места работы.
— Тогда чем ты зарабатываешь на жизнь?
— Ремонтирую мотоциклы.
— Ах, мотоциклы… Так расскажи-ка лейтенанту про свой «кавасаки».
Конде отделился от дверного косяка, подошел к столу и остановился напротив Пупи, сидящего в потоке жаркого света от мощной лампы. Маноло посмотрел на шефа, потом на Пупи.
— В чем дело, язык отнялся? — спросил он, наклоняясь и заглядывая парню в глаза.
— Я его купил у одного моряка с торгового судна, — заговорил тот, обращаясь к Конде. — Он написал мне расписку, которую я вчера отдал вот ему. А моряк потом сбежал с судна и остался в Испании.
— Опять врешь, Педро.
— Послушайте, сержант, перестаньте обзывать меня лгуном. Это оскорбление.
— Ах вот оно что? А держать нас с лейтенантом за недоумков — это как называется?
— Я вас не оскорблял.
— Ну хорошо, предположим на минуту, что все так и было. Что скажешь, если мы обвиним тебя в незаконной торговле и спекуляции? Говорят, ты перепродаешь вещи из дипмагазина и наварил на этом большие деньги.
— Это еще надо доказать, я ведь не ворую, не занимаюсь контрабандой, не…
— А если мы сейчас же поедем и проведем обыск у тебя дома?
— Только из-за мотоцикла?
— И найдем там зелененькие купюры, несколько комнатных вентиляторов и так далее, что ты тогда запоешь: что они там родились?
Пупи бросил умоляющий взгляд на лейтенанта, будто просил о спасении, и тот подумал, что надо бы протянуть ему руку помощи. Внешность парня представляла собой запоздалую и неуместную копию Ангелов ада:[21] длинные, до плеч, волосы с пробором посередине, черная кожаная куртка, которая бросала вызов местным климатическим условиям, так же как высокие ботинки с двойными молниями и плотные джинсы для верховой езды со вставкой на седалище. Да, насмотрелся, видать, этот парень голливудских фильмов.
— Сержант, вы позволите мне задать Педро один вопрос?
— Конечно, лейтенант, — сказал Маноло и откинулся на спинку стула.
Конде выключил лампу, но остался стоять по другую сторону стола, дожидаясь, когда Пупи перестанет тереть воспаленные глаза.
— Вы увлекаетесь мотоциклами, если не ошибаюсь?
— Да, лейтенант, и, если по правде, мало кто знает этих тварей так, как знаю их я.
— Кстати, о ваших знаниях. Что вам известно о Лисетте Нуньес Дельгадо?
Глаза Пупи вдруг расширились в нескрываемом ужасе, смазливое лицо, хранившее до сих пор невозмутимое выражение, сморщилось в болезненной гримасе. Рот раскрылся в попытке произнести слова протеста, но он не издал ни звука, и только подбородок задрожал, будто в безвольной судороге подступающих рыданий.
— Ну так что вы мне ответите, Педро?
— Не понимаю, что вам от меня надо? Ничего мне о ней не известно, лейтенант, могу поклясться чем хотите, ничего не знаю…
— Погоди клясться, давай-ка лучше разберемся. Когда ты видел ее в последний раз?
— Не знаю, в понедельник или во вторник. Я заехал за ней в Пре после окончания занятий, потому что она хотела купить у меня кроссовки, такие, знаете, с широкой подошвой — приобретены мной законным путем, честное слово! Мы поехали ко мне домой, Лисетта их померила, они пришлись ей впору, потом поехали к ней домой за деньгами, а после я уехал.
— Сколько вы взяли с нее за кроссовки?
— Нисколько.
— Вы же сами сказали, что она их у вас купила.
Пупи алчными глазами смотрел, как Конде прикуривает сигарету.
— Хочешь курить?
— Буду вам благодарен.
Конде подал ему пачку и коробок спичек, подождал, пока Пупи закурит.
— Ну так что там было с кроссовками?
— Ничего особенного, лейтенант, вы же знаете, что мы с ней, ну, мы с ней встречались, а девушке, с которой у тебя что-то было, сами понимаете, немыслимо что-то продавать.
— Значит, ты ей кроссовки подарил, так? Или, может, отдал в обмен на что-то?
— То есть как в обмен?
— Между вами в тот день были половые сношения?
Пупи запнулся, готовый возмутиться, заявить о недопустимости вмешательства в чужую личную жизнь, но, видимо, передумал:
— Да.
— Для этого она и пригласила тебя к себе домой?
Пупи жадно втянул сигаретный дым, так что Конде расслышал легкое потрескивание сгорающего табака, и помотал головой, будто отрицая то, чего не мог отрицать, потом опять затянулся и только после этого заговорил:
— Послушайте, лейтенант, я не желаю расплачиваться за то, чего не совершал. Понятия не имею, кто убил Лисетту и в какую историю она ввязалась, и хотя то, что я сейчас скажу, прозвучит некрасиво, я все равно скажу это, потому что не хочу, чтобы из меня делали козла отпущения. Лисетта была девицей поведения весьма и весьма вольного, вот именно, вольного, а у меня с ней отношения были так, время провести, ничего серьезного, потому что я знал: Лисетта меня кинет в любой момент, как это было, когда она познакомилась с одним мексиканцем, жирным как свинья, Маурисио его, кажется, звали. Но в постели она была тигрица, вот в чем дело. Настоящая тигрица, и, если честно, мне нравилось заниматься с ней сексом, но и сучкой настоящей тоже была, потому-то и трахнулась со мной в тот день за эти кроссовки.
— Так, говоришь, это было в понедельник или во вторник?
— Кажется, в понедельник, потому что она в тот день пораньше закончила. Вы можете проверить.
— Лисетту убили во вторник. Ты с ней больше не встречался?
— Нет, клянусь матерью! Я не вру вам, лейтенант.
— А где Лисетта нашла себе мексиканского приятеля — Маурисио, так?
— Я точно не знаю, лейтенант, по-моему, они познакомились то ли в «Коппелии», то ли еще где-то. Мексиканец приехал на Кубу туристом, и Лисетта его подцепила. Но с тех пор уже прошло порядочно времени.
— А с кем она встречалась в последнее время?
— А кто ж его знает! Мы с ней почти не виделись, у меня теперь другая девчонка, такая куколка, что…
— Но у нее же был знакомый мужчина лет сорока с лишним, не так ли?
— Так это совсем другое дело, — впервые улыбнулся Пупи. — Это у Лисетты был очередной прикол. Говорю же: сучка!
— Педро, а кто он, тот мужчина, вы его знаете?
— Ну конечно, лейтенант, это директор Пре. А вы что, не знали?
— Зашел выпить кофе, — объявил Конде, и Толстый Контрерас улыбнулся со своего кресла, способного выдержать большую нагрузку.
— Эх, Конде, Конде! Кофе, значит? — произнес он, и, хоть это казалось невозможным, встал на ноги, подняв из кресла свою тушу, и протянул Конде радостно правую руку, явно вознамерившись раздавить ему пальцы.
Неужели трудно придумать себе менее издевательское развлечение? Лейтенант попробовал представить, что у него имеются некоторые мазохистские наклонности, и покорно позволил капитану Хесусу Контрерасу, начальнику отдела по борьбе с незаконным оборотом валюты, подвергнуть себя пытке.
— Черт, ну хватит, отпусти!
— Давненько ты не заглядывал ко мне, дружище.
