Она прошла в гостиную. Осмотрелась. Чуть презрительно поморщила носик:
— Типичная холостяцкая берлога.
Краска бросилась мне в лицо. Я устроил тут все по своему вкусу, и мне казалось, что весьма неплохо. Стильный хайтек с минимумом деталей. Все, что можно было убрать в стенные ниши, — убрано. Но Лариса закончила Академию культуры и работала дизайнером в модном журнале. Ей, конечно, было виднее. В конечном счете я не профессионал. Но моя квартира мне очень нравилась. Никогда раньше мне не приходилось испытывать неловкость за нее.
Я заранее приготовил стейки и салат.
— Я буду только овощи, — сообщила Лариса.
Хорошо. Мне снова стало неудобно. Надо было как-то осторожно выспросить у нее, что она любит.
Разговор не клеился. Мы часто умолкали. Лариса явно скучала, смотрела по сторонам. Начинала вспоминать каких-то своих знакомых, а я все молчал и ждал момента, чтобы отдать ей подарок. Я купил ей золотой браслет с изумрудами. Просто так. Мне показалось, он будет хорошо смотреться на ее смуглой нежной коже. Он стоил довольно дорого, но цена первый раз меня не смутила, и я обрадовался этому. Честно говоря, собственная прижимистость меня иногда напрягала. Я вырос с мамой, денег вечно не хватало. Привык экономить каждую копейку. Никогда не позволял себе особых излишеств. Ездил на одной и той же машине уже пять лет, хотя вполне мог позволить себе приобрести новую. То же относилось и к одежде. Я даже гордился, что мои костюмы, рубашки и ботинки годами остаются в приличном виде. Но тратить на Ларису мне нравилось. Я получал странное, почти мистическое удовольствие от расходов на нее.
Наконец я просто встал со своего места, вынул из ящика рабочего стола коробку и протянул ей.
— Вот. Это тебе.
Лариса открыла и радостно вздохнула:
— Мне? Боже, какая красота!
Мне показалось, я взлетаю. Сердце подпрыгнуло и забилось в ушах. Я был счастлив. Я был безмерно счастлив, что ей понравился мой подарок.
Лариса надела браслет и положила свою руку на мою.
— Спасибо! Мне очень нравится.
Я как в бреду шагнул к ней, и она встала мне навстречу.
Мы целовались долго…
«Перестань жевать мое ухо… Ты такой смешной… Я тебя люблю».
Она переехала ко мне и начала устраивать квартиру по своему вкусу. Я не возражал. Эти месяцы я не замечал ничего, кроме нее самой. Она была прекрасна. Я вдруг подумал, что у нас с ней все будет не так, как в других семьях, потому что я ее так сильно люблю. А она умная, она прекрасная, изумительная женщина. Я сделаю все, чтобы всегда быть достойным ее.
Ларисе нравилось одерживать надо мной маленькие победы.
«Я ведь не знаю, любишь ли ты меня на самом деле или тебе так просто кажется. Знаешь, я читала, что мужчина любит в женщине только свое наслаждение, поэтому истинную любовь надо доказывать делами. На это нужно время».
Например, я говорил:
— Солнышко, я так устал сегодня. Давай побудем дома, просто поваляемся перед телевизором.
Даже если секунду назад она сидела в халатике и никуда не собиралась, выглядела расслабленной и умиротворенной, то после этих моих слов вскакивала и говорила:
— Я хочу в кино! А потом в ресторан!
Или же я просил ее приготовить мой любимый яблочный пирог, а она покупала торт в магазине со словами:
— Мне было лень возиться, но вот тебе сладкое.
А мне хотелось не сладкого, мне хотелось почувствовать ее заботу.
Такие мелочи происходили каждый день. Я уставал, она тащила меня в тренажерный зал. Я любил смотреть футбол по субботам, сидя перед телевизором с пивом и орешками, она кричала, что это так пошло, что должно быть немедленно прекращено. Я любил валяться на пляжах, она купила экскурсионный тур. Но я уступал ей с удовольствием. Она так радовалась каждый раз, когда ей удавалось одержать надо мной очередную маленькую победу, что эта радость передавалась и мне.
Мы прожили вместе около восьми месяцев. Все это время я был безумно счастлив.
«Стой, я перевяжу тебе галстук. Боже, как ты дожил до взрослого возраста, не понимаю».
Лариса полностью переделала мою квартиру. В ней появились огромные вазы с искусственными цветами, персидские ковры, множество китайских безделушек, красные диваны, парчовые шторы.
Мне все это нравилось, потому что нравилось ей.
«Виктор, мне так хочется сыру. Зайди в “Гурмет”, привези мне камамбер, что-нибудь еще с плесенью, пармезан обязательно и виноградное желе. Ну и что, что ночь. Он же круглосуточный».
Однажды я пришел домой и застал Ларису в слезах:
— Это ты виноват! Ты! — сразу начала кричать она. — Сколько раз я тебе говорила, что нельзя в меня кончать!
Она не хотела принимать таблетки, потому что считала: от них можно поправиться. Ей не нравились презервативы, потому что от них начинался зуд. Она называла это «аллергией на латекс». Мы предохранялись прерыванием. Но поскольку Лариса не позволяла мне ласкать ее чаще одного раза в неделю — пару раз я не успевал, потому что любил ее так, что стоило войти в нее, практически сразу наступал оргазм. Не позволяла же она, потому что все время обижалась на мою чрезмерную занятость, «мужскую тупость» в отношении ее желаний, черствость. Иногда я приходил домой в восемь, и она могла не разговаривать со мной до следующего дня. Но это все были мелочи. Главное, что она оставалась со мной и говорила, что любит. Я верил, что любим, и это наполняло меня удивительной уверенностью в завтрашнем дне.
«Я тоже хочу заниматься с тобой любовью, но это должно быть безопасно для нас обоих. По-моему, это очевидно».
Я бросился ее обнимать. Мгновенно догадался, что произошло, и каждый атом в моем теле задрожал. Это было бы счастьем, если бы она не плакала так!
— Что? Что?
— Я беременна! Пять недель!
— Боже мой!
Я подхватил ее на руки и стал кружить.
— Отпусти меня! Меня тошнит!
И хоть на мою голову и плечи сыпался град ударов ее маленьких кулачков, я не отпускал ее.
— Поставь меня! — заорала она вдруг совсем чужим, грубым голосом. — Идиот…
От неожиданности я чуть не уронил ее. Мне было обидно, но я подумал, что сейчас в своем состоянии она сама не понимает, что говорит.
— Прости…
— Ты обращаешься со мной как с куклой, — Лариса надулась и скрестила руки на груди.
Сначала мне показалось, что я ослышался. Я бегу каждый день домой, я думаю о ней с утра до вечера, когда я касаюсь ее — у меня сразу возникает эрекция, я оживаю от ее улыбки и умираю от недовольного взгляда…
— Я?!
— А кто? — Лариса нахмурилась еще больше.
У нее бывали такие периоды, когда она огрызалась на меня, сама понимала, что я этого не заслужил, но ни за что не признала бы себя неправой. Наоборот, продолжала нападать все агрессивней. Обычно в такие моменты я оставлял ее одну, уходил в другую комнату и пережидал, пока буря пройдет сама собой. Эти вспышки бывали редко и спонтанно. Сколько я ни искал связи со своим собственным поведением — не мог ее найти.
Казалось, и сейчас такая вспышка. Но я почему-то почувствовал себя виноватым. Еще мне казалось, что этот вечер должен был пройти не так. Без слез и скандала. По-другому. Она должна была обнять меня и рассказать о своей новости. Потом мы вместе бы отпраздновали это… Может, и сейчас еще не поздно?
— Что ты, Лариса? — спросил я миролюбиво. — Я так счастлив, что у нас будет ребенок.
Ответ ошеломил меня настолько, что я лишился дара речи.
— Кто тебе сказал, что он будет? — спросила она, глядя на меня в упор.
Пол ушел из-под ног.
— Но… Ты… Ты ведь не собираешься? — едва смог выдавить из себя я.
Лариса поджала губы.
— Честно говоря, я еще не решила. В мои планы не входило рожать. Если помнишь, я тебя об этом предупреждала и просила быть внимательнее. Но тебе же все равно. Ты же только о своем удовольствии думаешь!
Я сел. Был не в состоянии понять, что услышал. Я думаю только о своем удовольствии?
— Лариса, — я закрыл лицо руками. — Ты что, меня совсем не любишь?
Она закатила глаза.
— Ой, ну только не надо этого психологического шантажа! Не надо этих слов! А что я, по-твоему, тут делаю? Просто я много раз говорила тебе, что ребенок пока в мои планы не входит, понимаешь? Мне придется уйти с работы, а ты знаешь, какая там ситуация. Я тебе и про это говорила, но ты же меня никогда не слушаешь. Ты же смотришь на меня как на пустое место!
Она снова закрыла глаза руками и заплакала.
Я не знал, что говорить! Я не знал, что ей ответить! Чувство вины захлестнуло меня настолько, что стало трудно дышать.
— Прости меня, пожалуйста.
Я умолял ее о прощении, хотя не мог понять, в чем именно состоит моя вина. В том, что она забеременела? Да, в этом я определенно виноват. Надо было это спланировать, конечно… Но что я мог сделать? Не спать с ней?
