Мысленно готовясь к позору у входа, я рассеянно рассматривал в метро книжечки и газетки соседей, выбирая, что бы почитать. Особого выбора не было. Справа и слева в неначавшейся ещё толчее праздно шелестели обожаемые мной гнусные листки жёлтых газетёнок, где только и пишут всю правду. Я получаю физическое удовольствие, читая жёлтую прессу. Она, на мой взгляд, и является чистой журналистикой. Жалко только, что пишут не о том. Но ничего прочесть я не успел.
Поезд остановился на «Китай-городе» и дальше ехать раздумал. Двери оставались открытыми, жёлтые листки свернулись в нервном ожидании, с платформы в вагон понатрамбовалось народу, а потом по громкой связи объявили, что дальше пока не едем. Всю дорогу до эскалатора и после него толпой высказывались самые разные мнения по поводу остановки. Сходились на теракте и самоубийце на следующей станции. Когда публика подразобралась в ситуации, в адрес террористов и самоубийц посыпались такие изощрённые хулы, что бородатый тупой шахид со своим поясом или робкий прыщавый юнец со своей неразделённой любовью, по дороге на тот свет, крутясь, икали не переставая.
А я ведь даже не выяснил причину той остановки. Не успел. Не прочёл вечером в новостях.
Потому что не успел я выйти из метро и пройти несколько кварталов, как вдруг в толпе заметил знакомое лицо. Это был Николай Второй. Он, не видя меня, уверенной лёгкой походкой двигался по улице. Я ускорил шаг, чтобы догнать Николая и сообщить ему о результатах прочтения его саги о видеопиратах. Николай завернул за угол и пропал из виду. Я наддал. Повернув вслед за ним, я увидел, что Николай Второй, до которого мне оставалось два десятка метров, легко скользнул в огромную безымянную дверь. Вы наверняка видели эти бесчисленные двери в центре Москвы, двери, которые понаставлены в сотнях моих московских старинных зданий, ставших от этого чужими: огромные проёмы, толстенное стекло, и непременные плотные шторы в окошках, и массивнейшие поручни из латуни, и часовые в штатском внутри. Такая дверь автоматически отсеивает тех, кто не испачкался властью. А московская старушка даже не сможет её открыть – дверь тяжёлая. Да и старушек в центре не осталось.
Николай Второй исчез за плотной шторой. Подойдя, запыхавшись, к двери, я оглядел стены рядом с ней. Я желал увидеть табличку учреждения и узнать наконец, где работает хотя бы один из моих странных гостей. Таблички не было. Совсем. Дверь была безымянной, хотя её массивность и дороговизна выделялись даже на фоне властных дверей-соседок на той же улице. В стекле мельком отразился внимательно разглядывающий меня пушистый уличный кот. И вдруг в щёлке между шторкой и стеклом я увидел Николая: он, видимо, замешкался там, внутри. Не думая о том, что делаю, чисто рефлекторно я дёрнул массивную дверь на себя, и она подалась неожиданно плавно. Ступень вниз, затем поворот направо у мраморной колонны, налево, ещё налево… Зачем же они так накрутили тут? И когда я открыл вторые двери, не такие уже массивные, ведущие из огромного мраморного тамбура непосредственно в здание – эти двери всегда делают двойными, вы заметили? – так вот, когда я собственно, вошёл, Николая уже и след простыл. На меня в абсолютной тишине уставились три пары глаз. Вообще-то на КПП было четыре человека в штатском, но один глядел не на меня, а в какой-то монитор. Они молчали и смотрели на меня. Я почувствовал себя как лис, забежавший в курятник, где как раз проходила пристрелка нового антилисьего штуцера.
– Что вам нужно? – мягко и тихо спросила одна из массивных кур.
– Извините, – пробормотал я, – я тут… товарища встретил… Но не успел… – И я сделал идиотский жест, призванный засвидетельствовать, что я действительно не успел. Если бы я так не запыхался от быстрого шага, то мог бы сделать вид, что ошибся дверью. Но эти в штатском, я уверен, слышали моё срывающееся дыхание и видели мои глаза, ещё устремлённые вслед чёртову Николаю.
– Товарища? Какого? – деловито продолжался допрос.
– Да вот он только что вошёл, – промямлил я по инерции, рассчитывая всё-таки выйти. Мне что-то становилось не по себе.
– Подождите здесь, – мягко приказали мне, – мы его сейчас вызовем.
Деваться было некуда. Я уже понял, что попал в какую-то не предназначенную для моих глаз шарашку. Типа ФСБ. Или хуже. Есть у них что-нибудь специальное, не предназначенное для мудаков типа меня? Спецназ? ОСН ФСБ какое-нибудь. Ага, только отдел. Или вообще УСН ФСБ РФ. Или их много, таких отделов, а здесь управление. ЦУ УСН ФСБ РФ. Какие они ещё слова любят? Главное! Федеральное! Межрегиональное! В общем, допустим, я попал в ГФМЦУ УСН ФСБ РФ. Если я сейчас отсюда побегу – догонят, завалят мордой вниз, побьют и будут допрашивать. Я решил дождаться Николая. В конце концов, формально у меня к нему действительно был разговор.
Один из охранников тихо, почти неслышно, говорил что-то в телефон. Остальные пялились на меня, не мигая. Я петушливо прочистил горло и стал прохаживаться по фойе – две шаги вперёд и две назад, как в старой песне. И вдруг я увидел невзрачную табличку на одной из колонн. На табличке не было ничего, кроме букв КУНСТ. КУНСТ – и всё.
«Что КУНСТ? – подумал я. – В каком смысле КУНСТ?» Единственный известный мне кунст был в Петербурге и являлся камерой. Однако не успел я поупражняться в аббревиатурной расшифровке, как двери вновь бесшумно отворились-затворились: я почувствовал дуновение воздуха. Обернувшись, я увидел Николая, но не Второго, а Первого. Он смотрел на меня чуть угрюмо и почему-то победно.
– Ну, Сергей, – медленно выговорил Николай Первый, – раз пришли сами, заходите. – Он жестом указал мне путь куда-то за спины охраны. – Со мной, – коротко, почти не разжимая губ, бросил он охранникам, и мои ноги покорно понесли тело в указанном направлении.
Сразу же за проходной, куда-то вбок уходил необычайно красивый коридор с мягким и упругим покрытием на полу. Я было начал нудить про то, что увидел на улице и пытался догнать другого Николая (в том, что они работают вместе, сомнений не осталось), и тут он показался в конце коридора. Николай Второй дружески улыбнулся мне и пожал руку Первому. Мы шли по коридорам, поднимались на совершенных, никогда не виданных мной лифтах, снова проходили коридорами. Затем был длинный спуск, феерической красоты подвал (я даже затрудняюсь назвать материалы, используемые при его создании), подъём, и, наконец, мы оказались в кабинете, явно принадлежащем одному из Николаев. Хозяева уселись. Мне ничего не оставалось, как последовать их примеру.
– Что ж, Сергей, – улыбнулся Николай Второй, – вы тут оказались немного преждевременно. Но всё-таки оказались, правда? – И он почему-то лукаво зыркнул на Николая Первого. – Так что добро пожаловать.
– Я… вообще-то увидел вас на улице… – с опаской начал я, – и хотел поговорить насчёт… эээ… синопсиса…
– Сейчас поговорим насчёт всего сразу, – мрачно «успокоил» меня Николай Первый.
– Чаю? – заботливо осведомился Второй.
– Да… с молоком. – Я пытался спрятать за вежливостью поднимающийся страх. – Только я ненадолго. Мне потом на работу…
– Вы ещё к врачу собирались, кажется, – доверительно уточнил Николай Второй, пока его коллега принимал из рук мгновенно появившейся из ниоткуда красавицы-секретарши поднос с чашками, – у вас же сегодня второй визит, да?
У меня в глазах помутилось. Я никогда не жаловался вслух на отсутствие мужества, но оно, кажется, покинуло меня окончательно. Они следили за мной? Они знают всё, если даже в курсе моих врачебных дел?
– Вам уже не надо на работу, – рубанул Николай Первый. – Вы там больше не работаете. Вы, скорее всего, теперь работаете у нас. А врачи у нас свои.
– Кгхмм… Эээ… Хмррмм… – Я перестал дышать и еле смог выговорить: – Эээ… а «у вас»… это где?
– Вы же там, наверное, видели внизу табличку? – приветливо осведомился Николай Второй. – Там написано КУНСТ. Мы и есть КУНСТ. Добро пожаловать. Пейте чай.
Я глотал чай и пытался сообразить что к чему, но взгляд мой неизменно натыкался на светлую жёлтую полосу жалюзи, нависших над серо-белым окном, как сталактит, а думать я почему-то мог только о секретарше. На вид ей было лет под сорок, и такой красивой и высокой сорокалетней бабы я, честно, раньше не видал.
– Давайте по порядку, – мягко промолвил Николай Второй. – Сначала решим ваши сегодняшние проблемы. – Он снял трубку телефона и принялся туда что-то неслышно говорить. Меня всегда поражало это умение силовиков – или кто они там – говорить по телефону без звука и почти не шевеля губами.
– Я видел, ага… – Наконец-то выдавился из меня ответ. – А что такое КУНСТ?
– КУНСТ расшифровывается как Коллегиальное Управление Народной Современной Теократией, – чётко выговорил Второй, положив трубку. – Помните, что такое теократия?
Я наконец смог избавиться от образа секретарши, и мысль вяло зажурчала, пытаясь пробиться ручейком в иссохшие пустоши знаний университетского курса.
