Наблюдательные женщины интересуются: что это?
Я им говорю:
– Отгадайте! Мягкое, но не член.
Я все понял. Я должен организовать "Центр имени Меня" где-нибудь в Испании. Представь себе: просторный дом с садом, при входе в прохладные апартаменты мое огромное фото, радостное и смеющееся, и во всех помещениях музыка, придуманная моим пятнадцатилетним отпрыском во славу папы; потом, конечно же, в каждой комнате фрагменты одежды (часы, трусы) и бюсты с различным выражением лица; под каждым бюстом отдельная надпись. (Вот они, эти надписи: "Дивный", "Блистательный", "Непредсказуемый", "Невероятный", "Потрясающий основы", "Коллаборационный" и прочие.) Жена все время говорит по телефону, отвечая на вопросы о моем творчестве, а сам я путешествую по Европе с лекциями о самом себе, как это до меня делал Конан Дойл.
Однажды Гете очень долго распинался насчет того, что управлять страной должны молодые. Старые глупы, капризны, трусливы, жадны, скаредны, блудливы. В их порывах не хватает свежести, пылкости, авантюризма юности. Они тормозят развитие, а завистью к молодости способны вызвать к себе только лишь чувство гадливости. И потом кругом эта затхлость суждений, неспособность видеть себя со стороны, ханжество, пошлость, падкость на грубую лесть, угодничество и тупость.
Ему сказали: "Но вам же самому почти восемьдесят лет".
А он ответил: "Я - гений".
Я знаю, как я разбогатею. Я получу наследство. Представьте: умирает чувствительный, но очень богатый филантроп. Родственников у него нет.
И вот у смертного одра уже столпились адвокаты. Все ждут волю умирающего.
Вот она: плохо слушающиеся губы шепчут: "Отдайте… все… Пок… Пок… - Шум, шепот "Кому, кому!" - По… кр… ов… ск… ому".
То есть мне. Те же губы, напрягаясь из последних сил, четко доводят до окружающих мои паспортные данные, ИНН, адрес и номер пенсионного свидетельства. Все. Я богат.
В ту же ночь мне снится сон: я окружен ангелами, те что-то говорят о том, как было трудно уломать умирающего и что я, получив все, должен кое-что отдать на благо планеты. Я соглашаюсь, и мы подписываем договор золотым гусиным пером.
Проснулся. Планета от полученных средств расцветает, кругом дороги, электричество, счастье и прирост населения.
Казнокрады мрут от неизлечимой болезни, изобилие, лев ложится с ягненком - и никакого кровосмесительства.
Каково?!
Мы с Сашей вышли из дома вместе. Сели в метро и поехали. Я смотрел ему в затылок и думал: вот он, мой сын, я так много хочу ему сказать, а все как-то не то. Мы едим, молчим. Он уже метр шестьдесят, наверное. Странно. Был такой маленький. А теперь меняется каждый день. Разве можно любить то, что меняется? Ведь получается, что ты любишь то, чего нет.
Он покрасил волосы. Теперь он рыжий. Я увидел и рассмеялся - он надулся.
Он на меня часто дуется. Иногда у нас крик и ссора.
Он не такой, как я. Ты рассчитываешь на одно, а в нем появляется другое. Непонятное.
К нему ходят девчонки. При встрече они целуются в губы. При расставании тоже. Меня это раздражает. Неужели я ревную? Да нет. Чушь. Ха! Я ревную? Хотя… может быть…
Мы обнимаемся. Я ему говорю: "Сын, давай обнимемся!" - и он меня обнимает. Это доставляет обоим удовольствие. Мы любим обниматься. Иногда он обнимает сам. Правда, часто тогда, когда у него плохая отметка.
Или ему надо уйти погулять так, чтоб мама ничего не знала. Я отпускаю - он подводит, приходит не вовремя, мне бросаются упреки: "Вот! Ты его отпускаешь!" - я злюсь, даю себе слово, потом все сначала - он подходит и обнимает.
Наверное, я не отец, а тряпка.
Мой отец меня никогда не обнимал.
А мне так хотелось.
А потом он бросил нас - я был сам не свой. Наверное, где-то в особом счету у меня было записано количество обниманий, которые я так и недополучил.
Так что со своим я обнимаюсь. По каждому удобному случаю. Кажется, это ему тоже нравится. Или мне только кажется? Да нет - точно…
Перед сном он приходит поболтать.
Говорит какую-то ерунду про друзей, про песни, про певиц. Он с утра до вечера может слушать музыку и обсуждать.
А я ему: "Да… да… конечно…" - мне все равно, что он скажет. Наверное, в свои пятнадцать я тоже нес околесицу. Главное, что можно смотреть, как он улыбается, как загораются его глаза.
Хорошо, что он не пошел в Нахимовское. Я ему предложил, но он отказался. Он другой. И в этом он не виноват. Он мало читает.
Я объясняю ему, что чтение важно для развития внутренней речи, а без нее нет человека.
Такое впечатление, что говорю с забором.
Тогда я беру в руки мандельштамовский "Камень": "… и в лазури почуяли мы ассирийские крылья стрекоз, переборы коленчатой тьмы…"
Когда я читаю, ему нравится.
Тогда буду читать ему я. Неважно. Пусть хоть так.
Мне нравится, что в метро мы стоим рядом. От станции к станции. Тесно. Много людей. Потом он выходит, не обернувшись.
А я ждал, что обернется? Может, и ждал, но так тоже ничего.
Мне пишут письма. Открываю, а там: "Саня! Тут мне только что рассказали историю. Слушай!
Служил в краях нехоженых на подводной лодке командир, который очень любил из ружья стрелять. Даже в дальние походы с собой винтовку брал. Ну мало ли, у берега всплывут. И какую дичь заметит с капитанского мостика, так всё пристрелить норовит. Видать, папа у него был мамин-сибиряк и белке в глаз бил. Надо сказать, что капитан этот стрелял очень даже неплохо. Так вот, всплыли они как-то у родного скалистого берега, не знаю уж по какой причине, но только заметил вдруг капитан со своего мостика, что на утесе олень стоит, да так красиво, гордый такой, одинокий, на фоне хмурого северного неба. Принесли кэпу винтовку, он тщательно прицелился, все свободные от вахты сбежались посмотреть на это представление, ставки делать стали, попадет или нет… Раздается выстрел, олень как подкошенный падает с обрыва в воду - буль!.. за ним следом летят нарты и чукча…
Короткая немая сцена…
Наши действия? "Срочное погружение!!!!!!!"
А вот еще: "У одного знаменитого поэта и прозаика жила огромная черепаха, и по ночам он, вставая поссать, все время об нее спотыкался. И вот он решил ее пометить: нарисовал круг фосфоресцирующей краской и внутри надписал. И пришел к нему в гости другой поэт и прозаик - зачинатель национальной идеи. Напились они хуже свиней, а среди ночи приятель будит хозяина и говорит: "Я допился. У меня белая горячка. На меня сейчас светящийся круг наползал, внутри у него череп с костями и написано: "Хуй!"
Да! Чуть не забыл. По поводу последнего слова предыдущего рассказика.
На днях мой знакомый передал мне достаточно любопытный документ. Его приятель проходил практику в Ростовской военной прокуратуре и, просматривая уголовные (и не очень) дела, наткнулся на объяснительную записку некоего каноника Платонова Е. П. Суть же самого дела заключается в том, что означенный каноник в момент крайнего душевного волнения послал военного комиссара Ворошиловского района города Ростова-на-Дону гражданина Рожкова туда, куда обычно военных комиссаров не посылают. Тот обиделся, подал заявление и т. д., и т. п. Впрочем, сам текст заявления каноника, который ниже приводится полностью, без изменений, сокращений и с сохранением всех фамилий, проиллюстрирует ситуацию гораздо ярче, нежели это смогу сделать я. Итак:
"Римско-католическая церковь.
Ростовское-на-Дону собрание христиан "Слово Божие", г. Ростов-на-Дону, ул. Красноармейская, 126, тел.676923, исх. № 43 от 11.12.99 г.
Слава Иисусу Христу!
Прокуратура Ворошиловского района г. Ростова-на-Дону, монсеньору Украинцеву В. Б.
Евгений Платонов по вразумлению Божьему заявляет:
Возрадуемся о Господе!
Уважаемый Вадим Борисович!
Поминая всех святых, ставлю Вас в известность, что слово "хуй" является общенародным и общеупотребимым обозначением мужского полового органа и применительно к обладателю такового - Рожкову - гражданину и комиссару, не имеет оскорбительного значения по целому ряду причин.
1. Рожков сам пользуется этим словом применительно хотя бы к собственному половому органу, этот солдафон слишком примитивен, чтобы называть "хуй" "пенисом".
2. Ни в слове "хуй", ни в самом мужском половом органе нет ничего оскорбительного.
2.1. У Бога тоже есть хуй! Общеизвестно, что первый человек - Адам - был сотворен по образу и подобию Божию, т. е. с хуем!
2.2. Хуй является инструментом во исполнение воли Божией: "Плодитесь и размножайтесь" (Бытие. 1,28). Сам-то Рожков, в отличие от Христа, непорочно зачатого, был зачат с помощью хуя!
3. Платонов использовал слово "хуй" применительно к направлению движения Рожкова, но не к самой личности комиссара, не называя его ни "хуем", ни какой-либо хуевой частью, к примеру, "залупой".
