— Извини, я беременна.
— Но у нас есть еще, как минимум, семь месяцев.
— У нас с тобою нет уже ничего и ничего не будет.
И он вдруг сразу понял, что никакой любви у них не было, она хотела ребенка, а с зоотехником что-то не получалось, и она выбрала его, они с зоотехником были в чем-то похожи, светлоглазые и блондинистые.
— Я рад за тебя, — сказал он и добавил: — Спасибо тебе за все.
— И тебе спасибо, — ответила она.
С тех пор они только здоровались.
— Мне нужно посоветоваться с вашим мужем, — сказал он.
— Он спит.
— Я уже не сплю, — ответил зоотехник, вышел на кухню в нитяных шароварах и застиранной ковбойке и сразу стал похож на его слесарей, которые предпочитали такие же шаровары, ковбойки и брились только в субботу перед воскресным днем.
— Пришел за советом, — сказал он.
— Польщен, — ответил зоотехник. — Я из Москвы вчера привез пива.
— С удовольствием, — ответил он.
Она выставила на стол пиво, соленые грибочки, сушеного подсоленного леща, но из кухни не уходила, начав протирать и так очень чистую плиту. Чтобы ее успокоить, он сразу начал с сути:
— Как вы думаете, у кого больше шансов выиграть — у директора или главного инженера?
— А вы за кого? — спросил зоотехник.
— Если снимут нынешнего директора и поставят нового, которого поддерживает бывший наш директор, мне надо будет уходить из совхоза.
— Конечно, — подтвердил зоотехник. — Главный инженер вас не любит. Вы явный претендент на его должность. Вы моложе его и всегда будете дышать ему в затылок. И председатель исполкома вас терпеть не может, вы не женились на его племяннице.
Не только он все про себя понимал, про него понимали и другие.
— Может быть, я схожу к себе и принесу водки? — спросил он. Ему захотелось выпить, чтобы унять, как ему показалось, дрожь внутри себя.
Зоотехник достал из холодильника графинчик водки. Они выпили, и он спросил снова:
— А кого вы все-таки будете поддерживать?
— Я еще посмотрю, — ответил зоотехник. — Шансы у бойцов почти равные. Нынешнего директора поддерживает секретарь райкома, рвущегося к власти — председатель райисполкома. У нас больше поддерживают нынешнего директора, чем будущего. Нынешний понятен. За него все старые кадры. За нового выступают молодые. Через неделю начинаются общие собрания по отделениям. Там-то и определится расклад сил.
И он понял, что ему надо выступать на этом собрании. Обычно он избегал выступлений на собраниях. Один на один он мог убедить, потому что свои мысли излагал четко, аргументированно, но скучновато. Выступления на публике у него не получались. Слушая удачливо выступающих, он пытался анализировать, почему их слушали, радовались, смеялись, его же выступления воспринимали как необходимую, но скучную информацию. У него явно не было ораторского дара, и все-таки он выходил к трибуне, говорил необходимое, чувствуя, как сохнет во рту от волнения, хотя поводов для волнений не было, он ни на кого не нападал и не ждал нападения на себя. Но другие нападали и чаще всего выигрывали. Преподаватели побаивались таких выступлений, студенты ждали только таких выступлений.
Обычно на общеинститутских собраниях все выступления записывались на магнитофон, а потом лаборантки перепечатывали их для протокола. Однажды в комитете комсомола он увидел еще не расшифрованные магнитофонные кассеты с прошлого собрания, поставил их на магнитофон и прослушал самые интересные, которые пересказывались в коридорах и на следующий день. Его поразило, что выступления оказались очень простыми и даже примитивными. Одна-две мысли, рассказанная смешная ситуация, на которую зал реагировал особенно эмоционально, повтор сказанного для закрепления и чаще всего остроумная концовка. Импровизировать он не умел, поэтому свое выступление начал готовить заранее. Еще надо было найти способ выступить сразу после главного инженера. Как только закончил свое выступление главный инженер и еще не отгремели аплодисменты, он выкрикнул:
— Черт знает что! Категорически против! Прошу слова!
И пошел к трибуне, зная, что, если он успеет дойти до сцены, его уже не остановят и будут вынуждены дать слово. Главный инженер был родом из райцентра, деревенскую жизнь не любил и хотел вырваться, но понимал, что если сейчас переедет в район, сможет рассчитывать только на место инструктора райкома партии или заместителя председателя исполкома. Если он уйдет в район с места директора совхоза, сможет стать вторым секретарем райкома, а закончив академию общественных наук, сразу займет должность заведующего отделом обкома партии или даже инструктора ЦК партии.
Он уже стоял на трибуне, и в зале наступила тишина. Он еще ни разу не выступал на собраниях.
— В совхозе ходят слухи, что главный инженер скоро уйдет на работу в райком партии или райисполком. И это правильно, потому что, если он сам не уйдет, его все равно надо снимать с должности главного инженера.
Из зала его тут же попытались сбить. Он заранее предусмотрел такую возможность, мгновенно отреагировал на реплику, может быть чуть грубее, чем следовало бы, но с ним тоже не церемонились. Зал поддержал его удачный ответ смехом. Он не критиковал главного инженера, просто высмеял два его глупых распоряжения.
В президиуме сидел секретарь райкома. Он сослался на статью секретаря райкома, опубликованную в районной газете, назвав секретаря по имени и отчеству, запоминать имена и отчества он тоже научился у отца и запоминал сразу на всю жизнь. Когда он даже случайного знакомого через много лет называл по имени и отчеству, этот случайный знакомый был готов выполнить любую его просьбу.
Секретарь райкома наклонился к секретарю парткома, и он понял, что спрашивают о нем.
Чрез два дня секретарь парткома, увидев его в конторе, сказал:
— Зайди в партком. Есть разговор.
Он зашел.
— Как ты смотришь на вступление в ряды партии? — спросил секретарь парткома.
— Так ведь не примут, — ответил он.
— Это почему же? — удивился секретарь парткома. — Райком нам выделил два места для интеллигенции: на одну учительницу и одного инженера.
— Председатель райисполкома не простит мне, что я не женился на его племяннице, а здесь у него еще много сторонников.
— Насчет председателя исполкома… Прощать или не прощать он скоро станет только своей жене.
Так он впервые, еще не вступив, а только получив предложение о вступлении, прикоснулся к номенклатурным тайнам. По-видимому, райком уже принял решение о замене председателя исполкома.
— Собирай рекомендации и подавай заявление, — сказал секретарь парткома, не сомневаясь, что вступление в партию для него мечта.
Одну рекомендацию дал его партийный слесарь, вторую главный механик, инженер из местных, здесь закончил школу, работая слесарем, учился заочно в институте, жил в родительском доме, который перестроил и расширил. Третью рекомендацию он получил от комитета комсомола.
В первичной организации отделения его почти не обсуждали и проголосовали единогласно. Это была запоздалая месть бывшему директору совхоза, а ныне председателю исполкома. Страх и терпение в последние годы сильно уменьшились. Уже вышли на пенсию бывшие раскулаченные, бывшие военнопленные, которые терпели из страха, а теперь им нечего было бояться. Те, кто побывал в тюрьмах и лагерях, боялись туда попасть снова. Их дети тоже боялись, когда дети видят, как боятся их взрослые и сильные отцы, они тоже начинают бояться. Но теперь уже выросли и работали их внуки, у которых страх начал пропадать. Деревенские мужики уважали его за умение работать и за то, что он тоже был деревенский. Они оказались на его стороне, потому что сами не всегда были счастливы в семейной жизни и сами обманывались, и их обманывали, и женились они по случаю, потому что надо было жениться. А если ошибались, то разводились только самые решительные, да и как разводиться, особенно когда выстроен дом, налажено хозяйство. Он и не предполагал, что за его отношениями с Лидой следила вся деревня, обсуждая, испугается он директора или не испугается. В деревне все знали о двух ее замужествах и о сыне, который жил у ее матери. Как ни странно, но и на общем партийном собрании за него тоже проголосовали единогласно, даже главный инженер и другие специалисты. С ним пока не хотели ссориться еще и потому, что накануне прошел пленум райкома партии, а председателя исполкома, их бывшего директора, не выбрали членом пленума, следовательно, председатель не попадал и в бюро райкома, и самое большее, на что мог теперь рассчитывать, это снова вернуться директором завалящего совхоза.
Многие, наверное, думали, что он все просчитал. Но он-то знал, что считать варианты он еще не умеет, у него просто не было выхода. Но из всей этой ситуации он все-таки сделал выводы, что в одиночку ничего не добиться. Существовали какие-то закономерности продвижения по карьерным ступеням, о которых он не знал, по-видимому, эти закономерности не знал и его отец, потому что все, что знал, передавал ему. Другие отцы, вероятно, знали, потому что вначале были небольшими начальниками, а некоторые даже становились большими руководителями в масштабах области и страны. Его отец выучился на тракториста и вначале работал на тракторе «ДТ-54», а потом стал механизатором широкого профиля и мог работать на всех тракторах и автомобилях, на всем, что движется, как говорил отец. Другие отцы переходили с одного руководящего места на другое руководящее место, его отец пересаживался только с одной модели трактора на другую. Сыновья, слушая разговоры своих отцов-начальников, с детства понимали, как надо или не надо поступать, чтобы стать начальником.
