— Ну, ребята, вы даете!
Марьяна в темно-красном, почти черном, бархатном платье и с такой же розой в волосах была до того хороша, что Тина изменилась в лице:
— Какое милое платьице, я его не видела, неужели новое? Право же, не стоило так из-за нас тратиться. Надела бы бежевое, в котором ты всегда выходишь в свет, я его очень люблю.
— Ну что ты, дорогая! — отвечала та, бросив презрительный взгляд на декольте подруги, обнажившее выпирающие, как у подростка, ключицы. — Разве я могла позволить себе явиться на твой прием замарашкой? У вас тут такая красота!
— Тебе правда нравится? Не слишком шикарно? Может, стоило быть чуть поскромнее?
— Ни в коем случае! — Марьяна кривила губы в улыбке. — Это ведь не какие-нибудь посиделки, а презентация твоего дома. А как говорит мой любимый Островский: "Дорогой бриллиант дорогой оправы требует. И хорошего ювелира". На мой взгляд, тебе все-таки стоило пригласить профессионального дизайнера.
— По-твоему, что-то не так? — встревожилась Тина. Она знала, что у Марьяны безупречный вкус, и это было ее больным местом.
— Что ты, что ты! Все великолепно! Но сколько у тебя было хлопот! Ты выглядишь такой усталой, такой замученной!
Алексей сердечно поздоровался с Виолеттой и перекинулся с ней парой слов — за все время, пока Марьяна готовила новую гувернантку к должности, они так ни разу и не увиделись. Зато его супруга лишь слегка кивнула своей протеже и поспешила прошествовать мимо.
Вскоре стали прибывать остальные гости, и у Виолетты зарябило в глазах от роскоши нарядов, блеска брильянтов и мелькания лиц, многих она видела на экране телевизора или на страницах светской хроники.
В добрые старые времена, когда Виолетта работала в Министерстве образования и была гражданской женой директора престижного кладбища, ей приходилось общаться со знаменитостями — им, как и простым людям, нужно было хоронить родителей и устраивать детей в сады и спецшколы. Но тогда они выступали в роли просителей, нуждались в ней и вели себя совсем по-другому. Ей улыбались, перед ней заискивали, говорили комплименты, приглашали на свои спектакли и выставки. А теперь она была пустым местом, служанкой при богатых господах, и ее просто не замечали.
Не прошло и четверти часа, как Тина попросила увести Сашуру. Первое время он изо всех сил старался себя вести хорошо, но вскоре устал и расшалился.
— Пойдите с ним в дом, Виолетта Анатольевна! — велела хозяйка. — Нечего ему тут делать, пусть побудет в детской. Поиграйте с ним, уложите его спать и на сегодня можете быть свободны.
— Только, пожалуйста, обязательно загляните еще к Катюшке, — попросил Стас. — Узнайте, как она там.
Виолетте не оставалось ничего другого, как подчиниться. Она взяла мальчика за руку и повела в дом, утешаясь тем, что Стас проводил ее долгим взглядом.
Уложив своего подопечного и убедившись, что мальчик крепко спит, Виолетта на цыпочках выскользнула в коридор и постучалась в комнату напротив, где жила Катя. Никто не ответил, и тогда гувернантка решительно толкнула дверь, которая легко подалась — по настоянию Тины запоры на дверях обеих детских были только снаружи.
Комната освещалась единственной свечой, стоявшей прямо на полу. Там же сидела, скрестив ноги, Катя в вечных своих наушниках. Между ней и свечой лежал вырезанный из какого-то журнала портрет Цоя. Воспитательнице сразу же стало ясно, что ее прогнозы не оправдались: девочка и не думала сожалеть о своем поступке, извиняться перед родителями и проситься на праздник.
— Ну кто там еще? — рассерженно выкрикнула она. — Какого хрена вы ко мне вламываетесь?
— Катенька, ты с ума сошла! — Виолетта поспешно задула свечу и зажгла верхний свет. — Посмотри, ты закапала воском весь пол. К тому же свеча может упасть, ковровое покрытие загорится, и будет пожар.
— Да наплевать! Пусть тут хоть все сгорит к чертовой матери! И вы в том числе!
Дерзость Кати выводила Виолетту из себя, пожалуй, даже больше, чем непоседливость Сашуры. Но она взяла себя в руки и сказала только:
— Если бы свеча упала, то загорелся бы прежде всего портрет твоего кумира. А тебе ведь этого не хочется, правда?
Катя промолчала, очевидно вняв разумности довода. А Виолетта продолжала:
— Если хочешь сидеть при свече, поставь ее хотя бы в подсвечник — вон у тебя их сколько на полке!
— Ладно! — буркнула Катя. — Только оставьте меня в покое.
В данный момент у Виолетты не было никакого желания заниматься ее воспитанием. И не только в данный момент. Но сейчас — особенно. Поэтому она молча вышла из комнаты, спустилась на улицу и пошла по боковой аллее к флигелю, стараясь не обращать внимания на музыку, смех, веселые голоса и звон бокалов, которые доносились с лужайки.
Ей мучительно хотелось на праздник. Может, подняться сейчас к себе, надеть вечернее платье, причесаться, накраситься и все-таки выйти к гостям? На вечеринке, в непринужденной обстановке, можно будет поболтать со Стасом, возможно даже, он пригласит ее потанцевать… На тропинке у старого дома ей встретилась Галина Ивановна. От усталости бедная женщина еле передвигала ноги и тяжело дышала.
— Ну, вы на сегодня отработали? Счастливая, завидую вам! А у меня еще забот полон рот, до самого утра. Хорошо, Станислав Алексеевич обещал завтра всей прислуге внеочередной выходной. Ну, вас-то это не касается, вы по другой части служите. А мне очень кстати, я к сыну съезжу, если, конечно, буду в силах.
"Прислуга… — подумала Виолетта, расставшись с экономкой. — Вот кто я здесь. Прислуга должна знать свое место. Нет, на банкет никак нельзя, Тине это может не понравиться. Ни в коем случае нельзя вызывать даже малейшее неудовольствие хозяев".
Из окна ее комнаты была хорошо видна лужайка с накрытыми столами, суетящиеся официанты, неторопливо перемещающиеся гости. Уже смеркалось, но от ярких разноцветных гирлянд было светло как днем. Где-то за деревьями раздался громкий хлопок — это Витек, отвечавший за фейерверки, запустил первую петарду. Высоко вверх взлетел шипящий серебряный столб, и в синем вечернем небе внезапно вспыхнул и расцвел яркий цветок, замер на миг и рассыпался целым ворохом разноцветных переливающихся искр. Господи, какая красота! Какие же чудеса теперь научились делать! Ни в какое сравнение не идет с теми салютами, которыми Виолетта во времена своей молодости любовалась на Ленинских горах.
Переодетая в халат, она долго стояла у открытого окна, не в силах оторваться от завораживающего зрелища и курила, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу, перевезенную сюда из дома вместе со старинным зеркалом. Для его доставки даже понадобилось нанимать «Газель» — в багажник легковушки оно просто не влезло.
— Завидуешь? — спросила сидевшая на подоконнике Старуха. Она тоже глядела в сад на фейерверки и нарядную публику. — Небось представляешь сейчас себя на их месте, в таком вот роскошном туалете, в бриллиантах, с бокалом коллекционного вина!
— Думаю, я выглядела бы не хуже, чем этот заморыш Тина! — Виолетта затушила окурок и принялась убирать в шкаф так и не пригодившееся вечернее платье.
— Да уж, конечно! Скажи еще, что рядом со Стасом ты смотрелась бы куда уместнее.
— А что, скажешь, не так?
— Старовата ты для него, не находишь?
— Старовата? Да ты погляди на меня! — Виолетта обернулась к зеркалу, призывая его в свидетели. — Признайся, разве мне можно дать больше сорока? Да со стороны мы с ним как ровесники!
— Я смотрю, ты всерьез решила им заняться!
— А ты что думаешь, я дура — упускать такой шанс? Ты пойми, ведь в мое время ничего такого не было! Эх, позднее надо было родиться…
— Это точно. Хотя бы лет на двадцать! Сейчас бы все имела — и такой особняк, и такие машины… А теперь — только облизываешься.
— Ничего, — тряхнула головой Виолетта, — все у меня еще будет!
Бросив взгляд на часы, она поняла, что пора готовиться ко сну. Конечно, есть надежда, что поздно угомонившийся Сашура поспит утром подольше, но это вовсе не обязательно. Может вскочить, как всегда, часов в восемь, с него станется. Значит, хочешь не хочешь, придется подняться в семь, чтобы успеть привести себя в порядок. Она принялась раздеваться, напевая себе под нос: "Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу". Это был верный признак того, что Виолетта размышляет о чем-то, и Старуха знала это лучше, чем кто-либо.
— Что это ты задумала? — Старуха подозрительно поглядела на нее.
— Пока ничего. Пока мое дело присматриваться и — как это говорили нашему разведчику в "Щите и мече"? — «вживаться». Ты что, не помнишь, для чего меня наняла эта зазнайка Марьяна?
— И что же ты собираешься делать, интересно знать?
— В настоящую минуту собираюсь ложиться спать. А там видно будет. Утро вечера мудренее. Давай слазь. — И Виолетта довольно бесцеремонно согнала Старуху с подоконника, захлопнула окно и поплотнее задернула шторы.
