Многие газеты с готовностью распахнули свои двери перед Эллсвортом Монктоном Тухи. Он предпочёл «Курьер», газету с устойчивым престижем и умеренно невнятным направлением.
Вечером первого дня работы на новом месте Эллсворт Тухи сидел на краю стола в кабинете заместителя главного редактора и беседовал с ним о мистере Тальботе, владельце «Курьера», которого видел пока только несколько раз.
— Что представляет собой мистер Тальбот как человек? — спрашивал Эллсворт Тухи. — Какому божеству молится? Без чего не может жить?
В радиорубке рядом с вестибюлем кто-то крутил ручку настройки. Из динамика раздался зычный торжественный голос: «Время на марше, вперёд!»
Рорк работал у себя в кабинете за кульманом. Город за стеклянной стеной был наполнен чистым сиянием, первый октябрьский холод сделал воздух прозрачным.
Зазвенел телефон. Рорк с досадой провёл карандашом дугу в воздухе: когда он работал, ему не было дела до телефона. Он подошёл к столу и взял трубку.
— Мистер Рорк! — В голосе секретаря было лёгкое напряжение, что должно было служить извинением за нарушение установленного порядка. — Мистер Гейл Винанд просит узнать, удобно ли вам прийти к нему завтра в четыре часа дня.
Некоторое время в трубке слышалось лишь лёгкое потрескивание, и секретарь начала считать секунды.
— Он ещё у телефона? — спросил Рорк. В его голосе слышались особые нотки, и она знала, что причина не в аппарате.
— Нет, мистер Рорк. Звонит секретарь мистера Винанда.
— Хорошо. Передайте, я буду.
Он вернулся к кульману и стал рассматривать эскиз. Его заставили оторваться от работы, и он чувствовал, что сегодня ему не удастся сосредоточиться. Слишком велик был груз надежды и облегчения.
Подойдя к тому, что было редакцией, издательством и типографией «Знамени», Рорк увидел, что вывеска снята. Над входом остался только след от неё. Он знал, что в здании теперь размещались службы «Клариона» и целые этажи пустовали. «Кларион», третьестепенная ежедневная газета меньшего, чем «Знамя», тиража формата, — вот всё, что осталось от концерна Винанда в Нью-Йорке.
Он направился к лифту и обрадовался, что оказался единственным пассажиром — эта тесная стальная кабинка словно принадлежала ему и никому другому, он снова обрёл её, ему её возвратили. Глубина испытанного им облегчения лишь подчёркивала силу той боли, которая наконец отступила, — боли особой, ни с чем не сравнимой.
Но войдя в кабинет Винанда, он понял, что ему придётся смириться с болью: надежды не оставалось. Когда он вошёл, Винанд встал из-за стола, глядя прямо на него. Лицо Винанда не было лицом незнакомого человека; лицо незнакомца — неизвестная земля, её можно открыть и исследовать, будь на то воля и желание. Тут же было знакомое лицо, которое замкнулось и никогда не откроется. В нём не было боли самоотречения, это было лицо человека, отказавшего себе даже в боли. Лицо отрешённое и спокойное, полное собственного достоинства, но не живого, а того, которое запечатлели изображения на средневековых гробницах, — достоинства, говорящего о былом величии и не позволяющего касаться останков.
— Мистер Рорк, эта встреча необходима, но очень тяжела для меня. Прошу вас принять это во внимание.
Рорк понял, что должен сделать последний жест милосердия, который он мог сделать: не показывать, что между ним и Винандом сохранилась какая-то близость. Он понял: назвав Винанда по имени, он погубит последнее, что ещё было живо в стоявшем перед ним человеке.
Рорк ответил:
— Хорошо, мистер Винанд.
Винанд взял в руки четыре листа машинописного текста и через стол передал их Рорку:
— Прошу вас прочитать и подписать, если вы согласны и одобряете.
— Что это такое?
— Контракт на здание Винанда.
Рорк положил листы на стол. Он не мог их держать, не мог смотреть на них.
— Прошу вас внимательно выслушать меня, мистер Рорк. Я поясню, и вы должны понять. Я желаю немедля приступить к строительству здания Винанда. Я хочу, чтобы это было самое высокое здание в городе. Прошу не спорить со мной, своевременно ли это и приемлемо ли экономически. Я хочу возвести его. У него будет своё назначение, и это всё, что касается вас. В нём разместятся «Кларион» и все службы моего концерна, разбросанные сейчас по всему городу. Остальные помещения будут сданы в аренду. У меня ещё достаточно влияния, чтобы гарантировать это. Не опасайтесь, что возведёте бесполезное сооружение. Вы получите подробный проспект со всеми деталями, условиями и требованиями. Остальное будет предоставлено на ваше усмотрение. Ваши решения будут окончательными. Они не будут нуждаться в моём одобрении. У вас будут все полномочия и полная свобода действий. Это оговорено в контракте. Но я хочу специально оговорить, что мы не будем встречаться. По всем техническим и финансовым вопросам меня будет представлять мой агент, вы будете иметь дело с ним. С ним вы будете проводить все последующие переговоры. Дайте ему знать, каких вы предпочитаете подрядчиков. Если усмотрите необходимость связаться со мной, делайте это через моего агента. Не пытайтесь встретиться со мной. Если вы всё же попробуете, вам будет отказано. Я не желаю разговаривать с вами, я не желаю когда-либо видеть вас снова. Если вы согласны на эти условия, пожалуйста, прочтите и подпишите контракт.
Рорк достал ручку и подписался, не глядя на бумаги.
— Вы не прочитали, — сказал Винанд.
Рорк бросил бумаги через стол.
— Пожалуйста, подпишите оба экземпляра.
Рорк подчинился.
— Благодарю вас, — сказал Винанд, подписал контракт и протянул один экземпляр Рорку: — Это ваш экземпляр.
Рорк сунул бумагу в карман.
— Я не сказал о финансовой стороне. Ни для кого не секрет, что так называемой империи Винанда пришёл конец. Однако она в добром здравии и функционирует так же хорошо, как и раньше, по всей стране, за исключением Нью-Йорка. На мою жизнь её хватит. Но она умрёт со мной. Я намерен ликвидировать бо́льшую её часть. Поэтому можете не ограничивать себя соображениями экономии, разрабатывая проект. Вы вольны определять стоимость строительства. Здание будет стоять ещё долгое время после того, как исчезнут газеты.
— Конечно, мистер Винанд.
— Я полагаю, что вы захотите решать вопросы эксплуатации здания с надлежащей экономической эффективностью. Но вас не должны беспокоить окупаемость и прибыль на начальные капиталовложения. Им не к кому будет возвращаться.
— Да, мистер Винанд.
— Если принять во внимание, как ведёт себя мир в нынешние времена, ту катастрофу, к которой он устремился, этот проект может показаться безумием. Век небоскрёбов прошёл. Наступило время массового жилищного строительства. А это прелюдия к пещерному веку. Но вас не пугает эскапада против целого света. Это будет последний небоскрёб Нью-Йорка. И это окажется весьма кстати — последнее достижение человека, прежде чем человечество уничтожит себя.
— Человечество никогда не уничтожит себя, мистер Винанд. Во всяком случае пока оно способно на такие действия.
— Какие действия?
— Возведение здания Винанда.
— Это уже ваша задача. Мертвецы, такие, как «Знамя», годятся лишь на финансовое удобрение для великих проектов. В этом их назначение.
Винанд взял свой экземпляр контракта, сложил его и аккуратным, точным движением отправил во внутренний карман пиджака. Не меняя тона, он добавил:
— Однажды я сказал вам, что это здание должно быть памятником всей моей жизни. Теперь увековечивать нечего. Здание Винанда будет замечательно только тем, что вы вложите в него.
Он поднялся, давая понять, что встреча подошла к концу. Рорк встал и, прощаясь, склонил голову. Он держал её так на мгновение дольше, чем требовал простой поклон.
В дверях он остановился и обернулся. Винанд стоял за столом не двигаясь. Они посмотрели друг на друга.
Винанд произнёс:
— Воздвигни его как памятник той духовной силе, которая есть у тебя… и которая могла быть у меня.
Весенним днём, полтора года спустя, Доминик направлялась на строительство здания Винанда.
Она смотрела на небоскрёбы, разрывавшие низкую линию городских крыш. Они внезапно вырывались вверх, словно выросли из земли за минуту до того, как она подняла глаза, застигнув их в момент последнего порыва. Казалось, секундой раньше она увидела бы их движение.
Она свернула за угол у Адской Кухни и вышла к обширному расчищенному пустырю.
По развороченной земле ползали грейдеры и бульдозеры, выравнивая поверхность будущего парка. В центре возвышался остов здания Винанда, уже возведённый под самое небо. Верхняя часть остова ещё висела нагой, не одетой в бетон стальной клеткой. Но уже подбирались вверх стекло и дерево, наращивая плоть на неудержимо рвавшуюся в небо арматуру.
