Но тут неожиданно лицо Шеххаты стало задумчивым, печальным. Конечно, обстряпать это дельце не так уж сложно, но и не легко — ведь нужны деньги. На доброту этого сводника надеяться нечего. Наверняка деньги берет вперед. А у него, Шеххаты, ни миллима за душой. И спать ему негде. Все его достояние — он сам да еще сверток с некоторым барахлом, который он оставил в доме Шуши. Все он продал ради уплаты долга своему доброму приятелю. Впервые он так переживал из-за этого долга. Все прежние долги он считал недостойным для себя возвращать. Разве то были долги? Этот же долг он постарался выплатить немедленно, хотя кредитор его и не очень торопил, даже не надеялся на возврат денег. Именно это всколыхнуло Шеххату, заставило проснуться его совесть.
Но теперь, когда Азиза Нофал засияла в его воображении как лучезарная перспектива, он задумал осуществить неосуществимое.
Шеххата потер руки и вполголоса сказал:
— Постараемся найти замену.
— Замену чему? — спросил его Шуша.
— Да ничему. Слава аллаху, что все завершилось мирно.
Во всяком случае, мечта осуществимая. На этом Шеххата успокоился. К нему вернулось прежнее веселье и словоохотливость. Наши приятели уже подходили к месту празднеств.
Со всех сторон раздавались звуки бубнов, тамтамов, дудок, свистков. Веселье охватило весь квартал. Всюду висели флаги, различные украшения. Чем ближе к гробнице святого, тем толпа становилась плотнее, но спокойнее. Шуша и Шеххата из-за толчеи вынуждены были идти по тротуару. Процессии шли одна за другой. Над головами развевались флаги, транспаранты, на которых были написаны изречения из корана. Под сенью знамен и транспарантов рабы божьи веселились как могли: пели, плясали, танцевали. Можно было подумать, что путь к аллаху лежал через это столпотворение. Пройдя еще некоторое расстояние, наши путники вынуждены были остановиться надолго. Причиной тому послужило не божье слово, а зов желудков.
Торговец мануфактурой Аммара устроил ежегодную раздачу пакетов с зелеными бобами и лепешек. Около прилавка была устроена форменная свалка. Каждый стремился опередить других и получить как можно больше кульков и лепешек. Один из толпившихся кричал:
— Держи, я уже достал пять пакетов. В этом деле нужны крепкие мускулы. Прожди здесь хоть целую жизнь — ничего не достанешь. Иди напролом, как остальные!
Шуша и Шеххата начали пробиваться через плотную толпу жаждущих добыть дармовые бобы и лепешки. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как путь им преградила другая процессия, символом которой была шейха Зубейда.
В небольшой будке, завешенной куском грязной зеленой материи, стоял человек. Рядом с ним — металлический столик, на нем рисунок женской головы. Вверху рисунка надпись: «Шейха Зубейда — чудо человечества». Человек кричал во всю глотку:
— Идите все сюда!.. Посмотрите на эту удивительную женщину… Всего за полпиастра… Шейха Зубейда… Голова, не имеющая тела, говорит сама по себе… Задаром!..
По соседству стояли еще двое. Один гремел в бубен, другой играл на дудке.
Приятели прошли мимо балагана, повернули направо, пересекли широкую площадку, на которой были устроены качели и карусели, скрипевшие и визжавшие на разные голоса. Через несколько минут ходьбы Шуша и Шеххата пришли к лабазу шейха Абида Аттара. Лабаз располагался рядом с гробницей святого, то есть в самом центре людского содома, устроенного по случаю праздника.
Шейх Абид украсил вход в свой лабаз зеленью, флагами и разного рода лентами. В укромном уголке он постелил на землю несколько циновок, готовясь к церемонии поминания святого.
Шуша и Шеххата приветствовали сидящих за столиками и на циновках, затем направились к входу в гробницу. Через узкий проход они подошли к месту омовения. Бассейн был очень маленьким. Сидевшие на краю его люди пригоршнями брали воду и совершали обряд омовения. Оба наши знакомца последовали примеру других, сотворили вечернюю молитву и вернулись в заведение шейха Абида, чтобы вкусить от его праздничного угощения.
Шеххата сел на циновку рядом с Шушей. Он стал осматриваться но сторонам, намереваясь обнаружить что-нибудь существенное. Но не увидел ничего, что было бы полезным для него: ни еды, ни женщин, ни нардов, словом, ничего такого, что ублажило бы его душу и тело… Терпение, терпение… Авось господь бог и пошлет добра.
Шейх начал чтение корана. Тут же появилась стайка мальчишек, среди которых был Сейид. Увидев отца, он направился к нему и зашептал на ухо:
— Мне нужно полпиастра.
— Зачем?
— Развлечься на празднике.
— Что с деньгами-то сделаешь?
— Посмотрю на шейху Зубейду, схожу в театр теней. Куплю немного поесть. Разве на все это не нужно денег? Иначе не будет никакого удовольствия от праздника.
Отец полез за кошельком, вытащил пиастр и отдал сыну. Тот немедленно побежал к остальным ребятам.
— Пойдемте в театр теней!
Заплатив каждый по миллиму, ребята вошли внутрь палатки и расселись по скамейкам.
Палатка видала виды: старая, изодранная. Она была разделена на две половины занавеской из дешевой ткани — одна была зрительным залом, другая — сценой или чем-то в этом роде. Обе половины освещались керосиновой лампой. Ребятишки представления не имели о том, что скрывается за занавеской. Их фантазия рисовала мир чудес, полный движения, жизни и секретов. Если бы они заглянули за занавеску, то их постигло бы полное разочарование. Никаких чудес или волшебства там не было.
За занавеской было лишь одно живое существо — пожилой человек, заставлявший двигаться немые куклы, сделанные из плотной бумаги. Он один был повелителем всего этого волшебного мира, единственной его движущей силой. Это божество было одето в майку. Когда пришли ребятишки, он доделывал несколько новых марионеток. Заметив зрителей, волшебник ударил деревянной стукушкой по сундуку, что означало начало спектакля. По этому сигналу в палатку вошел мужчина, стоявший у двери и собиравший деньги, и потушил лампу. Занавес осветился лампой, находившейся сзади. Не дождавшись начала спектакля, Сейид крикнул:
— Покажите нам сказку о том, как мальчик Сейид отлупил шейха Абдель Расула!
Все спектакли начинались с подобных пожеланий, ибо зрители считали, что божество, спрятавшееся за занавесом, может делать и изображать все, что угодно.
На занавесе появился шейх Абдель Расул. Божество же сидело на земле, спрятавшись за деревянную перегородку так, чтобы не была видна его собственная тень и чтобы создать у зрителей впечатление, будто бы герои двигаются сами, без посторонней помощи. Надев на пальцы свои бумажные куклы, волшебник двигал ими так, чтобы тени отражались на занавеске. Зрители видели движущиеся фигуры героев так же, как на белом экране кино. Только фигуры не были объемными.
Божество за занавесом заговорило грубым злым голосом:
— Я шейх Абдель Расул… Я злой… Бью без раздумья.
Взяв в другую руку изображение мальчика, божество запищало:
— А я водонос Сейид… Я вспыльчивый… На удар отвечу не меньшим ударом…
Ребятишки захохотали, захлопали в ладоши, закричали, воодушевляя мальчика:
— Браво, Сейид!.. Дай ему!.. В глаз бей!..
* * * * *
А теперь оставим ребятишек, восторженно следивших за развитием сражения на занавеске, и опять вернемся к Шуше и Шеххате. Чтение корана близилось к концу. Шеххата прощался со сладкими мечтами об Азизе Нофал. Наклонясь к Шуше, он шепотом спросил:
— А потом что?
— Вечерняя молитва.
Шеххата тяжело вздохнул и подумал про себя: «Молитвы, чтение корана, поминание… Нет… О аллах! Я больше не могу всего этого выносить».
Но делать было нечего, и Шеххата поплелся вместе со всеми в мечеть. Завершив моление, они вернулись на прежнее место. И тут Шеххата был приятно удивлен. Он увидел большой котел с похлебкой, в которой плавали большие куски вареного мяса. Котел стоял в центре людского круга, как будто он вырос из земли или свалился с неба.
У Шеххаты даже слюнки потекли. Он представил себе, как вонзает зубы в мясо, как запивает его похлебкой. Но нужно было ждать договоренности между хозяином и гостями. Хозяин приглашает раз — гости отказываются, он приглашает другой раз — гости снова отказываются. Словом, приглашения и отказы звучат до тех пор, пока все решают: приличия соблюдены и пора начинать есть.
Наконец для дядюшки Шеххаты кончились тяжелые времена, и он ожесточенно набросился на мясо и на похлебку. Ни на кого не обращая внимания, он уплетал за обе щеки.
Трапеза закончилась. Миски были убраны, и все начали готовиться к ритуалу поминания. Присутствующие образовали круг, почитаемый всеми шейх начал выкрикивать фразы, а остальные за ним повторять. Шеххата еще не успел настроить свой мозг, внять словам шейха, как все хором запели: «О милосердный, о милосердный!» Можно было подумать, что все повторяли слова новой песни, Шеххата подхватил вместе со всеми: «О милосердный!»
