– Мы, Таня. Мы. Только вместе. Я могу его аннулировать хоть завтра. И что? Пустота имеет свойство заполняться дерьмом, а не амброзией. И вести схоластические споры о том, что лучше и приятнее для обоняния – дерьмо или кусок дерьма, мне совсем не хочется.
– Я знаю. Тебе… Нам нужно будет опереться на что-то, когда он… – Андрей замялся, – уйдет. А ничего нет. Ни общества, ни политиков, ни хозяйственников…
– Я думаю, ты не совсем прав, дружище, – покачал головой Майзель. – Есть такой замечательный мидраш [47] на эту тему… Некий иудей, одетый в залатанный полотняный халат, обутый в сандалии, подвязанные веревками, стоял у ворот Вавилона, когда мимо проезжал знатный ассирийский вельможа. Тому стало жалко бедняка, и он воскликнул: как плохо вам живется, уважаемый… Я живу бедно, но не плохо, ответил тот. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии – это значит жить бедно, но не плохо. Это называется «родиться в недобрый час». Не приходилось ли вам видеть, ваша милость, как лазает по деревьям большая обезьяна? Она без труда влезает на кедр или камфарное дерево, проворно прыгает с ветки на ветку так, что лучник не успевает и прицелиться в нее. Попав же в заросли мелкого и колючего кустарника, она ступает боком, неуклюже и озирается по сторонам, то и дело оступаясь и теряя равновесие. И не в том дело, что ей приходится прилагать больше усилий или мускулы ее ослабели. Просто она попала в неподходящую для нее обстановку и не имеет возможности показать, на что она способна. Так и человек: стоит ему оказаться в обществе дурного государя и чиновников-плутов, то даже если он хочет жить по-доброму, сможет ли он добиться желаемого… Так и с вами, друзья мои. И с русскими… Люди есть, нужно просто сдуть с них мусор…
– Не будешь же ты, в самом деле, оккупационную администрацию для этого учреждать…
– Не хотелось бы, – кивнул Майзель.
– А из меня премьер-министр – как из говна пуля…
– Ну, это не совсем так. На премьера ты в своем нынешнем виде, конечно, не тянешь. Но ты можешь вырасти, потому что у тебя есть организаторская жилка и руководящий потенциал. Однако я не жду от тебя формирования теневого правительства, Андрей. Это бессмысленно на данном историческом этапе. И пойми, – героических поступков я от тебя тоже не жду. Каждый на своем месте приносит больше пользы, чем на чужом… А героев, которые будут брать штурмом гэбню и президенцию, я найду тоже.
– Один вопрос меня гложет, Дан. Почему ты сам занимаешься со мной? Ты бы мог это поручить своему Фонду… Или посольству…
– Стыдно, Корабельщиков. Ты же умный. Пошевели мозгой.
– Сдаюсь…
– Ты мой друг. Я за тебя отвечаю. И мне дороги все, кого я люблю. Тех, кого я люблю, я не могу никому поручить. А вас я люблю, ребята. И поэтому вы должны знать – не фонд и не посольство стоят за вами. Не Великое Чешское Королевство Богемии, Силезии и Моравии. Не «Golem Interworld». А я. Сам. Ты думаешь, я только королей и императоров люблю? Я люблю всех моих людей. И они платят мне тем же. И поэтому у нас получается что-то… Потихонечку, по чуть-чуть, мы вытащим из дерьма этот шарик, Дюхон. Вместе.
– Даник… Господи… Как тебя хватает на это?!
– Не знаю, Танюша. Как-то… Я очень хочу. Хотеть – значит мочь… – Майзель допил свое вино и кинул в рот несколько виноградин. И усмехнулся: – Ну, так, ребятишки. Закончили сопли пускать. У тебя есть кое-что в запасе, Андрей. Давай. Времени до утра порядочно.
– Это касается Брудермайера. Я говорил, Таня, ты помнишь? Они последнее время стали часто встречаться с людьми из Исламской конференции. И пошли такие упорные слухи про то, чтобы из диалога, христианско-иудейского, сделать триалог, так сказать. Они денег хотят, Дан. Думают, что смогут с шейхов тянуть, как с немецкого правительства и с Гирстайна. У Гирстайна проблемы какие-то, денег меньше стало заметно. А так… Ласковое теля… Только не выйдет. Если пустят эту братию туда, конец диалогу настанет, а «триалога» не выйдет. Только антисионистские резолюции. Нужно это прекратить. Это не сам Юлиус, понимаешь? Вернее… Он человек совершенно в таких вещах наивный…
– Я знаю, Андрей. Типичная проекция. Интеллигентско-христианская. Мы такие продвинутые и толерантные, и с этими мы сейчас побеседуем, и настанет во человецех мир, благоволение и сплошное вообще воздухов благорастворение… Только вот это вряд ли. Сможешь эту тенденцию свернуть?
– Один – нет. С другими – смогу. Но… А зачем ты им денег дал?
– Меня попросил Рикардо, и…
– Рикардо?
– Понтифик, Танечка. Они с Его Святейшеством… на ты?
– Обязательно.
– Вот, – Андрей сделал такое движение головой и руками, – «а кто бы сомневался».
– Убиться веником. Кошмар.
– Ты что-то начал…
– Да. Они с понтификатом какую-то совместную комиссию должны финансировать, так чтобы это побыстрее устроить… Ну, и, кроме того, тебе немножко тыл обеспечить.
– То есть…
– Мои люди намекнут твоему другу Юлиусу, что нужно продвигать молодежь из новой Европы. Считай, что ты уже в президиуме, Дюхон.
– Тьфу, блин… Зачем я тебе что-то говорю?! Ты сам все знаешь и сам все сделаешь…
– А вот это опять вряд ли, – усмехнулся Майзель. – Я и так разрываюсь на куски, дружище. Что же, мне и в совете вашей Лиги заседать? Нет уж. Сами. Примите и прочее. Считай, что с этим мы решили. Но это опять не главное. Я жду.
– Есть одна идея… – Андрей вздохнул. Посмотрел на Татьяну и продолжил лишь после того, как она кивнула отчетливо и однозначно: – Тебе словосочетание «Беларуская Народная Республика» что-нибудь говорит?
– Была такая страна…
– Она и есть, Дан.
– Да? Давай дальше.
– Слушай, – по тому, как загорелись у Корабельщикова глаза, Майзель понял, что главное – вот оно. – Эта страна была признана Францией, Германией, Чехословакией, Италией, Великобританией и Соединенными Штатами. Потом большевики аннексировали территорию и создали там советскую республику, но БНР никто не отменял официально. То есть и страна, и акты о признании суверенитета существуют и теоретически продолжают действовать, понимаешь?
– Я пока не очень понимаю, к чему ты клонишь, но это неважно. Ты закончи мысль, а потом увидим. Чего я не пойму, я спросить не постесняюсь. Итак?
– В общем, с одной стороны мы имеем государство в таком, если можно сказать, «отложенном» состоянии. Примем это как одно из условий. С другой стороны, мы имеем, после всех этих референдумов и прочей дребедени, которую нагородил Лукашенко, непризнанный парламент и непризнанного де-юре президента страны, возникшей явочным порядком в результате большевистской агрессии на месте страны настоящей… Чего ты скалишься?!
– Вот уж службишка так служба, дорогой ты мой дружище, – тяжело вздохнул Майзель. – Ладно. Дальше.
– Законодательный орган БНР – Народный Совет, Центральная Рада БНР…
– В Канаде. Знаю. К сути, к сути давай, Дюхон.
– У БНР нет граждан. То есть Рада – это и все граждане, собственно говоря.
– Верно. И?
– Надо сделать граждан.
– Это тяжелая работа, дружище, – расплылся в ухмылке Майзель. – Даже если мы все бросим и будем заниматься только этим, – о-го-го, знаешь, сколько времени потребуется? И не думаю, что Танюша будет в большом восторге от твоего участия в этом трудном и длительном, хотя и чертовски приятном процессе…
– Прекрати паясничать.
– Уже, как говорит мой начальник СБ. Я тебя внимательно.
– Надо провести такую… подписку на гражданство. Причем не просто подписку… Надо людям паспорта раздать. Красивые и настоящие. В которых какие-нибудь ясные и торжественные слова написаны. С «погоней». Но не просто бумажки… А чтобы люди знали, что этот паспорт – их пропуск в будущую жизнь, без Луки и всей его гопы. Что суверенитет страны будет только гражданам принадлежать, а всем остальным придется доказать, что они достойны быть ее гражданами. И чтобы по этим паспортам хотя бы в Чехию пускали…
– И желательно по дипломатическому коридору, – Майзель откинулся на стуле, сложил на груди руки и, кивнув несколько раз, улыбнулся, заговорщически подмигнул Андрею: – Вот ты чем, на самом деле, хочешь заниматься, оказывается. А диалоги всякие – это так, зарядка для хвоста. Я так и думал. Дюхон, ты гений. Это чертовски красивая схема. Граждане – выборы – новая страна. Лукашенко висит нигде. Новое государство получает дипломатическую поддержку, приглашает нас убрать с дороги узурпатора… Здорово. Схема принята.
– Вот так вот. Принята. Отлично.
– Хочешь, чтобы я с тобой поспорил? Поискал слабые места? А вот это вряд ли. Это не моя работа. Я сейчас позвоню министру иностранных дел, пускай он организовывает юридическую и дипломатическую экспертизу твоей схемы. Я ее принял и завтра обрисую Вацлаву. А через несколько дней, когда экспертиза скажет свое веское слово, мы поручим МИДу собрать команду специалистов и отловить всех чертей, которые спрятались в деталях. И ты получишь – на этой стороне – полную и безоговорочную поддержку. Но только при одном условии.
