— До сих пор ни разу, мистер Бейлор.
— Ну что ж, надо же когда-то начинать. Правда, вы, кажется, утверждали, что определение того, был президент убит или умер по какой-либо другой причине, не входит в вашу компетенцию?
— Возражаю.
— Снимается. Агент ФБР, который обвиняет первую леди Соединенных Штатов в убийстве мужа, вероятно, может рассчитывать на благодарность в приказе…
— Возражаю.
— Продолжайте, адвокат.
— Хорошо, ваша честь. И прошу прощения, если это высказывание кого-то оскорбило. Агент Уэпсон, при вашем огромном опыте работы, часто ли вам доводилось допрашивать только что овдовевших женщин? К примеру, женщин, только что проснувшихся в одной постели с умершими мужьями?
— Я беседовал с женами людей, погибших в результате взрывов…
— Я говорю о допросах, а не о беседах.
— Я не допрашивал миссис Макманн.
— Что вы ей сказали прежде всего? После того как предъявили удостоверение?
— Я спросил у нее, что случилось.
— Вы не выразили ей соболезнование?
— Соболезнование?
— Именно. Это значит сказать ей: «Сожалею о вашей утрате, мэм». Или: «Я знаю, мэм, сейчас вам приходится нелегко». Если не ошибаюсь, таким образом принято выражать сочувствие в разговоре с людьми, недавно потерявшими близких. Вы его выразили?
— Мистер Бейлор, там лежал президент Соединенных Штатов…
— Просто ответьте на вопрос, заранее благодарю.
— Нет. Я подумал, что при данных обстоятельствах…
— Благодарю вас. Миссис Макманн не потребовала, чтобы во время вашей, как вы выразились, беседы присутствовал адвокат?
— Нет.
— То есть ей ни разу не потребовалась консультация юриста?
— Нет.
— Разве это не странно?
— Не знаю, мистер Бейлор. Как вы сами сказали, в том, что касается убийств президентов, опыт у меня небогатый.
Публика рассмеялась. Судья Голландец нахмурился.
— Когда вы сообщили миссис Макманн, что она имеет право на присутствие адвоката во время ваших так называемых бесед?
— Перед второй беседой. После того как я побеседовал с агентом Секретной службы Бернамом и после того как в лаборатории ФБР установили, что отпечатки пальцев на плевательнице принадлежат ей.
— И что она вам ответила?
— По-моему, она сказала, что адвокат ей не нужен.
— Это все, что она сказала?
— Еще сказала, что ничего не скрывает.
Бойс подошел к секретарю и взял у него плевательницу. В ней отражался яркий свет, горевший в зале суда.
— Давайте потолкуем об этом так называемом орудии убийства, об этом грозном предмете, оказавшемся в центре внимания всего мира. Вы показали, что, войдя в президентскую спальню, не смогли определить, что это за предмет. И все же сказали, что он был опрокинут. Если вы не поняли, что это за предмет, откуда вам стало известно, что он опрокинут?
— Что бы это ни было, я сумел установить, что предмет не стоит, а лежит.
— Поздравляю, сэр, вы обладаете редкой способностью идентифицировать незнакомые трехмерные объекты, которые повернуты на девяносто градусов в сторону от нормального положения.
— Возражаю.
— Снимается. Однако вы вошли в комнату и сразу поняли, что этот старинный сосуд для плевков является смертельным оружием?
— Возражаю.
Судья Голландец подался вперед, и стул под ним заскрипел. Вот он, источник судейской ауры: у судей стулья больше, чем у всех остальных. И еще тот факт, что судьи имеют возможность приговаривать людей к сидению на электрифицированных стульях. Все дело в стульях.
— Снимается. Итак, продолжим. Согласно вашим показаниям, миссис Макманн сказала вам, что среди ночи ее разбудил какой-то шум. А вас удивило то, что она не попыталась установить источник этого шума, верно?
— Как правило, когда люди… особенно женщины… просыпаются от чего-нибудь, им хочется узнать, что это за шум.
— Особенно женщины? Намекаете на то, что они — слабый пол?
— Возражаю.
— Ваша честь, я просто пытаюсь внести ясность в замечание, сделанное самим свидетелем.
Совещание у барьера.
— Другими словами, агент Уэпсон, миссис Макманн следовало бы всюду зажечь свет, встать с кровати, возможно, вооружиться бейсбольной битой и посмотреть, не забрался ли вор? В Белый дом.
— Возражаю.
— Принимается.
— Позвольте перефразировать. Вас удивило, что миссис Макманн, измученная после того, как в гостях у нее побывала половина Латинской Америки, возможно, просто предположила, что причину этого глухого удара установит кто-нибудь другой, хотя жила она в наиболее строго охраняемом доме на нашей планете?
Агент Уэпсон задумался достаточно надолго, чтобы Бойс успел сказать:
— Не беда, это несущественно. Давайте продолжим.
Бойс умел создавать иллюзию недовольства черепашьим темпом судебного процесса, изображая из себя человека, которому не терпится выяснить — как он это назвал? — правду.
— Вы беседовали с мисс Бабеттой Ван Анкой, актрисой, которая ночевала в Линкольновской спальне, дальше по коридору, не так ли?
— Беседовал.
— И что она вам рассказала?
— Что приблизительно в двенадцать тридцать она пожелала президенту спокойной ночи и уснула.
— Так сразу и уснула?
В двух с половиной тысячах миль оттуда у Бабетты пересохло во рту.
— Она сказала, что сначала смотрела телевизор. Что заснула, так его и не выключив.
— А она не сказала, что ночью слышала глухой звук от удара?
— Она сказала, что крепко спала до утра.
— Я рад, что хоть кто-то хорошо выспался в Белом доме той ночью. Еще пара вопросов, и всё, агент Уэпсон. Вы очень терпеливо меня переносите. В отличие от мисс Клинтик.
— Возражаю.
— Право же, ваша честь, я всего лишь пытался немного поднять нам настроение.
— Возможно, вы поднимете настроение мне, если продолжите допрос, мистер Бейлор.
— Агент Уэпсон, в один из периодов вашей карьеры вас перевели в Контрразведывательный отдел ФБР, верно?
— Да, верно.
— Будьте любезны, расскажите суду, чем он занимается.
— Отдел контрразведки ведет слежку за агентами иностранных разведок, работающими в пределах Соединенных Штатов.
— За шпионами? То есть, вероятно, за иностранными шпионами?
— Совершенно верно.
— Вы работали в должности руководителя отделения в Сан-Франциско, не так ли?
— Да, это так.
— Работал ли под вашим руководством некий агент Уайли П. Синклер?
— Возражаю.
Даже телезрители, которые понятия не имели, кто такой Уайли П. Синклер, догадались, что идет не просто очередное совещание у барьера. В какой-то момент Сэнди Клинтик с Бойсом заговорили в таком повышенном тоне, что их голоса были слышны, несмотря на белый шум, издаваемый «глушилкой» — специальным устройством, которое судья Голландец включал во время совещаний у барьера, чтобы не допускать подслушивания.
— Для защиты это ключевой момент, — сообщил зрителям корреспондент одной телесети — шепотом, словно комментатор игры в гольф во время решающего удара в лунку с девятнадцати футов. — Бейлор очень хочет победить по всем статьям.
Наконец судья Голландец выключил глушилку и попросил присяжных не придавать «чересчур большого значения» тому, что они сейчас услышат.
— Продолжайте, мистер Бейлор.
— Агент Синклер работал у вас.
— В этом отделе у меня работали двадцать пять агентов.
— Но он находился в вашем подчинении?
— Да, в моем.
— И, как выяснилось, продавал наши секреты китайскому правительству?
— Да.
— Гм. Неплохую контрразведывательную операцию вы там проводили, агент Уэпсон, нечего сказать.
— Возражаю.
— Снимается. Не явилось ли для вас некоторой неожиданностью то, что один из ваших агентов ведет бойкую торговлю нашими драгоценными государственными тайнами?
— Это стало страшным ударом для всех сотрудников Бюро.
— Подвергалось ли Бюро критике за проявленную в данном случае халатность? Насколько мне известно, мистер Синклер регулярно посещал казино Лас-Вегаса, ездил на итальянском спортивном автомобиле, играл в гольф, разъезжая по дорогим клубам.
— Да, этот вопрос обсуждался.
— Был ли кто-нибудь уволен из Бюро в результате столь крупного провала?
— Нет.
— Неужели?
— Возражаю. Свидетель уже ответил на вопрос.
— Снимается. Не делала ли первая леди, миссис Макманн, каких-либо публичных заявлений по этому поводу?
— Мне о них ничего не известно.
Бойс взял со стола защиты листок бумаги и передал его судебному приставу, который передал его сидевшей с весьма угрюмым видом ЗГП, после чего он был надлежащим образом зарегистрирован.
— Ваша честь, можно мне попросить суд о снисхождении и прочесть вслух всего несколько фраз из этого документа?
