Ребенок стал его тайной радостью, которой могло и не быть. Когда он клал руку младенцу на головку и называл «сын мой», то был счастлив, что это не в переносном смысле; он качал ребенка на коленях и позволял шоколадным пальчикам дергать распятие на груди. Он не сердился, когда обильная слюнка свисала ему на сутану или ребенок вдруг отрыгивал, как все младенцы. Консепсион говорила, что при рождении Кристобаль смеялся; может, потому он и приносил отцу счастье; оно перевешивало чувство вины и тревогу и одаривало знанием любви, в которой кардиналу было бы иначе отказано.
Между кардиналом и Консепсион установились отношения, весьма похожие на супружество, только не официальное, а тайное. Их отношения выдержали годы нежной привычки к ночным свиданиям и многозначительным взглядам и уцелели при все учащавшихся посещениях кардинала бесами. Когда бесы приходили, Консепсион обхватывала кардинала за плечи и держала, пока ужас не стихал, утешала материнским воркованьем и давала в руки распятие.
И она же пыталась справиться с его приступами боли в животе. Второй приступ случился через год после первого, а потом они происходили минимум раз в три месяца. Консепсион не понимала (потому что он никогда не говорил), что нежелание показаться врачу основано на странной логике: это наказание, достаточное для очищения и смывания грехов. Прегрешений не накапливалось столько, чтобы для избавления от них возникла необходимость оставить Консепсион.
И по прошествии стольких лет Консепсион готовила ему обжаренную в пальмовом масле рыбу, спокойно уверенная, что она с кардиналом на всю жизнь. Да и что бы с ней стало, если б она ушла? Занималась бы проституцией и нищенствовала? А с маленьким Кристобалем? Выращивал бы хризантемы в оранжереях, где заражаются кожными болезнями и умирают от опухолей? Ботинки бы чистил на улице и жил в сточных трубах? Нет, она счастлива, что жарит рыбу, и отнесет ее наверх, чтобы кардинал поел до прихода монсеньора Рехина Анкиляра, и, может, это пойдет на пользу его животу.
16, в которой его превосходительство президент Веракрус, не шибко жульничая, побеждает на всеобщих выборах (1)
– Итак, господа, срок моих полномочий стремительно приближается к концу, и дальше оттягивать невозможно. Позвольте напомнить то, что вам уже известно, а именно: на карту поставлены и ваши должности, поэтому давайте не будем подогревать слухи о расколе кабинета и авантюризме моей администрации, ладно?
– Босс, сейчас для выборов не самое удачное время. Мы не получим такие же результаты, как после завоевания Свинского острова, у нас ведь больше таких побед не было – мы не вели никаких войн. Сейчас объявить войну некому, ситуация очень сложная, – высказался Эмперадор Игнасио Кориолано на совещании кабинета в Президентском дворце.
– Эмперадор, сколько раз я должен просить не называть меня «босс»? Мы не в Панаме. А нельзя объявить войну Восточной Германии? Я уверен, это увеличило бы субсидии от Соединенных Штатов, а реальная опасность крайне мала.
Члены кабинета беспомощно переглянулись.
– Ваше превосходительство, позвольте напомнить: Восточная и Западная Германии сейчас единая страна. – Говорил министр иностранных дел – огромный учтивый человек в бархатном смокинге; как ни смешно, должность он получил потому, что жена у него – норвежка, а любовница – француженка.
Похоже, новость огорчила его превосходительство. Он устало потер лоб.
– В самом деле, – сказал он, – сейчас так выматываешься, что за делами отстаешь от событий. Так вот почему восточногерманский посол больше не ходит на приемы и не присылает мне в подарок несъедобные сосиски.
– А почему бы просто не заполнить избирательные урны заранее, как в прошлый раз? – спросил Эмперадор, от которого по известным причинам всегда пахло анчоусами.
– В прошлый раз вышел скандал. Избирателей получилось втрое больше, чем народу в стране, – ответил его превосходительство. – Во всяком случае, должен вам заметить, времена меняются. То есть сейчас приходится играть по правилам. Нельзя с высоких нравственных позиций выступать против наркодельцов и тут же эти позиции терять из-за скандальной коррупции.
– Нам бы не помешала пара путчей, – заметил министр иностранных дел. Высказывание явно потрясло его превосходительство, и министр торопливо прибавил: – Я имею в виду, ваше превосходительство, что антидемократические перевороты всегда способствуют популярности демократических правительств. У нас не найдется молодого полковника, чтоб инсценировал неудавшийся заговор, а уж мы б его потом отблагодарили?
– Мы сами напортачили, – вмешался министр внутренних дел. – С тех пор как назначили генерала Хернандо Монтес Соса начальником Генерального штаба, подобные мероприятия просто невозможны. Он установил в армии беспрекословную дисциплину и вышвырнул всех смутьянов. Никто ничего не сделает без его разрешения, а он – без нашего.
– Черт побери! – воскликнул президент; он именно для того и назначал генерала, ставшего теперь помехой. – Может, с коммунистами попробуем?
– С консерваторами шансов больше, – сказал Эмперадор. – У нас четырнадцать коммунистических партий различной окраски, и чертовски трудно отыскать какую-нибудь старой сталинистской закалки. Они все превратились в слюнявых либералов.
– Мы сами либералы, – холодно заметил его превосходительство.
– Но никто не говорит, что мы слюнявые, – поспешно сказал Эмперадор. – Предлагаю обратиться к министру внутренних дел с просьбой найти для этого дела консерватора.
– Сделаю, – сказала вышеупомянутый министр, олицетворявшая женское участие в политической жизни страны и полная решимости сохранить место, превзойдя мужчин в хитрости, лживости, подхалимаже и расчете. В народе ее прозвали Ева Перон[45] благодаря сомнительному прошлому и склонности к популистским выходкам. Чуть ли не ежедневно ее фото появлялись в газетах: она целует бездомных собак, проникновенно плачет на месте взрыва угольной шахты или пожимает культю незаразного прокаженного. – А почему просто не сделать вид, что попытка переворота была? – сказала Ева. – Так дешевле, проще и безопасней. Делов-то: заявление в прессе, потом его превосходительство выступает по телевидению и говорит что-нибудь весомое, затем я рассказываю, как он героически нас уберег, лично задержав вооруженного человека, а потом на телевидение отправится Эмперадор и заявит, что это были консерваторы. Смотрим результаты опроса избирателей: если наша популярность высока, тут же начинаем выборы, а если нет, можем объявить чрезвычайное положение, чтобы немного их отсрочить…
– Сеньора, простите, что перебиваю. Я абсолютно согласен с вашим замечательным планом, но предлагаю в любом случае объявить чрезвычайное положение и идти на выборы. Основание – мы не позволим даже чрезвычайщине препятствовать надлежащему развитию демократии. Полагаю, это произвело бы на электорат наиблагоприятнейшее впечатление.
– Очень хорошо, Эмперадор, – сказал его превосходительство. – Нашим лозунгом будет: «Демократия у нас в надежных руках».
Сказано – сделано. Посол в Соединенных Штатах отправился в магазин сувениров и розыгрышей, купил пакетик совсем как настоящих липучих пулевых отверстий – такие клеят на ветровые стекла молодые охламоны этой страны – и отправил на родину дипломатическим багажом. Его превосходительство лично приклеил дырки к президентскому лимузину и появился на телевизионных экранах, спокойный и преисполненный достоинства. Ева Перон с восторженными глазами выступила в «Новостях» и рассказала, как его превосходительство противостоял вооруженному бандиту и вырвал оружие из цепких рук, после чего предполагаемый убийца удрал без оглядки. Эмперадор Игнасио Кориолано заявил с экрана, что это – часть тайного антидемократического заговора консерваторов по устранению главного предвыборного штаба Либеральной партии. Его превосходительство объявил чрезвычайное положение и одновременно назначил выборы на двенадцатое июня.
Консерваторы, получавшие деньги от промышленников и тайные пожертвования Церкви, тут же нанесли встречный удар, по всей стране установив громадные щиты с плакатами. На них были изображены его превосходительство и Ева Перон с пузырями изо рта, как в комиксах. Ева спрашивала: «Что было в стране до появления свечек?» – а его превосходительство отвечал: «Электричество».
Самое неприятное и обидное – это было близко к правде. Норвежцы по доброте душевной построили удивительную систему гидроэлектростанций; теоретически станции давали бы достаточно энергии и для обеспечения потребностей всей страны, и для воплощения планов его превосходительства по подъему промышленности. Но то было время исчезновения людей, и произошла история с похищением Регины Ольсен, что стало причиной крупных дипломатических трений с Норвегией; по завершении всех проектов норвежцы отказались остаться и помочь в эксплуатации построенных ими электростанций. Все местные инженеры-энергетики уехали в Бразилию строить гигантскую плотину на границе с Парагваем и не хотели возвращаться и работать за жалкие гроши на родине. Управление турбинами доверили людям, которые с трудом вставляли вилку в розетку и ввинчивали лампочку. К тому же существовал партизанский отряд под вдохновенным руководством Сендеро Луминосо, посвятившего себя прогрессу и освобождению масс, чего, как он считал, легче всего достичь посредством взрыва опор линий электропередач. Партизаны надеялись таким образом, ввергнув пролетариат во тьму, вывести его к свету, а отсутствие электричества стало нормой жизни.
