Полицейский с укоризной посмотрел на Штрассера и сказал:
«Ну и заварили же вы кашу, господин учитель. Должен сказать, это не останется без последствий. Отнять деньги у совершенно незнакомого человека, который не сделал вам ничего плохого. По сути, речь идет о нападении с применением физического насилия. При желании это можно истолковать даже как ограбление».
Мы молчали. Полицейский наслаждался нашим смущением. Наконец Штрассер проговорил:
«Да. Видно, это была серьезная ошибка. Однако мы не могли знать, что он не виновен».
«Любой человек не виновен до тех пор, пока не доказана его вина, — надменно произнес полицейский. — Но даже если бы он действительно стащил деньги, это еще вовсе не значит, что можно обращаться с ним таким образом, словно вы дикари. А вы ведь горожане. Все это будет включено в мой рапорт».
«И что же нам теперь делать?» — спросил Штрассер.
«Сначала надо вернуть деньги».
«Это само собой разумеется».
«Так вот, сделайте это сами. Я у него денег не отнимал, не мне их и возвращать».
Штрассер послушно взял купюры, которые лежали на столе, вложил их в конверт и протянул Порте.
«Прошу меня извинить, — проговорил он нерешительно, — мы вас приняли за другого».
Порта сунул конверт в карман своей куртки, застегнул молнию, и тут я впервые заметил улыбку в его глазах. Сильвио что-то сказал по-итальянски, и улыбка заиграла даже у него на губах. Или он пытался выдавить из себя улыбку, которая в любом случае получилась у него ужасная. Как у Дракулы. Только без длинных зубов. Он хлопнул ладонью по карману с деньгами и сказал: «Fa niente»[6].
Вдруг Мартина словно прорвало:
«Если это был не он, кто же тогда? Значит, кто-то еще?»
«Пожалуйста, только не здесь, — сердито одернул его Штрассер. — Сейчас это уже не так важно. Не знаю, представляете ли вы себе неприятные последствия, которые может иметь эта глупейшая история».
Все молчали, хотя, вероятно, у каждого в мыслях было одно и то же: нас это ни в коей мере не коснется. А если что случится, то только с тобой. Ты ведь — учитель, ты за все и отвечай.
Кто-то постучал в дверь. Полицейский, который все еще был занят своим рапортом, сидел спиной к двери.
«Войдите», — громко сказал он.
Пришел врач, мы сразу поняли это по его облику — солидный, полный достоинства, с седыми волосами, — поняли еще до того, как он открыл рот. Мы поднялись с мест, как в школе при появлении учителя. Он сказал «добрый день», и мы хором ответили «добрый день». Штрассер представился и хотел было объяснить, что здесь происходит, но полицейский перебил его:
«Я вам позвонил, потому что у нас здесь происшествие. Этот человек — итальянец. По паспорту Умберто Порта. Он отправился пешком через перевал Монтеморо. И вот эти его…»
«Городская гимназия Берна, — быстро проговорил Штрассер. — Четвертый класс. — Чуть наклонив голову, он добавил: — Доктор Штрассер, учитель».
Врач представился и пояснил, что здесь он всего лишь отдыхающий, много лет работает врачом-ассистентом в Берне. Он осмотрелся по сторонам и, не найдя подходящего места, поставил свой чемоданчик прямо на стопку документов, возвышавшихся на письменном столе. Полицейскому, как видно, это не понравилось, и несколько секунд царило замешательство. Вероятно, он размышлял, как поступить — одернуть врача или продолжить свой рассказ. Он решил продолжить. Но до этого дело не дошло, потому что врач уже хлопотал над Порта, обрабатывая сначала его раздувшуюся губу, а затем рану на голове.
«Как же все это случилось?» — поинтересовался он.
«Я как раз собираюсь вам об этом рассказать, — воскликнул обиженный полицейский. — Они его избили».
«Избили? — переспросил врач, не отводя взгляд от раны. — Из-за чего же?»
«Просто они думали, что он вор. Но это не подтвердилось. Я все проверил».
«И поэтому вы его так отделали?» — воскликнул врач, взглянув на Штрассера.
«Мы его не били по голове», — заметил один из нас.
«Его рвало?»
«Да, несколько раз».
Все еще хлопотавший над итальянцем врач выпрямился и, погруженный в свои мысли, сказал Штрассеру:
«Я должен осмотреть его более обстоятельно. Его надо куда-нибудь положить».
«Разумеется, — проговорил полицейский. — В соседней комнате есть нары».
«Хорошо, — произнес врач со своей подчеркнуто бесстрастной интонацией и отсутствующим взглядом, устремленным на Штрассера. — Его надо немедленно госпитализировать. Скорее всего, это сотрясение мозга. Будем надеяться, что внутренних травм нет. Значит, избили его. Вам следовало бы лучше присматривать за молодыми людьми. Когда-нибудь это может кончиться весьма печально. Вам, наверно, не удалось этому помешать?»
«К сожалению, нет, — сказал Штрассер. — Я стоял чуть поодаль. Когда я подошел ближе, то, естественно, сразу же вмешался».
Он лгал. Все мы понимали, что учитель лжет. И он отдавал себе отчет в том, что нам это хорошо известно. Штрассер находился меньше чем в пяти метрах от нас. И в тот момент он произнес только одну фразу: только не надо по голове! Он явно лгал сейчас. Ему даже стыдно было посмотреть нам в глаза.
Врач прошел с итальянцем в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь. Полицейский между тем продолжал писать свой рапорт. Сбившись в кучу, мы не посмели присесть и даже поговорить друг с другом.
Через четверть часа врач распахнул дверь и сказал:
«Господин доктор Штрассер, пройдите, пожалуйста, сюда вместе с молодыми людьми. Вы должны увидеть все собственными глазами».
Мы вошли в небольшое соседнее помещение, где на нарах лежал итальянец, раздетый до пояса. Его спина — это зрелище я никогда в жизни не забуду. Вся в синих, красных, желтых пятнах и шишках, в бесформенных отеках. Повернувшись лицом, Порта окинул нас своим совершенно безучастным взглядом. В его глазах не было ни ненависти, ни боли, словно все вокруг, в том числе шишки на спине, не имели к нему ровным счетом никакого отношения.
«Такое и мне не часто доводилось видеть, — признался врач. — Скажите, какая муха вас укусила? Вы что, совсем обезумели? Прямо как дикие звери».
Стоявший в дверях полицейский повторил:
«Вы что, совсем все обезумели?»
«Вы позвонили в больницу?» — спросил его врач.
«Но тогда придется звонить в Фисп. Это самая близкая больница».
«Пожалуйста. И немедленно. Ему требуется больничный уход».
Когда полицейский ушел, врач спросил еще раз:
«И все же, какая муха вас укусила? Почему вы так с ним обошлись? Ты, например, — и он указал пальцем на меня, — почему ты его избивал?»
«Не знаю, — ответил я. — В тот момент я тоже не знал этого».
«А ты?» — спросил он другого.
Тот ответил: просто потому, что увидел, как итальянца бьют остальные.
«И как вам нравится его спина? И голова?»
Нам нечего было сказать в свое оправдание.
«Один человек на такое не способен, — продолжал врач. — Никто из вас в одиночку не смог бы так его отделать. Но когда все вместе, это куда проще. Не правда ли? Тогда свой разум можно спрятать за спиной других. Тогда любая низость оказывается не только позволительной, но даже необходимой».
Он был прав. Мне тоже трудно было объяснить самому себе, как могло случиться, что мы вдруг перестали контролировать свои поступки. Ведь, когда отправлялись в путь из Цермайджерна, все казалось проще простого. Полицейский объяснил нам, как поймать преступника — вот и все. В сущности, для нас это была прогулка, прогулка, обещавшая развлечение.
«Плохо дело?» — поинтересовался Штрассер.
«Непосредственной опасности для жизни, видимо, нет. Но вероятны всякие осложнения. Поэтому его надо срочно госпитализировать».
Полицейский сказал, что машина «скорой помощи» подойдет с минуты на минуту.
Нам нельзя было там дольше оставаться. Какой смысл ждать, пока прибудет автомобиль. Подавленные, мы медленно вышли на улицу. Я тайком кивнул Порте. Но он, видимо, или не заметил моего приветствия, или сознательно проигнорировал его.
На обратном пути мы все время молчали. Хотелось есть, пить. Все были усталые и расстроенные. Рядом со мной шагал Сильвио. Когда мы миновали городок, я спросил его:
«Думаешь, у нас будут неприятности?»
«Не знаю».
«Надо было его отпустить».
«Видимо, да».
Ему просто не хотелось продолжать со мной разговор. Сзади нас рядом со Штрассером шел Мартин.
Он сказал:
«То, что мы его слегка избили, ничего страшного. Он быстро очухается. Но то, что он не похищал никаких денег, это уже свинство. В таком случае вор все же среди нас. И значит, он помогал нам бить итальянца. Вот Еедь какой гад».
Никто ничего так и не сказал в ответ. По-моему, в ту минуту никого уже не волновало, кто похитил деньги. Разумеется, страшно было представить себе, что вор не только участвовал в избиении итальянца, но и еще шагает сейчас рядом со скорбной, как у всех, миной на лице.
