— Мир тесен, — философски заметил Мэл.
— Да — ужасно! Кажется, что в мире живет всего несколько человек… Эге, да тут альбиция! — Анжела бросила рукопись, поскакала к окну, склонилась над растением в большом горшке, и Мэл подумал, что если подойти сзади, задрать юбку и быстренько…
— Милая, — сказал он, подумав, как противно звучит это слово. Потом он незаметно взял тюбик краски и уже в подъезде, пропустив Анжелу вперед по лестнице, написал, выдавливая на стену зеленый липкий запах: это ты убивайя ее.
В свою комнату Мэл вошел вместе с Анжелой, чтобы дать ей старый конспект по ТББ, и с удивлением обнаружил, что комната пуста, а на столе в пепельнице дымится папироса. Они посидели немного на кровати, и Мэл опробовал новый поцелуй, технику которого всесторонне обдумал по дороге. Суть этого поцелуя заключалась в особом движении языка: язык, скользя по вкусовым рецепторам девочки, должен был вызывать различные пищевые ощущения, что способствовало обильному выделению слюны, которой и питался активно целующий партнер.
Заперев за Анжелой дверь, Мэл ощупал висящую на гвозде куртку, в ней было что-то тяжелое, он посмотрел: на него из бокового кармана двинулось черное дуло пистолета, тут же он понял, почему запах дыма так раздражает его — это был Беломор, тот же, что курил в кинотеатре его преследователь… Ужас мгновенно охватил Мэла, когда шевельнулась его постель, когда поднялась рука с перстнем, и Андж выполз из-под кровати, отряхнул и охлопал себя.
— Ничего удивительного, — сказал он, взяв свой окурок, который наполовину стал пепельным, — Я родной брат девушки, с которой ты вошел. Было бы глупо, если бы она увидела меня.
— Лейтенант КГБ?
— Он самый.
Андж широко раскинул руки, обнял Мэла и похлопал его по спине. Кошмарный сон обратился в сущую правду жизни.
— Я, между прочим, собираюсь тебя убить, — сказал Андж, усаживаясь. У Мэла подкосились ноги. Больше всего на свете он не хотел драки, потому что не умел этого делать и боялся, скорее, позора, чем боли и увечий.
— Ты, я надеюсь, уже сделал предложение руки и сердца моей сестренке? — мирно продолжал Андж, и Мэл глупо улыбнулся, поддерживая форму шутки.
— Ты женишься на ней, нет? — повторил Андж, тычком уничтожая в пепельнице окурок.
— Нет, — ответил Мэл и чуть было не добавил «конечно».
— И я тебе тоже не советую. Иначе Андж придет и убьет тебя.
Он нагнулся и длинной рукой через стол потрепал Мэла по щеке. Затем встал, накинул куртку и вышел…
Мэл весь день провалялся дома, выкурил полпачки сигарет, хотя обычно ему хватало штук пять-шесть в сутки.
Вечером явилась Анжела.
— Ты — огонь! — заявила она, тычась головой ему в грудь.
Мэл неловко высвободился и опустил ее руки, но она приняла этот нерешительный жест за приглашение сесть.
— Я стала совсем заводная: не могу дождаться вечера, а ты? Почему ты не был сегодня в школе?
Мэл промолчал: он жалел, что не запер дверь и впустил ее. Анжела со шпионским лицом посмотрела по сторонам, извлекла из-за лифчика сложенный вчетверо листок бумаги, Мэл увидел темную ложбинку между грудями и сглотнул слюну, в животе шевельнулось желание. Мэл мысленно сплюнул.
— Мой граф сентиментально-пасторальный и бледный тоном утренней луны, скажи мне, из какой чужой страны ты прибыл одиноко и печально? — и т. д. Закончив чтение, Анжела посерьезнела и испытующе глянула на Мэла:
— Хочешь, скажу, о чем ты сейчас думаешь? Смотри мне в глаза!
Мэл вздохнул. Ее манера «читать мысли», никогда не угадывая правильно, раздражала его какой-то брезгливой жалостью. Анжела уставилась на него, морща лоб от напряжения, и Мэл отчетливо произнес про себя, клацнув языком по небу: «Вонючка!»
— Счас-подожди, — Анжела потерла лоб и, набычившись, повторила эксперимент.
— Ты жалкая навязчивая маленькая дура мне скучно паршиво с тобой я не хочу иметь через тебя неприятности сложности провались ты на месте вместе со своим монстром братом или я тебя удушу утоплю отравлю поганками зарою в парке и травку посею как тот комсорг школы шлепнул любовницу чтобы не портить характеристику и американская трагедия наверно симпатичная девчонка девятиклассница а ты шлюха дала мне как дала бы любому поскольку пришло время что называется любить…
Анжела отняла руки от лица и строго посмотрела на любовника. Ее глаза, от избытка косметики ставшие золотыми, сузились в щелочки.
— Вы плохо обо мне думаете, милорд! Вы считаете, что пиша такие слабые стишата, я никогда не стану настоящей поэтессой. Но не забывайте, что я женщина, а женские стихи сильны именно своей слабостью. А ваще… — Анжела провела ладонями по его волосам и хищно ущипнула за мочку уха. — Ваще твои помыслы чисты, они отдают серебром. Если бы ты знал, сколько гадости приходится видеть, когда попадаешь в скопление людей! Кто бы мне посоветовал, как распорядиться этим даром… Последнее время трудно ездить в метро, сидеть на лекциях. Я вижу их мысли как мультипликации маленьких человечков, а в метро они все улетают в темноту и там мультиплицируют, зловеще! Каждый все время бьет, убивает, топчет, мужчины рвут одежды женщин, и женщины не лучше, самые на вид милые… И всегда превращаются какие-то шары, кубы, какие-то подвижные рыбьи пузыри, внутри них — лица. Самое страшное, когда одно лицо превращается в другое… И редко бывает свет. Как у тебя. И у доцента по истории. И еще у немногих.
— Что же ты видишь у меня? — насмешливо спросил Мэл.
— Круги, — Анжела зажмурилась. — Серебряные круги и треугольники. А теперь инь и ян — как два червячка подползают, сплетаются и становятся шаром, значком с двумя точками. Два человечка. Это мы. Идем по набережной. Хм! А-а! Привет, Лешка! (Анжела широко улыбнулась и кивнула кому-то, не разжимая век) Вот прошел один мой одноклассник, руки в карманы… А ты — сильный! — Анжела обхватила голову Мэла и поцеловала в макушку.
— Вот что, — неуверенно начал Мэл, — скажи своему брату… — он осекся. Что именно скажи? Чтобы не обижал меня? Мэлу стало противно от жалости к себе.
— Я напишу ему, — встрепенулась Анжела. — Тебе чего-нибудь нужно?
— Зачем писать, когда он здесь?
— Где?
— В пизде! Он утром был у меня.
Анжела ошарашенно отшатнулась.
— Зачем ты меня играешь?
— Странный вопрос, — Мэл и вправду, будь он не живым человеком, а героем романа, подумал бы, не галлюцинация ли этот Андж, с его пистолетом, изничтожением четверых, перстнем из-под кровати…
— Он что, так и сказал, что он мой брат?
— Да, конечно. И еще он сказал, что он лейтенант.
— Издеваешься?
— Издеваюсь, — Мэл утвердительно кивнул. — Мне надоели эти постоянные приколы.
— Ну скажи, — рассмеялась Анжела, — как он выглядел?
— Как обыкновенный лейтенант КГБ, — зло сказал Мэл.
— А как его зовут?
— Андж.
— Верно, Андж! Да я же тебе и рассказала. Мэлор… Только ты не смейся.
Мэл рассмеялся.
— Мэл, ты скажи, что не будешь смеяться с меня? Обещай, тогда я скажу тебе кое-что. (Мэл поднял глаза к небу) У меня нет брата. Я все это придумала. У меня был отец и он погиб на машине в горах. И в этот день я придумала брата. Андж иногда приходит ко мне во сне…
— Я уже сказал, мне надоели твои постоянные приходы, то есть, приколы. Сегодня Андж приходил ко мне, наяву. И еще, вероятно, придет.
— Хватит шутить со мной, ты! — визгливо закричала Анжела. — У меня никогда не было никакого брата.
Мэл схватил ее за лицо и стал трясти, как только слово ТЫ, вспыхнув, прозвучало неким собирательным ругательством. Последнюю фразу девчонка проговорила сквозь его пальцы, особенно запомнился ему (до конца жизни, теперь уж недолго) ее рот — смятый меж пальцами — темнокрасный клюв птицы… Внезапно Мэла отпустило и он почувствовал в своих глазах слезы.
— Прости меня, — плача, простонала Анжела.
— Да нет, — сказал Мэл. — Это ты — прости меня.
Он поцеловал ее. От языка к ладони пробежал тепленький импульс.
— Не надо сейчас, — проговорила Анжела.
— Почему же не сейчас, — шепнул Мэл, не отнимая губ.
Он чувствовал сопротивлявшуюся одежду и гладкую кожу под ней, все его существо превращалось в осязание, широкие полосы осязания двигались по телу Анжелы, она перестала бороться и, шепотом стеная, сама вырвалась из платья, поймала болтавшийся шнур лампы и выключила свет. Мэл услышал, как шлепнулись его тапочки на пол, и тут же подумал, что не успел запереть дверь, ужаснулся, и в этот момент, как порой радио сообщает время, стоит только вспомнить о часах, раздался стук, тройной четкий стук, похожий одновременно на код Стаканского и Мыши, сразу же, не дожидаясь ответа, кто-то приоткрыл дверь, линия света, как валиком, накатилась на ковер, Мэл замер, боясь повернуть голову, на ковре, в желтозеленой полосе почесались одна о другую длинные теневые ноги, выступил из темноты и покачался образ Анджа, Мэл продолжал медленно входить в девушку, прикрывая ей рот ладонью, некто постоял на пороге, притворил дверь и гулко, как каменный гость, пошел по коридору. Мэл освободился от боли, выдохнул воздух, шагнул и тихо запер дверь, тонко чувствуя каждый скользящий щелчок замка.
