Покуда размышлял, вдруг увидал Машу.
Да вон же она!
Первым порывом Игнатьева было выйти – выскочить с букетом роз наперевес.
Но остановило прораба одно обстоятельство, шла Маша не одна, а с Иркой – подругой ее, которую Игнатьев хорошо знал, и с ними еще мужчина невзрачный такой тащился. И покуда прораб-десантник межевался, выходить с букетом или не выходить, мужичонка этот небритый, что с девушками из редакции вышел, махнул рукой, остановил такси и в один миг, всей троицы бы и след простыл, да был Володя Игнатьев за рулем, и инстинктивно, и уже на одних рефлексах он поддал газу, направляя свой корейский джип вслед за такси. ….
Добкину быстро удалось поймать такси.
Сели, Добкин спереди, Маша с Иринкой сзади.
– К гостинице Уральский Савой, – сказал Добкин шоферу.
Радио у таксиста было настроено на Русский шансон.
Маша с Маринкой сразу закурили.
– Пепел только в пепельницы, пожалуйста, барышни, – не оборачивая головы попросил водитель.
– Лёва, а ты точно договорился с Минаевым? – спросила Ира, ноздрями выпуская мальборовый дымок.
– А когда я договаривался неточно? – со смесью вызова и тожества, ответил Добкин, – сейчас приедем, он нас в баре ждет.
Минаев действительно ждал их а баре ресторана Уральский Савой.
Поздоровались весьма сухо.
Маша только слегка стрельнула на предмет глазками и тут же скромно потупила взгляд. Неприлично пялиться. Даже корреспондентке пялиться на своего интервьюируемого и то неприлично, а тут случай несколько иной, Добкин затеял игру в журналистское расследование и Машу с Ирой представили Минаеву не как работниц газеты, а как весьма легких в общении девушек. Не проституток, нет-нет ! Этого добра здесь в гостинице Минаев и сам бы мог себе найти в пять минут. А девушек из хороших семей, чуть ли не профессорских дочек, незамужних молодых барышень, что составили бы компанию гостю из далекой Америки.
– А если ему Ирка больше понравится? – спрашивала Маша накануне, когда обсуждался план.
– Не, – успокаивал девушек ушлый Добкин, – мы сразу обозначим, что Ирка якобы моя невеста, а Маша как раз свободная.
– Я твоя невеста? – презрительно фыркнула Ира.
– Да ладно тебе, – Добкин примирительно махнул на нее рукой и добавил, – не зарекайся от тюрьмы, сумы и от постели с Добкиным…
Минаев по очереди церемонно поцеловал девушкам ручки и широким жестом пригласил всех в полу-темные кулуары.
– Надо же как все здесь переменилось за последние десять лет, – с чувством сказал Минаев, – десять лет назад здесь вообще не было пристойных мест, где можно было бы посидеть, а теперь, прям таки Запад! В баре даже текила пяти сортов и пиво любое из Германии и даже из Канады. Такое в Америке только в самых дорогих отелях.
– А девушки? – с чувством какого-то превосходства глядя на Минаева, спросил Добкин.
– А девушки здесь как были, так и остались самыми лучшими в мире, – с улыбкой ответил Минаев.
Заказали девушкам по коктейлю "маргарита", Добкину бокал пива, а Минаев ограничился стаканом минералки со льдом.
– Вы вообще не пьете? – поинтересовалась Ира.
– Пью, но очень редко, – неопределенно ответил Минаев, искоса поглядывая на Машу.
– А со своей подругой там в Америке? – настаивала Ира.
– Со своей подругой? – задумался захваченный врасплох Минаев, – со своей подругой я вообще не пью, потому что мы с ней расстались.
И говоря это, Минаев отметил, что говорит истинную правду. Он ведь действительно разошелся с Грейс. Она ведь выгнала его тогда, когда те сибирские пацаны набили ему морду…
И подумав об этом, про себя вдруг решил, что теперь у него есть некий шанс взять психологический реванш. Вот он сегодня возьмет да и переспит с уралочкой – сибирячкой! И лёжа с ней, будет упрямо считать, что она невеста одного из тех сибирских парней программистов, что давеча там в Кливленде избили и ограбили его.
– А вот с Машей выпью, – сказал вдруг Минаев, – выпью на русский брудершафт.
– О-кей, правильное решение, – захлопали Добкин с Ирочкой.
Маша изобразила смущение, но отнекиваться не стала.
Только реснички длинные опустила вниз и бокал с "маргаритой" прижала к груди.
Минаев поднял руку и звонко щелкнул пальцами.
– Бармен, четыре текилы, пожалуйста. …
Из своего дальнего угла, как какой-нибудь оператор Би-Би-Си из программы Энимал Уорлд или Дискавери, что из схрона и засады снимает фильм о тайной жизни диких животных, Игнатьев наблюдал как развивались события за столиком, где сидела его Маша.
Вот Маша трижды выпила с тем пожилым пижоном на брудершафт.
Сперва они целовались скромно, без страсти.
А потом тот пожилой мужик видимо вошел во вкус, и последующие поцелуи его стали долгими и уже совсем не напоминали дружеские шалости невинной вечеринки. Да и сама Маша уже как-то потеряла самоконтроль. Вот этот разнаряженый пожилой пижон с шелковым платком прямо навалился на нее, на его Машу и руку… И руку свою лапу растопырив пальцы положил ей на грудь.
А вот они уже целуются вовсю и без тостов. Уже привыкли, уже во вкус игры вошли.
Игнатьева всего словно колотило.
Как перед первым прыжком в армии, когда во Псковской дивизии служил. Точно так же тогда его сотрясало всего от переизбытка адреналина. И только когда оттолкнулся от порога рампы и когда завис в полете, в ожидании покуда пристегнутый карабином фал не вытянет из сумки парашют и над головой не раскроется с характерным треском его белый купол, дрожь прошла.
Так и теперь.
Дрожь мигом прошла, когда он двинул этого пижона по скуле.
Эти любовнички – эти две парочки – шерочка с машерочкой и мы с Тамарой ходим парой – санитары мы с Тамарой, эти Ирка с ее небритым недомерком и Маша с пожилым хлюстом рассчитались в баре и пошли на выход. Обнявшись пошли. И этот хлюст шел полуобняв Машу за талию, так что просунутая к ней под мышку его растопыренная лапища, дотягивалась до ее груди…
Ну…
Этого прораб уже стерпеть не мог.
Подошел, как на занятиях по боевому рукопашному.
Подошел, и с правой в поддых, а потом левой снизу по скуле, а потом правой в нос… …
Когда Игнатьев отсидел свои пятнадцать суток административного ареста за хулиганство, его ожидала еще одна крайне неприятная новость.
Богуш уволил его.
И интересно…
Преемником его на участке стал Мэлс Шевлохов. …
В Америку Минаев возвращался со смешанным чувством.
Сломанный нос все еще болел. Да и неприлично ходить человеку с перевязанным лицом.
А ведь Минаеву теперь предстояло побегать там в Кливленде по адвокатам, надо было срочно перекупить и переписать на себя либо Сивилл Констракшн Интертеймент, либо Кливленд Билдинг Индастри. Половину денег на покупку компаний Антонов с Богушом давали. Но еще предстояло найти и вторую половину, а это где -то десять миллионов.
Но в Кливлендском отделении Чейз Манхэттен Банка у Минаева был знакомый еврей из бывших россиян. Под залог фирмы Минаева, и под проект контрактов с трестом Универсал Богуша можно было провернуть и кредит в десять миллионов. В Кливленде, как и везде, тоже брали откаты. Значит, пол-миллиона с этого кредита он наличными отдаст ребятам из кредитного отдела. Вот и вся недолга! А он своё получит.
Он – Дима Минаев он в этот свой последний в жизни шанс бульдожьей хваткой уже вцепился – не оторвешь.
Приближение к афере Недавние солнечное и лунное затмения не сулят нам ничего доброго. Пускай исследователи природы толкуют их и так и сяк, природа сама себя бичует неизбежными последствиями. Любовь охладевает, дружба падает, братья враждуют между собой, в городах восстания, в селах раздоры, во дворцах крамола и распадается связь отцов с сыновьями.
Вильям Шекспир КОРОЛЬ ЛИР
– Нет, прорабом тебя Богуш не возьмет, и даже мастером не возьмет, – сказал Брусилов.
Игнатьев, наряженный как дурак в новом костюме, будто словно бы свататься пришел, сидел в кабинете начальника службы безопасности треста Универсал. Владимир Петрович за неделю бесконечных звонков вроде наконец-таки записался было уж на прием к Богушу, но в день, когда долгожданная аудиенция должна была наконец состояться, секретарша Богуша вдруг переадресовала Игнатьева к Брусилову..
– Неужто у них сговор? – пронеслось в голове у Игнатьева, – ведь ходил в Двадцатый трест, просился и там тоже отказали…неужто они с Богушом все сговорились Игнатьева вообще на работу никуда не брать?
– И бригадиром монтажников не возьмете? – с каким то вызовом, осмелев от безысходного отчаяния, спросил Игнатьев.
– Тебя с твоими данными бы да в охрану, – сказал Брусилов, – но в охране тоже умные нужны, а ты брат, извини, но башкой подкачал.
– И что мне теперь делать? – неизвестно уже к кому обращаясь, сам что ли себя спросил Игнатьев, – я что, как проклятый теперь? Неприкасаемый с волчьим билетом?
