«Слава в этой стране начинается вместе с паблисити. Паблисити же делают человеку только тогда, когда это кому-то выгодно.
Кто пользуется в Америке действительно большой, всенародной славой? Люди, которые делают деньги, или люди, при помощи которых делает деньги кто-то другой. Исключений из этого правила нет. Деньги! Всенародную славу имеет чемпион по боксу или чемпион по футболу, потому что матч с их участием собирает миллион долларов. Славу имеет кинозвезда, потому что ее слава нужна предпринимателю. Он может лишить ее этой всенародной славы в ту минуту, когда этого ему захочется. Славу имеют бандиты, потому что это выгодно газетам и потому что с именами бандитов связаны цифры с большим количеством нулей.
А кому может понадобиться делать славу Томсону или Джексону, Вильсону или Адамсу, если эти люди всего только строят какие-то машины, электростанции, мосты и оросительные системы! Их хозяевам даже невыгодно делать им славу. Знаменитому человеку придется платить больше жалованья».
Я привел эти слова вовсе не для того, чтобы вступить в диспут с моими любимыми авторами, которые когда-то поразили меня тем, насколько тонко и точно они почувствовали Америку, несмотря на то, что приехали туда впервые и не знали английского языка. Тяжело говорить об этом, но мне кажется, что Ильфу с Петровым повезло, что они не успели увидеть, во что в конце концов превратилось первое в мире рабоче-крестьянское государство. Что до приведенной мною их оценки — она, как мне кажется, не лишена оснований…
Мы проехали Боулдер-сити по пути в Лас-Вегас, и не задержались на гребне плотины, которая уже давно не является величайшей в мире. Правда, нас дважды тормознули на антитеррористических КПП, но пропустили даже без досмотра машин, в которых мы могли бы везти достаточно взрывчатого материала, чтобы разнести это «чудо техники» ко всем чертям. Было совсем темно и пустынно, мы ехали вверх, добрались до вершины и — жжжжахххх! — уперлись глазами в море огней. Это трудно передать. Представьте, что вы находитесь в совершенно темной комнате вот уже несколько часов и вдруг кто-то включает на полную мощь освещение. Перед нами, в низине, горело и переливалось миллионами огней огромное пространство. Это и был Лас-Вегас.
«Что только не вообразит москвич в морозный декабрьский вечерок, услышав за чаем речи о ярких дрожащих огнях города Лас-Вегас! Живо представятся ему жгучие мексиканские взгляды, пейсы, закрученные, как у Кармен, на шафранных щечках, бархатные штанишки тореадоров, навахи, гитары, бандерильи и тигриные страсти.
Хотя мы давно убедились в том, что американские города не приносят путешественнику неожиданностей, мы все же смутно на что-то надеялись… Но Соединенные Штаты соединенными усилиями нанесли нашему воображению новый удар. Проснувшись в кэмпе и выехав на улицу, мы увидели город Галлоп во всем блеске его газолиновых колонок, аптек, пустых тротуаров и забитых автомобилями мостовых… Лас-Вегас окончательно излечил нас. С тех пор мы уже никогда не надеялись натолкнуться в новом городе на какую-нибудь неожиданность… В Лас-Вегасе мы оставались ровно столько времени, сколько понадобилось для того, чтобы съесть в аптеке «брекфаст намбр три» и, развернувшись возле сквера, где росли столбы электрического освещения, ринуться вон из города».
Двух-трех абзацев хватило для описания Лас-Вегаса, или, как его чаще называют, Вегаса, того времени. Но как описать Вегас дня сегодняшнего, не понимаю.
Если главную улицу Нью-Йорка, Бродвей, называют «Великим Белым Путем», то главная улица Вегаса, так называемый Стрип, — это Великий Белый Путь в квадрате. Если говорят о Нью-Йорке, что это город, который никогда не спит, то Вегас — это город, который никогда не спит в кубе. Это мировая столица игорного бизнеса, мировая столица китча, мировая столица шоу-бизнеса, магнит, притягивающий ежегодно вчетверо больше туристов, чем Гранд Каньон, миллионы людей, мечтающих мгновенно разбогатеть, инкогнито насладиться всем, что разрешено и запрещено, нырнуть в океан удовольствий, срочно пожениться или столь же срочно развестись, хотя бы ненадолго почувствовать себя Джеймсом Бондом или Элвисом Пресли…
Кстати, о Пресли. В первый же вечер мы познакомились с человеком, профессия которого — быть двойником Элвиса. Несмотря на соответствующую прическу и белый в блестках костюм, он на Пресли похож не очень, но это никого не смущает: когда он разъезжает в розовом кабриолете — «Кадиллаке» 1955 года, точно таком, в котором ездил «король» Америки, толпы людей, забивающие тротуары, приветствуют его громкими криками. В этом я убедился, когда мы вместе с Иваном Ургантом прокатились по Стрипу: Ваня, надев очки с бакенбардами — «очки Элвиса», как нам сообщил с гордостью Элвис-двойник — и встав во весь свой высоченный рост, трубным голосом кричал: «Elvis is back! Elvis is back!» (Элвис вернулся! Элвис вернулся!), а в ответ ему толпа восторженно ревела: «Elvis! Elvis!!!».
Невероятная популярность Пресли в Америке остается для меня загадкой. Он умер в 1977 году, тому назад тридцать лет, тем не менее многие до сих пор отказываются верить в его смерть. Пресли — американская икона, занимающая совершенно исключительное место на американском иконостасе. С ним почти некого сравнить — разве что легендарного бейсболиста Германа «Бейб» Руса или Мэрилин Монро. Наверное, дело в том, что Пресли сумел за свою короткую жизнь — ему не было сорока трех, когда он умер — выразить нечто истинно и уникально американское, он стал для страны олицетворением того, что есть Америка, но если вы спросите меня, в чем именно и как это выражалось, я не смогу ответить. Приходит в голову строчка из Тютчева: «И дым отечества нам сладок и приятен». Можете описать запах этого дыма? Я — нет. В Америке обожают успех, а Пресли был успешен — дальше некуда, в Америке обожают сказочные истории о том, как бедный, никому неизвестный простой парнишка схватил счастье за хвост и стал «королем», а уж Пресли был именно таким, в Америке обожают молодость, мечтают о вечной молодости, а Пресли — так казалось — не старел, был вечно молодым. Может быть, поэтому так упорно многие не могут примириться с его смертью?
Я хоть и люблю творчество «короля рок-н-ролла», но в данный момент чувствовал себя не в своей тарелке, особенно, когда поддался давлению двойника и Вани и согласился надеть пару «очков Элвиса». Вид — предельно идиотский. Ваня же захлебывался от восторга, он излучал счастье. Насколько Вегас не мой город, настолько это город Урганта. Мы провели там два с половиной дня и Ваня вообще не ложился спать. Он посетил невообразимое количество шоу, злачных мест и прочих достопримечательностей. Попытал ли он свое счастье в казино, не знаю, хотя он заявил двойнику, что никогда не играет, потому как он — человек азартный и боится остаться без штанов. На что двойник не без юмора заметил, что именно это породнит его с большинством приезжающих в Вегас.
Брайан, человек в принципе не городской, ходил с потерянным лицом и время от времени приговаривал вполголоса «Shit house mouse!», совершенно непереводимое на русский язык идиоматическое выражение и удивления, и возмущения.
Я его понимаю.
Что можно сказать о городе, в котором есть копии (уменьшенные, разумеется) Эйфелевой башни, статуи Свободы, пирамиды Хеопса, венецианских каналов с гондолами и гондольерами, которые, как нам заявил на полном серьезе двойник, делают совершенно излишними поездки в Париж, в Нью-Йорк, в Египет или в Венецию? Что можно сказать о городе, построившем небольшое «озеро Комо» (конечно же, перед громадной гостиницей-казино Белладжио), из-под водной глади которого два раза в день, днем и вечером, высовываются сотни форсунок, и в тот самый момент, когда из них разом выстреливают вверх высоченные струи, включается торжественная мелодия гимна Соединенных Штатов Америки. Струи выделывают пируэты, взмывают на десятки метров вверх, падают, грациозно качаются то влево, то вправо в такт мелодии, а собравшийся народ внемлет, прижав, как и положено во время исполнения гимна, правую руку к сердцу. Что можно сказать по этому поводу? Это уже не китч, это что-то запредельное, от чего хочется одновременно и плакать, и смеяться, и плюнуть.
Знаете ли вы хоть один город, отцом-основателем которого был гангстер? Подсказываю: Лас-Вегас. Слышу, как мне возражают знатоки американской истории, что это не так, что Лас-Вегас был основан испанцами еще в семнадцатом веке, что… Все так. Но вспомните, каким он был еще совсем недавно, в 1935 году: очередной безликий Галлоп. Настоящий же Вегас начинается в 1946 году, когда один из самых кровавых представителей организованной преступности Америки, мафиози Бенджамен «Багзи» Сигл, купил здесь гостиницу «Фламинго». Сам маленький Беня родился в Бруклине, родители его были бедными эмигрантами из еврейского местечка на Украине. Он уже в десять лет «крышевал» зеленщиков за пять долларов в неделю и лично поджигал их овощные лавки за неуплату. Дальше шла кража машин, бутлегерство, игорный бизнес и, наконец, заказные убийства, главным образом, конкурентов из разных криминальных кланов. Удивительно ли, что Багзи — прозвище, означающее «Трехнутый», которое он получил за бешеный нрав, и которое он терпеть не мог («Люди, которые мне нравятся, называют меня Беном, — говорил он, — другие называют меня мистером Сиглом, а те, которым я не нравлюсь, называют меня Багзи, но не в глаза») — плохо кончил? Он был убит снайпером, когда сидел в гостиной своей любовницы и читал газету. Пуля попала ему в затылок и вышла через левую глазницу. Как указывалось в полицейском протоколе, сам глаз был обнаружен в другом конце комнаты.
