В последний день пребывания, вечером, раздался долгий звонок. Надьке было запрещено подходить к телефону, но она сняла трубку.
— Да. Я слушаю…
В трубке молчали.
— Ничего не слышно, — проговорила Надька.
— А что вы там делаете? — прорезалась Светлана.
— То же, что и всегда. Любим друг друга.
Андрей вышел из ванной.
— Тебя. — Надька отдала ему трубку и вышла.
Пусть выкручивается как хочет.
Домой возвращались в ссоре.
Андрей молчал. Надька тоже молчала.
Андрей понимал, что должна чувствовать Светлана. Сначала он нарушил клятву, данную отцу Михаилу. Клятвопреступник. Затем простил Надьке радиодонос, публичный позор, потом шантаж. Кто он после этого? Андрей, конечно, попробует вывернуться, но…
Надька сидела в самолетном кресле и думала: хорошо бы бросить этого сукина сына, зарыть в землю живую любовь… Какая это любовь? Сплошная унизиловка. И что ее ждет? Стареть в любовницах? Нет. Это не для Надьки. Она станет женой, или не станет никем. Есть еще вариант: выйти замуж за Бориса или за американца Джорджа, а потом изменять мужу с Андреем. Тогда они на равных. А сейчас Андрей отдает половину, а она — все целое. Ну нет…
Стюардессы стали разносить еду. К обеду полагалось вино в маленьких бутылочках.
Наполнили пластмассовые чашки. Переглянулись.
— Женись на мне, — хмуро предложила Надька.
— Не могу.
— «Не могу» — это значит «не хочу», — сказала Надька. — Если бы ты хотел, то нашел ходы-выходы.
— Возможно, — согласился Андрей. — Я не могу и не хочу.
Все ясно. Яснее не скажешь. Значит, вся эта история не про Андрея и Надьку, а про Андрея и Светлану. Это история о том, как, несмотря на бешеную страсть, жизненные ухабы, Андрей ни на сантиметр не отполз от своей жены. Любовь к Светлане — как океан, в котором без следа пропадают корабли, космические станции и целые материки, не говоря о людях.
Позвонил американец и попросил приехать.
— А в чем дело? — спросила Надька.
— Приезжай, увидишь…
Надька приехала и увидела в окне привычную поляну с дубом, а рядом — группу рабочих и желтый экскаватор.
— Что это? — спросила Надька, сглатывая нехорошее предчувствие.
— Собираются строить подземный гараж. А свер-ху — платная стоянка, — сообщил американец. — Все выхлопные газы — в окно. У меня проблема с легкими. Я должен буду съехать.
— Подожди съезжать. Я что-нибудь придумаю, — сказала Надька.
— Все соседи протестуют, — поведал Джордж.
— А как они протестуют?
— Возмущаются.
— И все?
— А что еще? — удивился Джордж.
— Американец называется… — усмехнулась Надька.
В России принято считать, что американцы — деловые и предприимчивые. Но американцы тоже бывают всякие: хваткие и созерцательные. Джордж был книжный человек, изучал ненормативную лексику в русском языке. Кому она нужна? Но значит — нужна. Джордж произносил ненормативные обороты с акцентом, и это переставало звучать как мат. Это была почти песня.
— Хочешь, я поговорю с рабочими? — предложил он свои услуги.
— Им нужна не лексика, а твердая валюта.
— Но их много, — резонно заметил Джордж.
Надька подумала и решила идти законным путем.
Она привлекла юриста Гену — того самого, похожего на братка. Гена подсказал: нужно выяснить — кто строит, кто является заказчиком?
Выяснилось, что заказчик — Москва. Далее требовалось собрать подписи и обратиться в Московское правительство. Надька выделила время, обежала все сто квартир, собрала подписи и деньги. Дом был раскуплен богатыми людьми, денег никто не жалел.
В конце списка Надька приписала четыре знаменитые фамилии. И сама за них расписалась разными ручками. Кто будет проверять? Никто ведь не знает, как расписывается виолончелист Ростропович или Майя Плисецкая. И никто не знает их адрес. Это люди мира. Они живут везде и вполне могут иметь квартиру в этом доме.
Собрав деньги, Надька устремилась вперед и вверх, как ракетоноситель. Ее путь лежал к зданию Моссовета. Надька подъехала на машине и оглядела дом профессиональным взглядом риэлтора. Какой добротный дом. При Сталине лучше строили, боялись халтурить и воровать. Бояться полезно.
У входа с внутренней стороны стоял милиционер. И еще два в холле.
— Ваш пропуск, — сказал один из двух.
— У меня нет. Но мне очень надо…
Надька сделала умоляющие глаза и показала бумагу с подписями.
— Попросите, чтобы вам спустили пропуск, — сказал второй милиционер.
— А кого попросить?
— А к кому вы идете?
В это время Надька увидела знакомое лицо. Из лифта вышел округлый мужик с круглой головой и круглым лицом. Где она его видела? По телевизору, в передаче «Без галстука».
Надька метнулась, преградив ему дорогу. Милиционеры не успели ее остановить, но держали в поле зрения.
— Я Надежда Варламова, — торопливо представилась Надька. — Дочь художницы Варламовой.
Округлый мужик не знал такую художницу, но это не имело значения. Перед ним стояла молодая женщина, похожая на татарскую Кармен.
— Я губернатор Иван Шубин, — представился мужик. — Какие проблемы?
— Мне надо пройти, а меня не пускают.
— К кому?
— Я не знаю.
— А в чем дело?
— У нас перед домом дуб. Ему семьсот лет. Под этим дубом еще Пушкин сидел. И Андрей Болконский…
— Андрей Болконский — вымышленный персонаж. Плод воображения. И дуб зеленый — тоже плод воображения.
— Но Пушкин — реальный, — возразила Надька и протянула бумагу.
Губернатор стал изучать коллективное письмо. Надька смотрела на его чистую лысину, блестящую, как бильярдный шар. Вспомнила передачу «Без галстука»: губернатор показывал свои поля, угодья, конюшню, где каждый рысак стоил дороже «мерседеса». Он был богат, как Онассис, если не круче.
— Вам надо к Круглову. — Губернатор вернул Надьке письмо.
— Он меня не примет, — проговорила Надька упавшим голосом.
Шубин подумал и сказал:
— Ну ладно, пойдемте…
Надька устремилась за губернатором.
Перед тем как войти в кабинет, он обернулся и спросил:
— А разве Плисецкая не в Мюнхене живет?
— И в Мюнхене тоже, — подтвердила Надька.
Круглов оказался седым человеком с печальным лицом.
Губернатор сел напротив, они стали разговаривать вполголоса на каком-то своем языке. Как летчики в кабине самолета, но там звучали технические термины, а здесь бюрократические: вопрос поставлен, вопрос решен. И еще что-то между слов. У них был свой язык, как у лис или волков. Они понимали друг друга, поскольку были из одной стаи.
Надька сидела возле, но не вместе. Она была вне стаи. Ее туда не пустят. Она была из тех, что просят. А они — из тех, что дают. Или не дают.
— Людей валят, а тут дерево пожалели, — заметил Круглов, глядя в Надькин документ.
— Если деревья начнем жалеть, может, и до людей дойдем, — отозвался губернатор.
Круглов отложил в сторону письмо. Сказал:
— Вопрос непростой. Спущены деньги. Кому-то наступаем на хвост.
— Я даже знаю кому, — сказал губернатор. — Но общественность… С общественностью надо считаться. Не те времена…
Они снова заговорили на своем языке и сугубо о своих делах. Надька поняла, что губернатор зарулил к Круглову не из-за нее. Не из любезности. Ему самому что-то было нужно, может быть, собственный дом в черте города.
Решив свой вопрос, губернатор попрощался и ушел. Выкатился, как колобок. Надька и Круглов остались с глазу на глаз.
Надька вытащила заготовленный конверт и брякнула на стол. Круглов растерянно посмотрел на конверт. Все это делалось иначе, не напрямую. Но видимо, гражданка Варламова не знала тонкостей. Ее привел губернатор — значит, работают не деньги, а связи.
— Уберите сию секунду, — приказал Круглов. — Вы это не делали, я не видел.
Надька смутилась и послушно вернула конверт обратно в сумку. Нависла неловкая пауза.
— Если перед моими окнами будет стоянка, я устрою самосожжение, — сказала Надька, чтобы что-то сказать.
— И очень глупо, — отреагировал Круглов. — Никто не оценит. Вон Листьева убили, и ничего. Пошумели и забыли. А вас тем более…
«Дурак, — подумала Надька. — Неужели он думает, что я себя подожгу из-за стоянки? Я лучше стоянку подожгу. А еще лучше — продам квартиру втридорога и куплю в другом месте…»
То, что для нормальных людей составляло неподъемную трудность, а именно: продажа квартиры, покупка новой, переезд — для Надьки не составляло ничего. Единственное, что она не смогла преодолеть — Светлану. Все остальное — на раз. Как расщелкнуть орех…
Через неделю Надьке позвонили из канцелярии Круглова и сообщили, что вопрос решен.
А еще через три дня желтый экскаватор опустил ковш и отъехал в неизвестном направлении.
