Когда мистер Бантинг начал уже безнадежно повторяться, мистер Лик вынул из внутреннего кармана куртки черный сафьяновый бумажник, достал оттуда листочек бумаги, холеным указательным пальцем разгладил на нем все складки и протянул его мистеру Бантингу для ознакомления.
— Вот на что ваш сын тратит служебное время и — я позволю себе добавить — служебную бумагу, мистер Бантинг. Это отнюдь не первый образчик, обнаруженный мною. Можете вы тут хоть что-нибудь понять, найти какой-то смысл, какую-то целесообразность?
Мистер Бантинг внимательно и досконально обследовал предъявленный ему документ. Это был чертеж, технический чертеж, очень аккуратно исполненный, точно рассчитанный и снабженный цифровыми выкладками. Но он ровным счетом ничего не говорил уму мистера Бантинга. (На самом деле это был чертеж последней модели автоматического автомобильного тормоза системы Ролло-Бантинг.)
— Абракадабра, не так ли?
Мистер Бантинг сам не знал, следует ли ему принять или отвергнуть это определение, но постарался удержать его в памяти, с тем чтобы справиться на этот счет в толковом словаре.
— Пожалуй, в какой-то мере... — отважился он, наконец.
— Видите ли, — пояснил мистер Лик, чувствуя необходимость начать с азов и изложить основы своей жизненной философии, — мы хотим, чтобы молодые люди, служащие в нашем банке, изучали банковское дело. Не химию, не агротехнику, не учение Афанасия Александрийского. Просто банковское дело, мистер Бантинг. Это наша специальность. И тут есть над чем потрудиться молодому человеку, даже если он не будет отвлекаться посторонними предметами. А моя обязанность как управляющего следить за тем, чтобы они действительно его изучали.
— Конечно, конечно, — с готовностью согласился мистер Бантинг. — Вполне вас понимаю. Я сам заведую отделом. Да, да, в магазине Брокли, в Сити. Разумеется, вы должны поддерживать дисциплину. Это ваша прямая обязанность. Но все же в таком случае, как с моим сыном, отцовское слово, во-время сказанное отцовское слово... — его просительный взгляд был устремлен на лицо мистера Лика.
И было что-то в тревожной пытливости этого взгляда, что заставило мистера Лика невольно отвести глаза в сторону.
— Конечно, я вполне согласен с вами относительно этого, сэр, — и мистер Бантинг постучал по чертежу своими короткими толстыми пальцами. — Разумеется, это абаркадабра. Не может быть никакого сомнения. Я сам теперь это вижу. И кроме того, он не должен был заниматься этим на службе. Но все же, с другой стороны... — Мистер Бантинг судорожно проглотил слюну. Видите ли, сэр, он меня очень беспокоит. Я ничего не жалел для моих мальчиков, и если вы уволите его... — в взгляд мистера Бантинга был прикован к лицу управляющего. — Разрешите, я поговорю с ним, сэр. Я чувствую, я уверен, что когда поговорю с ним, когда я скажу ему... — Он запнулся, запутавшись в бессмысленном повторении одних и тех же слов; он невольно наклонился вперед, он смотрел на мистера Лика глазами бессловесного животного, в голосе его звучала мольба, с каждой минутой он становился все более и более жалким и беспомощно наивным.
Внезапно мистер Лик чувствуя себя не в силах противиться этим мольбам, встал и положил руку на плечо мистера Бантинга.
— Я вижу, для вас это очень серьезный вопрос. Вы, кажется, очень расстроены.
«Ужасно!» — чуть не сорвалось с губ мистера Бантинга, но он сдержался и только кивнул в ответ.
— У меня и без того немало забот, сэр.
— Да, — произнес мистер Лик глубокомысленно, — у каждого из нас есть свои заботы. Я уж совсем было решил уволить вашего сына, а теперь... — он устремил на мистера Бантинга задумчивый взгляд.
— Дайте еще ему попробовать, сэр.
Лик глубоко вздохнул. — Хорошо, мистер Бантинг, пусть будет по-вашему. Правда, это против моих принципов, но я согласен еще раз дать вашему сыну возможность исправиться. Но это в последний раз, имейте в виду. Мистер Бантинг почувствовал, что холодная и костлявая, рука, которую он схватил, ответила ему крепким, дружелюбным рукопожатием.
«Неплохой человек, честное слово, — подумал он, закрывая за собой калитку. — Нужно только уметь подойти к нему».
Усталый, но торжествующий, взобрался он, уже во второй раз за этот вечер, вверх по холму и вышел на Кэмберленд-авеню. Устроители Кэмберлендского поселка всегда подчеркивали преимущества жизни на холме, но мистер Бантинг с каждым днем все меньше и меньше склонен был с ними соглашаться. Вид запущенного, неподстриженного газона в саду заставил мистера Бантинга почувствовать, как бесконечно он устал. Он всегда любил подстригать свой газон, любил позвякивание косилки и запах свежего сена, всегда связанные с этим занятием. Но только не сегодня, нет. Пусть его газон — позорище для Кэмберленд-авеню, но он не в состоянии приняться сейчас за работу. Почему это никому из мальчиков никогда даже в голову не приходит подстричь газон, подумал он; и затем с возрастающим возмущением: почему им вообще никогда не приходит в голову поработать немножко в саду? Дела там сколько угодно, а они пальцем не шевельнут. Ему уже начала надоедать эта вечная возня с садом, но придется заняться им. Ему, а не сыновьям! О, нет! Они для этого слишком важные. Они будут прогуливаться по саду, когда он приведет его в порядок, покуривать папироски и ронять покровительственным тоном: «А ты тут немало потрудился, папочка».
Он устало опустился на самодельную скамью и по какой-то ассоциации вспомнил о налоге. Слава богу, он уплатил его наконец, — девять фунтов десять шиллингов! — а через два месяца снова придет повестка. Ему вдруг бросилось в глаза, что дом следовало бы покрасить. Окинув его критическим оком, он увидел, что краска совсем облупилась. Удивительное дело, живешь и не замечаешь, что делается вокруг тебя, а потом в один прекрасный день оглянешься, — и все вдруг так и полезет тебе в глаза.
Миссис Бантинг увидела его в окно и поманила к себе. Она гладила белье, и он с досадой подумал: вечно-то она за работой. Он никогда не видел, чтобы Джули что-нибудь гладила, если не считать каких-то прозрачных тряпок, которые она загораживала от него с недавно появившимся у нее таким идиотски стыдливым видом, словно ни один мужчина на свете никогда не видал дамских панталон.
— Ну как, говорил ты с ним, Джордж? Все сошло благополучно? — Можно было подумать, что он только что побывал на приеме в Букингемском дворце.
— Конечно, все в порядке. Знаешь, Мэри, банковская служба — очень неплохое дело. Ты бы видела, какая у этого Лика гостиная. Он прекрасно живет. Вот по этой дорожке Крису и надо идти — выдержать испытания и получить должность управляющего. Я хочу с ним поговорить. Дома он?
— Нет, милый. Один Эрнест дома.
— Это-то я слышу, — едко заметил мистер Бантинг. Медленные, торжественные звуки рояля, извлекаемые чьими-то проникновенными пальцами, плыли по комнатам; меланхолические аккорды следовали один за другим, сливаясь в погребальную мелодию, от которой мистера Бантинга мороз подирал по коже.
— Опять он играет эту гадость! — Господи, Джордж, да ведь это «Лунная соната».
— А мне все равно, что это такое. Мне она до смерти надоела. Не может он сыграть что-нибудь повеселее?
— Господи, Джордж, — взмолилась миссис Бантинг, — ведь это Бетховен!
— Ну и пусть! Все равно дрянь. Почему бы ему не сыграть «Лилию лагуны»? Я купил рояль не для того, чтобы меня каждый вечер выживали сонатами из дому.
— Он только что сел за рояль милый. Он так много занимается.
— Чем это он занимается? Бухгалтерией, надо полагать. — Он придал этому слову чрезвычайно ядовитый оттенок. — Бухгалтерия! Далась ему эта бухгалтерия. Я ведь сказал, что это не для него.
— Знаешь, Джордж милый, я все время думаю об этом. Что если мне продать мои табачные акции?
— Что? — мистер Бантинг, усевшийся было на стул, так и подскочил.
— Они поднялись почти вдвое с тех пор, как я их купила, так что я могу внести за Эрнеста залог, и у меня еще останется... Да нет, Джордж, ты выслушай.
Надо признаться, она его просто поразила. Она уже все обдумала: без каких новых покупок она может обойтись, какие старые вещи можно подштопать. Казалось, она совершенно не замечала, что ее одежда и так уж вся в штопках, не замечала, что ее ботинки прохудились, кофточка износилась, что руки у нее опухли от стирки, которой она занималась сама, чтобы сэкономить на прачке. В первый раз за все эти месяцы мистер Бантинг с любопытством взглянул на свою жену. Пожилая, увядшая женщина, близоруко прищурившись, пытливо, даже тревожно всматривалась в него сквозь сгущавшийся сумрак. На мгновение перед ним возник образ живого, веселого создания с пунцовыми губами, в украшенной цветами шляпке — образ, навеки утраченный, от которого сохранился лишь мягкий, кроткий голос, уверявший его, что какие бы жертвы ни пришлось им принести, ничто не нарушит его личного комфорта.
