Бывали встречи забавные, бывали — спокойные, бывали — опасные: вспоминать все — времени не достанет. И это при том, что на медведей я не охотился. Впрочем, однажды впал в искушение… Но прежде чем поведать историю, хранившуюся доселе в глубокой тайне, надобно оборотиться к ее прологу.
Служил я тогда в областном центре, поселили меня в гостинице. Там же обитал и наш районный охотовед, который с полгода уже мотался по лекарям, стараясь исцелить жеванную медведем руку: осенью он устраивал начальству медвежью охоту, и она развернулась столь безблагодатным образом, что, спасая воевод, пришлось вступить в рукопашную и пожертвовать правой рукой.
Через несколько месяцев, уже в деревне, заезжает ко мне этот самый охотовед, а с ним и наш егерь. Дело было поздним осенним вечером. Зовут на медведя.
— Вы что, — говорю, — мужики: какая среди ночи охота? Да я ведь и не охочусь теперь — вы же знаете…
А они уламывают и уламывают: мол, нужен я им позарез… Ничего не понимаю:
— У вас, — говорю, — и карабины, и подсветка: а я-то что буду делать со своим ружьецом?
Они помялись:
— Ружье вообще-то можно не брать…
Люди эти были известны как непьющие, ответственные и не расположенные к пустой болтовне.
— А если без ружья, — спрашиваю, — то вы меня, что — в качестве привады ли берете?
— Нет, — отвечают серьезно, — в качестве единственного охотника. Выясняется, что они ездили смотреть кабаньи следы у овсяного поля, да нарвались на медведя.
— А сегодня — ровно год с того дня, как мишка мне руку заел, — говорит охотовед и пускается рассуждать о мистическом смысле своего совпадения…
— Так вам что ли молебен отслужить?
— На кой? Я медведя-то подстрелил: с испугу… А лицензии-то у нас нет! Одна, конечно, осталась — для гостей… Но на себя-то мы ее оформить не можем, да и к мужикам с такой просьбой нельзя идти: когда они просили лицензию, мы не давали, а теперь… В общем: выручайте!
— Да что ж я с ним буду делать? Мне ж его и за год не съесть!.. А потом: у меня и денег нет на лицензию…
Стали думать, у кого могут быть деньги. Поехали к председателю сельсовета, сдернули его с койки: он выслушал, расписался в бумагах:
— Все остальное завтра, — и ушел спать.
Мы отправились искать медведя. Нашли, затолкали в Уазик, свезли ко мне, и мужики полночи разделывали его в сенях. К рассвету уехали.
Такая получилась охота.
Однако и до молебна в свой час черед дошел. Как-то заходит охотовед в церковь.
— Что, — спрашиваю, — опять на медведя?
— Нет. Надобно поблагодарить за те два случая да и вообще за то, что еще живой…
— Вот, — говорю, — как интересно: Господь тебя через мишек и к молитве привел.
— Оно может и не сильно интересно, — вздыхает, — зато очень доходчиво.
Возвращаюсь с отдаленного прихода — машину останавливает незнакомый мужчина:
— Я — председатель тутошнего колхоза, специально вас жду: у меня к вам дело, — и приглашает в контору.
В районе полтора десятка хозяйств, и со всеми остальными председателями я знаком, но этот все время уклонялся.
Заходим в кабинет.
— Спасибо, — говорит, — за детский садик: строительство окончили и на днях пускаем детишек — колхозную, можно сказать, смену, так что я ваш должник и есть повод… Нет, ну вы посмотрите: установили на столе компьютер, теперь и расположиться негде…
Я вспомнил, что весной освящал закладку деревянного здания: старый детсад сгорел дотла, а строительство нового затягивалось из-за каких-то неурядиц.
— Коли достроили, — говорю, — хорошо бы освятить помещение.
— Это — когда скажете: заведующая садиком — моя супруга, она, кстати, в прошлый раз вас и приглашала.
— Если водитель подождет, — говорю, — то хоть сейчас.
— А что нам водитель? Транспорт всегда найдем: оставайтесь… Тем более что сегодня всеобщий праздник: День рыбака… Я прочитал книжку, которую вы моей жене подарили — Евангелие называется: там к рыбакам большое уважение… Да за что же мне этот дрын-то? Представляете: последние деньги со счета сняли и приволокли компьютер — теперь и стаканы поставить некуда… Я бы уж лучше запчастей купил или солярки. "Нет, — говорят, — сплошная компьютеризация"…
Еще сколько-то времени мы беседовали в таком вот духе: я пытался приступить к освящению детского сада, председатель уговаривал оставаться для празднования. Внезапно его осенило:
— А пойдемте-ка на рыбалку!.. У меня и бредешок есть, и места я знаю: рыбалка — царская! День был таким удушливым, таким пыльным, что мысль о речной прохладе оказалась победительной. Шофер тоже присоединился:
— Меня, — говорит, — к батюшке на весь день отрядили, можно и порыбачить. Тем более, если домой рыбы привезу — хозяйка обрадуется! А рыба по суху не ходит, так что и мне кое-чего перепадет.
Председатель притащил бредень, скатились к реке и, побросав одежку в машину, полезли в воду. Хозяин, как самый высокий, взял на себя дальнее крыло и ушел на фарватер, коренастому шоферу выпало брести вдоль берега по густым зарослям осоки, а мне- плыть позади и в случае зацепления за коряги нырять для распутывания.
— У вашей фигуры тела — геометрия непотопляемая, — объяснил председатель.
Тут выяснилось, что забыли грузило для мотни — хвостовой части бредня. Кликнув отроков, сигавших с обрыва, председатель велел принести небольшой булыжничек: неподалеку виднелась горка камней, собранных с поля. Ребятишки, а их было пятеро, побежали за камнями, потом обратно, но эти грузила были отвергнуты:
— Малы! — кричал председатель.
— Велики! — кричал он через минуту.
Наконец, в руках одного из мальчишек оказался булыжник необходимого размера, и председатель скомандовал:
— Давай!
Все пятеро приняли это на свой счет и, прыгнув «солдатиком» с камнями в руках, скрылись в пучине.
— Ну, и где колхозная смена? — спросил шофер.
— Колхозной смене — конец, — испуганно заключил председатель.
Но ребятишки, благоразумно избавившись от камней, повсплывали. В дальнейшем предприятие шествовало без приключений. Мы обошли все примечательные места: плесы, заводи, отмели, ямы, — рыбины так и устремлялись в наш бредень. Временами по берегам встречался народ, ворошивший сено: мы раздавали щук, язей, окуней, — и мрежи снова наполнялись добычей.
Когда возвратились к машине, выяснилось, что чтение Священного Писания подвигло председателя не только на рыбалку:
— Хочу, — заявляет, — креститься.
— Это, — говорю, — можно.
— Хочу прямо сейчас, в реке.
— И это, — говорю, — можно, — и окрестил его.
Завершался день во дворе у председателя. Пока приготовлялась уха, я освятил помещение детского сада. После ужина водитель отвез меня домой.
Пригласили в сельскую школу. Долго не решались, а потом вдруг и пригласили: эпидемия гриппа началась, и учителей не хватало. Пришел я в старое двухэтажное здание, строенное, похоже, еще до того, как люди повели свое родословие от обезьяны, и узнал много нового и неожиданного. Во-первых, обнаружилось, что старшеклассники читают еле-еле, словно толстовский Филиппок, — по складам.
— Чему вы удивляетесь? — спросили учительницы. — Дети давно уже книжек не раскрывают — теперь с утра до вечера телевизор да магнитофон…
Во-вторых, меня попросили "не напрягаться насчет души, поскольку всем цивилизованным людям известно, что человек — сумма клеток и ничего более". Заодно учительница биологии объяснила теорию эволюции: "Один побежал — стал зайцем, другой пополз — стал змеей, третий замахал передними конечностями — и полетел, четвертый поднялся на задние лапы — стал человеком… Но вообще — все животные вышли из воды: это надо запомнить…" По поводу происхождения видов я даже не возражал: ну, такое вероисповедание у людей, что тут поделаешь! А с водой какая-то неурядица получилась:
— Как же, — спрашиваю, — крокодилы там разные, черепахи? Древние животные, а рождаются на земле и только потом лезут в воду…
— Вы, — говорит, — что: биолог?
— Нет.
— Тогда не задавайте псевдонаучных вопросов.
Я больше и не задавал.
Учительница истории сообщила, что Советский Союз участвовал во Второй мировой войне на стороне великой Америки, которая разгромила фашистов — оказывается, так теперь принято трактовать памятные события. Завуч, в соответствии с последними рекомендациями министерства, предложила рассказать, кто я по астрологическому календарю, кто — по восточному, кем был в "прежней жизни" и что ожидает меня в жизни будущей… Этих тоже не о чем было спрашивать.
Определили мне: занимать «окна» — уроки, на которых учительниц по какой-то причине не было. А причин таких на селе много: и уборка картошки, и ягнение козы, и приобретение поросенка, и заготовка клюквы с брусникой, и, понятное дело, хвори… Иной раз «окна» растягивались на целый день.
