Спорить бесполезно. Знакомая заезженная пластинка завелась заново и, пока не проиграет до конца, глупо было ее останавливать.
Но Игорь, все же, решился.
— Мама, я вижу, тебе лучше. Наверное, мне пора уходить. У меня дома одна жена на шестом месяце беременности, и ей тоже, может быть, нужна помощь.
— Ты опять об этой пришмандовке! Да кто она тебе такая? Я — твоя родная мать! Роднее меня у тебя никого нет и быть не должно!
Она нашла в себе силы подняться и теперь стояла у двери в прихожую, очень худая в грязной ночнушке с растрепанными неопрятными волосами. Ее лицо было искривлено злобой, даже не злобой, лютой ненавистью.
От нее веяло холодом. Она казалась Игорю чужой и страшной.
— Мама, тебе нельзя волноваться…
Игорь опешил, он не знал, как себя вести.
— Нельзя волноваться? Почему же ты меня довел до такого состояния? Я тебя растила, одна, без отца, не досыпала ночей, отдавала последнее… И какая благодарность…
— Мама!
— Что, мама? Ты мне рот не закрывай. Не дорос еще!
— Хорошо, мама, я не буду затыкать тебе рот. Я просто уйду. Если тебе нужна будет помощь, звони, только, обойдемся без лишних и никому не нужных разговоров. Ты должна смириться, что у меня есть своя семья.
— Смириться? Ты мне угрожаешь? Ты угрожаешь собственной матери? Вон отсюда!!!
Игорь снял с вешалки курточку и пошел к двери.
— Сыночек… — теперь голос матери был иным, снова тихим и слабым. — Не уходи…
Она плакала.
Игорю самому хотелось плакать. От незаслуженной обиды, от того, что у него все не так, как у людей.
Но он смог пересилить собственную слабость. А вот с чувством жалости совладать не смог.
Курточка снова оказалась на вешалке, он ушел в бывшую свою комнату закрыл дверь и закурил. Впервые закурил в этой квартире. Раньше строго запрещалось. Но сейчас ему было наплевать на бывшие запреты. Горечь дыма была необходима, чтобы заглушить тоскливую боль в душе, а также, чтобы перебить приторный запах, который, казалось, намертво впитался в стены и с непостижимой легкостью вытеснивший отсюда его собственный дух.
Когда выходил в ванную, видел, что мать сидит на кухне с чашкой чая. Выглядела она, как обычно, такой, какой он помнил ее всю жизнь. Не верилось, что еще час назад она еле дышала.
Неужто, притворялась?
Зачем?
Только для того, чтобы заставить его переночевать?
Но, ведь это ровным счетом ничего не даст и ничего не изменит.
Может, и в самом деле было плохо?
Мать проводила сына суровым взглядом, но ничего не сказала. А он поспешил укрыться с ее глаз, чтобы не нарваться на новый скандал.
Постелил свежую простынь, надел на подушку чистую наволочку, прилег.
Время было еще детское, спать не хотелось. С улицы доносились голоса прохожих, шум проезжающих автомобилей. Когда-то привычные звуки, которые почти не воспринимались. Ничего не значащий фон, ассоциирующийся с тишиной. Теперь Игорь знал, что такое настоящая тишина и доносившиеся звуки резали слух, вносили дискомфорт.
Отыскал на шкафу старый журнал, полистал его. Читать не хотелось. Буквы не желали складываться в слова, а смысл прочитанного ускользал, не задерживаясь в сознании. От нечего делать вытянул шуфляду тумбочки. Она была пустая. Здесь раньше хранились Юлины безделушки. Когда они уезжали, жена, не глядя, высыпала содержимое в пластиковый пакет.
Шуфлядка высунулась на треть, перекосилась и застряла. Что-то в ней заторохтело. Может, Юля не всю вытряхнула, что-то забыла. Игорь засунул руку, нащупал какой-то предмет. Действительно, старая заколка жены с поломанной застежкой и несколькими прицепившимися к ней волосинками. Светленькими, еще хранившими запах ее любимого шампуня.
Как она там одна?
Засунул руку глубже, пошуровал там, нащупал еще что-то.
Это еще что такое?
Толстая стеариновая свеча.
Почему, черная?
Вряд ли от такой будет много света. Наверное, мамина подружка совсем шизанутая.
Он не понимал, для чего нужна черная свеча, но смутное беспокойство закралось в душу. Особенно зловещим ему казалось соседство с ней Юлиной заколки.
Игорь не верил в темную магию, как, впрочем, и в светлую тоже. Был, как считал себя сам, трезвым реалистом, но увиденное ему очень и очень не понравилось. В том, что его мать психически нездоровый человек, он больше не сомневался. А если у нее и подружка такая, смесь может получиться взрывоопасной.
Мама говорила, что они познакомились в церкви. А церковь и черная магия, насколько он понимал, антиподы. Правда, он не знал, какую церковь посещает мать. Она туда недавно зачастила, наверное, чтобы избавиться от одиночества.
Может, секта? Шарлатанов сейчас хватает.
Ну и ладно.
Игорь, на всякий случай, положил заколку себе в карман, а свечу засунул подальше и плотно закрыл шуфляду.
Каждый с ума сходит по-своему, — подумал, однако чувствовал себя вовсе не таким спокойным, каким хотелось казаться.
Мелодичный звонок доносился издалека, с трудом пробивался сквозь плотные преграды, возведенные сном.
Игорь разлепил глаза. Перед тем, как уснуть, он так и не выключил светильник. Странно, что мать не обратила на это внимания. Экономия электричества была одним из ее коньком, которым она могла любого довести до сумасшествия.
Часы на стене показывали половину пятого.
Такая рань. Кому не спится?
Юля! — пронзила тревожная мысль.
Он метнулся к мобильнику, посмотрел на потухший дисплей.
Нет, звонили не ему.
Через мгновенье мелодичная трель прекратилась, и за стенкой раздался приглушенный голос матери.
— Да, — доносились едва разборчивые слова. — Хорошо. Ничего не вышло? Хорошо. Потом расскажешь.
Игорь вышел в прихожую.
— Кто звонил?
— Никто. Тебе приснилось.
Ложь была настолько очевидной, что мать даже не скрывала ее. Она ясно дала понять, что не желает отвечать на вопрос сына.
Игорь умылся, оделся. Думал, что мать снова заведет разговор о том, что он должен остаться, но она лишь молча, наблюдала за ним, не проронив, ни единого слова.
— Если что, звони. Я вечером заскочу, — сказал, открывая входную дверь.
Мать сдвинула плечами, мол, ей все равно, что казалось странным по сравнению с ее вчерашним поведением. Но Игорь не придал этому значения. Он лишь вздохнул с облегчением, радуясь, что удалось избежать долгих, никому не нужных объяснений.
Юля сидела в кресле на веранде. Ее голова лежала на столе, свисавшая к полу рука сжимала железную кочергу. Ее сон был так крепок, что Игорь едва не высадил окно, пока она, наконец, открыла глаза.
— Игорек… — счастливо улыбнулась жена. — Как хорошо, что ты приехал. Здесь ночью такое было…
— Что было? Рассказывай, Солнышко.
Игорь поцеловал ее в губки, нежно погладил ладошкой по заметно округлившемуся животику.
— Кажется, я поймала вора.
— Да? — удивился Игорь.
— Ага, — подтвердила Юля, но тут же поправила себя. — Не сама, конечно. Мне Тузик помог.
Услышав свое имя, свободный от привязи Тузик, забежал на веранду и весело замотал куцым хвостом.
— И как вам удалось?
Игорь не мог поверить ее словам, считал, что Юле все приснилось или привиделось на почве нервного перенапряжения.
— Не знаю, как-то само собой получилось. Он ночью забрался к нам во двор, а тут — мы с Тузиком.
Теперь, когда Игорь был рядом, от ночных страхов не осталось и следа, а недавнее приключение казалось смешным и забавным.
Еще бы, ведь все так хорошо закончилось.
— Ты ночью выходила на улицу?
— Конечно. Я же у себя дома.
Лицо Игоря побелело от страха за нее. До него начало доходить, что она не шутит.
— Я же тебя просил…
— Игоречек, не будь таким нудным. Ведь все нормально.
Огромным усилием он смахнул с себя озабоченный вид. Не время было ссориться и выяснять отношения.
Да и зачем?
Все равно уже ничего не изменить.
— И куда вы его дели, ночного воришку? — спросил, как можно естественнее и даже попробовал нарисовать на лице улыбку.
— Нигде. Он в сарае сидит. Я его там закрыла.
— Господи, только этого мне не хватало…
— Может, милицию вызовем?
— Знаешь, дорогуша, если уж моя жена ночью смогла обойтись без милиции, то и я как-нибудь сам справлюсь.
Он взял у жены кочергу и направился к сараю. Юля пошла за ним, а Тузик весело наматывал круги, радуясь, что приключение продолжается.
Щеколда была на месте, никто дверь не взламывал. Внутри сарая не раздавалось никаких звуков.
Игорь хмыкнул, недоверчиво посмотрел на жену.
Может ей только привиделось?
У беременных, наверное, бывают галлюцинации. Усиленные страхом они могу выдать и не такие фантазии.
