— Теперь каждый год собираю его друзей, чтобы помянуть… Ну и к вещунье хожу, конечно, чтобы там ему было хорошо…
Таня старается успокоить, не тревожить боль, не будить лишний раз воспоминания про «самое дорогое, что было и есть в жизни».
— Ну, у нас тут, сама видишь… — отпивая глоток чая, возвращается Талочка к реальности и говорит уже вполне земным голосом, — в особняке существуем, евроремонт и все такое… Сюда нас перевели теперь… Так что, дорогая… — она тянет фразу, улыбается, многозначительно смотрит. — Место, конечно, всегда найти можно… Сама понимаешь… — Вся речь состоит из недосказанности, из многоточий и улыбок. — Сама понимаешь… — повторяет Талочка.
И Таня «понимает» — с ужасом для себя ясно читает в чистой, прозрачной зеленоватости вопрос: «За место нужно заплатить. Ты готова? Или не стоит предлагать?..» Она не знает, что ответить.
— Ты подумай, потом позвонишь, — говорит Талочка, и на прощанье Таня ловит на себе ее быстрый цепкий взгляд.
— Нечего иметь дело со всякими циничными кликушами! — брезгливо морщится Костя, когда она пересказывает ему эпизод.
— Где же других взять… — раздумчиво качает головой Таня. — Время делает людей…
— С такими лучше не связываться, — категорично произносит Костя и этим ставит точку, противостоять которой Таня бессильна.
Выбирать в ситуации 90-х, когда все распадается-образуется, когда мечутся и рвут на себя одеяло, когда дружбой больше ничего не измеряется, когда слова уклончивы, а глаза откровенно лживы, — в такой ситуации выбирать не приходится. И как же тут быть принципиальной? Но… бывает же, что случай помогает, бывает же, что просто везение, — Тане удается устроиться редактором в только что открывшееся издательство «Крот». Кем оно образовано и для кого, можно только гадать, потому что продукция — дешевого вида книжки с дешевого содержания произведениями, в большинстве своем — переводные романы, которые валяются на всех прилавках, во всех книжных киосках. А что делать? Нужно делать деньги. А это возможно лишь на подобной макулатуре. По коридору слоняются манерные женщины послебальзаковского возраста, с синими тенями под глазами а ля у дам из будуаров Ар Нуво и загадочными улыбками на устах, с бриллиантами и в мехах, — «наши дамы» называет их про себя Таня. В течение дня они собираются маленькими кучками где-нибудь в уголке, курят длинные сигареты, после каждой затяжки отставляя далеко в сторону руку с выпрямленными длинными, тонкими, бледными пальцами. Пальцы кажутся еще длиннее из-за ярко накрашенных, остро заточенных ногтей, отчего они вполне похожи на когти. Таня всегда поражается, как можно вырастить ногти такой длины. Дамы обсуждают кулуарную жизнь звезд отечественного ТВ, перекидываются взглядами, недвусмысленным молчанием после упоминания какой-нибудь известной фамилии. В такой стиль легко втянуться, поэтому Таня старается держаться в стороне, и «дамы», если она проходит мимо, понижают голос, чтобы не было слышно, про что они теперь.
Время муторное: то ли что-то новое рождается, то ли все навсегда умирает, понять невозможно. И все хватаются за любую соломинку, чтобы удержаться на плаву.
Постепенно, однако, начало утихать и стало более-менее понятно, что, умирая, все-таки рождается. Появляется много совместных фирм, где требуются переводчики и менеджеры. Да с Таниным английским остаться без работы?!
— Зачем тебе бросать издательство? — останавливает ее острожный Костя. — Ты ведь не знаешь, что еще будет со всеми этими фирмами.
Но Таня непреклонна: она срочно заканчивает курсы менеджеров, проходит конкурс и поступает на новое место.
Здесь круто крутят рекламу — и в глянце, и в Интернете.
— Каждая строчка, каждое слово в тексте проплачены, — растолковывают ей. — Задача — любым способом как можно быстрее найти нового клиента и оформить заказ. В конце месяца делается анализ всех заказов и выявляются те компоненты, которые были более всего востребованы.
— Ну, все, с зарплатой, похоже, устроилась, — объявляет дома Таня. — И перспективы, кажется, есть.
— Не говори заранее, — опять осторожничает Костя.
— Ты не понимаешь: женщина пришла, наконец, в бизнес. Произошла революция полного раскрепощения женщины. Она стала, наконец, материально независимой от мужчины, она строит жизнь своими руками, она участвует во всем наравне с мужчиной. И я хочу двигаться в этом направлении.
Костя настроен скептически:
— Не знаю, не знаю…
— А в чем, собственно разница? Ты всегда на все смотришь пессимистически. Во многих странах, например, женщина давно освоила все мужские профессии, и даже вопроса не возникает.
— И разницы полов не существует? — иронически замечает он.
Но Таня только безнадежно машет рукой:
— С тобой говорить невозможно!
— Мама у нас теперь — деловая женщина, — объясняет Костя Леве и Кате.
— Папа, это называется бизнесвумен, — уточняют дети.
Работа как работа — напряженная, конечно, но Тане она нравится. К тому же постоянные рабочие командировки: то в Скандинавию, то в Италию…
Дома тоже как будто все в порядке: Костя, как экономист, не только не пострадал, но пошел вверх. Все прочно, стабильно — а это ведь самое главное для хорошего самочувствия. Ежедневное колесо крутится безостановочно, в одном и том же режиме — как perpetuum mobile. Лева совсем уже большой и готовится поступать в институт, Катя тоже скоро закончит школу.
Время… время… время…
Новая работа, новые знакомства, новые подруги.
Из электронного почтового ящика Тани:
Таня, мне так жалко, что мы не встретились — ведь я как раз надеялась на «пять минут здоровой сплетни», просто по-женски поболтать. Но, понимаешь, впопыхах перепутала терминалы. Всего один день в Хельсинки, туристов везде полно, ты — в Стокгольм, я — во Франкфурт. Металась между «Викингом» и «Силья» и никак не могла вспомнить, где мы назначили встречу.
Я, конечно, возмущалась сильно, Света, — я это умею. Но как бы уже «перегорела». Совсем не хочу портить наши отношения. Поэтому давай как бы исключим из памяти. Лучше будем надеяться, что опять встретимся.
«Штраф» ты мне можешь назначить сама.
Отлично! Тогда — поездку в Германию. Я еще ни разу не была в Германии.
Приглашаю в маленький беленький домик на берегу озера. В нем есть «гостевая» комната — это наша библиотека. Я повезу тебя во дворец курфюрста, где жила когда-то королевская семья и маленькая курфюрстина, конечно. Мы выпьем по чашечке кофе с вафлями на бывшей королевской кухне, погуляем по парку… Твоя Света
И Таня с нетерпением ждет лета, чтобы отправиться к подруге.
Из электронного почтового ящика Тани:
Света! Кажется, я приеду раньше, чем мы условились: меня неожиданно посылают от работы в командировку в Германию — у нас совместный проект. Поездка намечается на май: Баден-Вюртенберг, Бавария, Саксония. Буду по неделе в Карлсруэ, Регенсбурге, Дрездене и Берлине.
Лечу до Франкфурта, а потом — на поезде. Т.
Встречу в Карлсруэ на вокзале. Света
Конец мая — это еще весна. И вокруг цветут яблони. Белые-белые, усыпанные густо-густо цветами — везде на зеленых холмах. И медленно роняют лепестки, покрывая белым зеленую траву. А за ними — тоже белые-белые, чистенькие-чистенькие домики под черепичными крышами. Старые? Новые? Не поймешь — все аккуратненькие, словно только что построенные.
В поезде все время объявляют что-то. Но Таня не понимает, потому что по-немецки знает всего несколько слов — из фильмов. Но их не хочется даже повторять — они пугают с самого детства, когда во дворе играли с мальчишками в войну. Почему-то всегда в ту войну играли… Детство начиналось с игр, в которых всегда было «Хайль Гитлер!» и «Руки вверх!», обязательно «Хальт!» и «Хенде Хох!»
— Нет, ты не права, — говорит Света. — Немецкий язык мягкий и очень музыкальный!
— Вам кажется, потому что вы его здесь учили.
— Совсем нет. Только послушай:
Im Schloß zu Düsseldorf am Rhein
wird Mummenschanz gehalten;
Da flimmern die Kerzen, da rauscht die Musik,
Da tanzen die bunten Gestalten.
— Это откуда?
— Гейне. Romanzero.
— Все равно. Просто ты умеешь красиво подать.
Да, это, наверное, главное — как первый раз услышать чужую речь. Обычную речь обычных людей, не из фильмов и не по телевизору.
— Мы тоже сначала вздрагивали, когда маленькие дети произносили знакомые слова, — говорит Света. — А потом привыкли. Они ведь — обычные, нормальные слова.
— Да, наверно… Не все сразу, видимо…
Таня тоже первый раз вздрагивает, когда слышит, как мать говорит ребенку: «Шнель, шнель!» Просто переходят улицу…
