Дом этот, если его можно так назвать, узкий и длинный, словно труба. Значит, он был построен (из глины) больше двухсот лет назад. Вход в него очень тесный и устлан опавшими листьями. А значит, им пользуются очень редко. Тем более что он завален еще и тяжелым камнем, который не под силу отвалить даже целой сотне людей. А сверху на доме – маленькая круглая дырка, откуда постоянно подымается к небу дым.
Нам стало очень безотрадно, когда привратник сказал, чтоб мы шли к этому дому и, трижды поклонившись у входа, постучали в тяжелый камень, который заменял там дверь. Но так или эдак, а поблагодаривши доброго привратника и попрощавшись с его семьей, мы удрученно отправились к далекому дому. Минут через тридцать быстрой ходьбы мы остановились у входа в дом. Потом три раза поклонились, и я постучал по дверному камню. Вскоре явилось множество рук, которые отвалили тяжелый камень от входа, и послышался дряхлый голос, предложивший нам войти. Но мы не заметили, к нашему удивлению, ни тел от рук, отваливших камень, ни человека при голосе, предложившего нам войти.
И все-таки я отважно вошел, а мои друзья в страхе последовали за мной. Вскоре нам открылась длинная лестница, которая уходила глубоко под землю. И мы начали спускаться. А через час добрались до коренной земли подземелья. Пока мы стояли там и со страхом озирались, думая увидеть Иной мир, к нам подошел человек средних лет от рождения и в черной одежде. Он сказал, что нас ждут. Тогда я вкрадчиво спросил:
– Кто?
И человек в черном ответил:
– Мой отец, Хранитель здешнего мира.
Мы пошли за этим человеком с надеждой, что его отец где-нибудь поблизости. Но шли около двух часов, а пришли к высокой скале. И, не мешкая, поднялись на вершину скалы.
Мы поднялись на вершину скалы и увидели старика в деревянном кресле. А его сын, или наш провожатый, после того как мы подошли к его отцу и приветственно поклонились ему, ушел в свой дом неподалеку. Вот поклонились мы его отцу, и он (отец) предложил нам сесть – на камни перед его креслом, которые лежали там как сиденья для гостей. Севши, я сразу же принялся зорко наблюдать за наружностью этого старика и окрестными обстоятельствами. Сам старик был такой старый, что уже опоздал умереть, или пережил свою смерть. Все мускулы на его теле давно изработались в ничто, и если он вставал, то не отличался от самой тонкой сухой палочки. Оба глаза у него усохли до почти полной неразличимости. Щеки глубоко ввалились, но все зубы были целы. Он вытянул ноги вперед, будто не мог ими пошевелить. А испугала нас его борода, которая спускалась к земле и достигала в длину десяти футов, хотя на голове у него вместо волос рос редкий пух. По левую руку от старика лежала громадная игуана, а по правую – огромная змея. Такую змею один человек даже с места бы не сдвинул. Но мне, конечно, было неведомо, какую помощь могли оказать старику эти пресмыкаю-щие себя существа. Да и едва я начал примечать окрестные обстоятельства вокруг старика, он внезапно сказал:
– Так это вы, как я понимаю, стучались в дверь?
А когда я подтвердил, что, дескать,
– Мы, —
он спросил:
– И куда же вы идете?
– В город, где много богатств, – ответил я.
– Зачем? – спросил старик.
– За богатствами, – ответил я.
– За богатствами? – удивленно переспросил старик. И я, без всяких колебаний, громко подтвердил:
– Вот именно!
Тут старик поднял взгляд к подземному небу, сколько-то минут поразмышлял, а потом сказал:
– Жаль, что вас убьют Волосатые великаны, когда вы подниметесь на их утес.
Услышавши такое сожаление и когда старик умолк, я спросил его, нет ли впереди какого-нибудь иного пути. Но он ответил, что под землей есть только один-единственный путь. Некоторых из нас очень испугал ответ старика, и они сразу же захотели вернуться домой, или назад. Но старик поспешил им объяснить, что под землей, если уж человек туда попал, можно идти только вперед. А после нашего молчания – потому что все мы, как один, молчали, пока он снова не заговорил, – старик спросил, знаем ли мы его. На что я уважительно ответил ему:
– К сожалению, нет. Поскольку первый раз попаяй под землю.
А старик объявил нам, что каждый проходимец мимо него должен внести ему пограничную плату, прежде чем он будет допущен к дальнейшему путешествию. Я спросил у старика, сколько нужно заплатить, и он ответил, что по десять тысяч каури (около трех пенсов) за каждого человека, или поголовно. Я дал ему семь трехпенсовых монет из денег, пожалованных нам королем Ифе и Богом грома. Эти семь монет оплатили нас всех. После нашей расплаты за дальнейшее путешествие старик встал…
…Он встал, словно живой скелет, и благословил в путь каждого из нас, или открыл перед нами дорогу вперед. Но теперь идти нам помешала ночь. Поэтому мы легли спать – под деревом на придорожном холме, – а утром, как можно раньше, отправились наконец в путь.
К двенадцати часам дня, или после многих миль поспешного путешествия, нам захотелось есть. И мы остановились возле одного из манговых деревьев, которые росли вдоль дороги. Остановились и подождали, не появится ли хозяин деревьев – чтобы попросить у него несколько плодов нам на прокорм, – а когда он не появился, один из нас, по имени Айаса, залез на дерево. Он залез на дерево, и он сбрасывал нам вниз плоды, и мы с жадностью их ели, а он ел прямо на дереве, как вдруг…
…Вдруг ярдах в пятидесяти от нас появился громадный и устрашающий человек, да не один, а с женой. Мы, конечно, сразу же перестали есть и внимательно следили, как страшная семейная пара приближается к нам, и, когда до них оставалось ярдов тридцать пять, поняли, что это великаны, великан-муж и его великанша-жена. Никакой одежды на них не было, а только густые волосы – шерстистые, словно у кошки, но с пятнами, вроде леопардовых. Это на теле. А головы и ноги поросли у них волосами, наподобие щеток: длинными, жесткими и от которых головы казались еще больше, чем были, а ноги – будто в волосяных башмаках. На ладонях у них волос не было, зато рты, когда они закрыты, исчезали под волосами, словно их нету вовсе. Но глаза виднелись всегда – в виде пронзительно-зрячих, или глазных, великанских яблок.
Из огромных ноздрей у них тоже торчали длинные волосы. А когда они открывали рты, то было видно, что зубы у них около двух дюймов длины и по полдюйма в ширину. Муж-великан, ростом до двенадцати футов, если он стоял прямо, был могучий, проворный и ловкий, а по характеру и муж и жена всегда ярились от великой злобы. Но глазные яблоки у великанши-жены были раза в четыре ярче, больше и опасней, чем у мужа, а груди свешивались до самой земли.
В правой руке Волосатый великан держал толстую каменную дубину – такую тяжелую, что для переноски он взваливал ее на плечо. Великанша-жена несла в левой руке убитую антилопу, а в правой – полупридушенного коршуна-стервятника. И едва Волосатые великаны нас увидели, муж угрожающе поднял свою дубину высоко над головой.
Он поднял свою дубину высоко над головой и, когда нас разделяло ярдов около двадцати, оглушительно заорал:
– Кто вы такие? Ну-ка, скажите мне, кто вы такие, чтобы есть мои плоды?! Стойте, где стоите, и примите смерть стоя – или удирайте, и она настигнет вас на бегу! Выбирайте любую, потому что я – ваша смерть, и вы обязательно попадете сегодня в мой обеденный котел!
Едва услышавши такие слова и когда Волосатые великаны проворно двинулись к нам, готовые нас убить, мы без всяких раздумий подхватили наши путевые припасы и пустились бежать. Но Айаса, по несчастью, не успел спуститься с дерева – он дрожал от страха на одной из самых верхних ветвей, – и Волосатый великан швырнул в него каменную дубину, а когда увидел, что не попал и дубина повисла среди ветвей, полез на дерево сам: он лез проворно, ловко и мощно, чтобы убить Айасу как можно скорей.
Айасе некуда было деваться, и он поспешно перепрыгнул на соседнее дерево. Но Волосатый великан яростно тряс ветки в поисках своей дубины для убийства Айасы и явно собирался, как только найдет дубину, тоже перепрыгнуть вслед за ним на соседнее дерево, а Волосатая великанша кружила внизу под деревом, чтобы Айаса не мог спуститься, и тот вдруг спрыгнул – от ужаса – с вершины дерева далеко в сторону и пустился наутек во всю свою мочь.
Великан же тем временем отыскал наконец свою дубину и ринулся с женой вслед за Айасой, но тот уже догнал нас, и мы помчались все вместе быстрее любого ветра и вскоре скрылись у великанов из глаз. А через несколько минут подбежали к холму с плоской вершиной, на которой дорога круто сворачивала в сторону. И вот, с трудом дыша от усталости, мы начали карабкаться по дороге на холм. Нам было очень тяжело – от усталости и одышки, – но часам к шести вечера мы все же поднялись на вершину холма. А поскольку смертельно устали еще до подъема и вокруг нас уже смеркалась вечерняя темнота, то принялись искать укромное место, чтобы поскорее спрятаться от Волосатых великанов. На вершине холма стояло множество глинобитных домов – полуразвалившихся, или разруиненных, с древних и безлюдных времен. Поэтому, как вскоре обнаружилось, там было трудно найти укромное место. Крыши у домов почти везде провалились внутрь, стены покосились, а некоторые и вовсе были до основания размыты дождями. Значит, местные обитатели давно ушли или умерли. Все, кроме домашних животных, вроде коз, баранов или овец, да ручной птицы, наподобие кур.
