— Это не консультация, Ольга Николаевна, это моего друга, тоже врача, положили в ваше отделение. С переломом надколенника.
— Здравствуйте, — расплылся в улыбке бабник Полянский, откровенно любуясь Ольгой.
Данилова это почему-то рассердило. «При Кате своей так на посторонних женщин небось не смотришь, — подумал он, неодобрительно косясь на друга, — глаза бережешь, чтобы не повыдирали».
— Здравствуйте, — ласково ответила Ольга.
— Меня зовут Игорь.
— Очень приятно. А меня — Ольга Николаевна. Вы тоже токсиколог?
— Нет, он не токсиколог, — ответил за Полянского Данилов. — Он научный сотрудник в Институте питания.
— О! — восхитилась Ольга. — Всегда мечтала иметь знакомого диетолога.
— Игорь не составляет диет. Он научно обосновывает преимущества одних продуктов питания перед другими. За деньги, разумеется.
— Не обращайте внимания, — сказал Полянский. — Владимир только играет в хама, а так он очень хороший человек.
— Я вам верю. — Ольга улыбнулась и, не удержавшись, подмигнула Данилову. — А кто вас лечит?
— Увы, доктор Вагин. — Полянский провел в коридоре неполные сутки, но уже научился вздыхать по-стариковски — смачно и с оттенком отчаяния. Дурной пример заразителен.
— Почему «увы»? — удивилась Ольга. — Андрей Юрьевич — прекрасный специалист. Оперирует, как рисует — заглядеться можно.
— Мое «увы» относилось к тому, что у доктора Вагина нет мест в палатах и на этой неделе не будет, — пояснил Полянский.
— А в палату хочется? — уточнила Ольга.
— Еще бы! — воскликнул Полянский. — Лежу, словно на Тверской, вокруг сплошное движение, крики, стоны…
— Охи, вздохи и пуки, — подсказал Данилов.
— И это тоже!
— Владимир Александрович, а ваш друг — хороший человек? — спросила Ольга. — Не скандалист? Не кляузник?
— Нет! — заверил Данилов. — Ничуть ни то, ни другое. Он мягок и покладист, как плюшевый медвежонок. Где положишь, там и лежит.
— Хорошая рекомендация, — хмыкнул Полянский.
— Главное, что правдивая, — ответил Данилов.
— Пить, пока находитесь в отделении, тоже не будете? А то больные набедокурят спьяну, а нагоняй получают доктора.
— Я вообще мало пью, — с достоинством ответил Полянский. — Так, рюмочку на Новый год, рюмочку в день рождения.
Данилов мог бы добавить еще с полсони поводов и скорректировать норму Полянского в сторону увеличения, но, разумеется, не стал этого делать.
— Это хорошо! — Ольга обрадовалась так искренне, словно собиралась выходить за Полянского замуж. — В таком случае я могу сегодня, часа в два-три, как только освободится койка, взять вас к себе. В двухместную палату с очень спокойным соседом, профессором из Академии управления.
— Правда? Вы не шутите, Ольга Николаевна?
— Не шучу.
— А сколько это будет стоить?
— Нисколько! Не выдумывайте, пожалуйста, вы же врач, да еще друг Владимира Александровича, нашего, можно сказать, постоянного консультанта.
— Спасибо, Ольга Николаевна. — Данилов вскинул левую руку и посмотрел на часы. — Мне давно уже пора возвращаться к работе, если, конечно, меня еще не уволили… В какую палату вы переведете Игоря? Я загляну к нему вечерком…
— В семьсот восьмую.
— А Андрей Юрьевич согласится? — забеспокоился Полянский.
— Конечно, согласится, ведь я забираю у него больного, а не пытаюсь всучить своего. Все будет хорошо. Мы попозже осмотрим вас совместно…
Возле седьмого корпуса не было ни одной кареты скорой помощи, в смотровой было пусто. Данилов показался на глаза Марку Карловичу, сообщил, что вопрос с другом решился наилучшим образом, и ушел в ординаторскую пить кофе. Заодно проанализировал ситуацию. Если вдуматься, то в ней не было ничего крамольного. Ну, решила Ольга Николаевна сделать доброе дело коллеге с переломом надколенника — и сделала. По своей инициативе. Он, Данилов, ее об этом не просил.
Просить-то не просил, но Ольга невзначай подчеркнула, что поступает так не только исходя из корпоративных соображений, но и ради него. Такой вот намек мимоходом. Получалось, что Данилов теперь ей обязан.
«Раз уж так вышло, то ничего не поделаешь, — решил Данилов. — В конце концов, отплатить добром за добро можно по-разному. Главное, Вольдемар, никогда и не при каких обстоятельствах не выходить за рамки, установленные самим собой».
А что-то такое манящее в Ольге все-таки было. Во всяком случае, встреча с ней оставляла послевкусие чего-то хорошего, о чем приятно вспомнить, если отбросить в сторону самокопание и самоедство.
В седьмом часу вечера Данилов предупредил Таню:
— Я на минуту сбегаю в седьмой корпус, посмотрю, как устроился мой приятель. Если что — звоните на мобильный.
— Если что — начну оформлять, — улыбнулась Таня, демонстрируя готовность прикрыть и защитить.
— Вдруг что-то экстренное…
— Для этого, Владимир Александрович, у нас есть реанимация, — напомнила Таня. — Но если что — сразу же позвоню, не беспокойтесь…
Не увидев Полянского в коридоре, Данилов обрадованно вздохнул — не подвела Ольга Николаевна, спасибо ей, и постучался в семьсот восьмую палату. Мало ли, вдруг Полянский или его сосед как раз в этот момент справляют нужду.
— Входите! — разрешил звучный женский голос, совсем не похожий на Катин лепет.
Как и положено в вечернее время — около каждого больного сидел посетитель, то есть посетительница. Возле Полянского — Катя, возле его соседа, пожилого мужчины с серебристым ежиком и загипсованной правой ногой, — элегантная дама лет шестидесяти. Дама сидела спиной к Кате, так, чтобы полностью загородить ее от своего мужа. «О, здесь разгораются страсти!» — подумал Данилов.
Поздоровавшись со всеми, он перекинулся парой слов с Полянским, выслушал Катины восторги («Как хорошо все устроилось!») и ушел, пообещав заглянугь завтра утром, после дежурства. На вопрос о том, не надо ли чего, Полянский не ответил, а просто погладил Катю по коленке. Если бы Данилов знал друга хуже, то он бы непременно решил, что холостяцкому бытию Полянского пришел конец. Но Данилов видел еще и не такое. Он помнил юных дев, разрабатывающих планы по переустройству квартиры Полянского в «наше уютное гнездышко», помнил и тех, кто озадачивался фасоном свадебного платья, помнил прыткую девицу по имени Марианна, которая перевезла со съемной квартиры к Полянскому телевизор и холодильник. Красоток (с другими эстет Полянский не связывался) было много, но всех их объединяло одно — они исчезали столь же быстро, как и появлялись. Исчезали вместе со своими планами, свадебными платьями, телевизорами, холодильниками, париками и т. п. Была девочка Верочка — и нет ее, теперь вместо нее Катенька…
На вопрос о том, сколько у него было любимых женщин, Полянский отвечал правдиво:
— Трехзначное число со скорой перспективой превращения в четырехзначное.
Елена считала, что Полянский просто-напросто запутался в своих женщинах. Данилов спорил с ней, доказывая, что запутаться можно лишь тогда, когда одновременно крутишь романы с несколькими женщинами (сейчас, правда, это называется иначе — «строить отношения»), Если женщины часто меняются, но всегда присутствуют в жизни мужчины в единственном числе, то о какой путанице вообще может идти речь? Елена начинала говорить о мнительности Полянского, о боязни длительных отношений, о нежелании брать на себя ответственность и заходила в такие психологические дебри, откуда уже не могла выбраться.
На самом же деле все было гораздо проше простого. Полянский был любителем новых ощущений и новых впечатлений. Он не столько искал свою половинку, сколько наслаждался развитием отношений с очередной пассией. Как только эти отношения доходили до определенной точки, Полянскому становилось скучно.
«Интересно, как повлияет на Катины шансы на замужество ее самоотверженное ухаживание за Игорем? — подумал Данилов. — Увеличит их Полянский вследствие признательности или уменьшит, потому что за время болезни Катя надоест ему хуже горькой редьки?»
В смотровой приемного отделения сидели и громко смеялись Таня, охранник и санитар Леня, обычно угрюмый, как большинство закодированных алкоголиков. На столе перед Таней лежала стопка бумаг. Бумаги были не первой свежести.
— Что за шум, а драки нет? — спросил Данилов.
— Читаем жалобы наших клиентов! — доложила Таня. — Леня нашел во дворе целую пачку.
— Наверное, выпала, когда несли выбрасывать, — сказал Леня.
— А может, их просто потеряли? — предположил Данилов.
— Если бы потеряли, то они были бы подшиты в папку, — резонно возразила Таня. — А они валялись врассыпную.
— Подул бы ветер — по всей территории разнесло бы, — добавил Леня.
Данилов присел на кушетку и поинтересовался, что пишет народ в жалобах.
