И кто окажется самым нелепым, самым ничтожным и жалким – и превратит историю четырех поколений Топпингов, а считать Пятого – так и всех пяти, в бесконечную байку о шелудивой собаке?
И что, он своими руками поможет собственным людишкам покрыть свое имя позором?..:::::: Защищайся, мужик! Хоть раз в жизни покажи характер! «Настоящая журналистика»? На хуй!::::::
Нестор глубоко вдыхает… свободно вдыхает… свежий воздух ясного доброго воскресного утра. Смотрит на часы – большие полицейские часы, напичканные цифровыми примочками. Семь ноль-ноль… на улице необычно спокойно – и хорошо!.. Никакого шевеления, кроме женщин, орошающих бетон… привычный, на две ноты, концерт струй, падающих на твердую поверхность. ШИИИааШШШШ АшШШШШШИИИ! Нестор озирается… Через два дома – сеньора Диас. Он знает ее с того самого дня, как семья Камачо поселилась в этой касите. Слава богу, милый и добрый друг из большого мира! Нестор счастлив только от того, что увидел ее, со шлангом в руке, поливающую бетон. Как можно бодрее он окликает:
– Buenos días, Señora Díaz!
Сеньора Диас поднимает глаза и принимается улыбаться. Но улыбается только одной стороной рта. Другая не движется, будто зацепившись за клык. Взгляд сеньоры Диас тускнеет. ШИИИааШШШШ АшШШШШШИИИ! И она бормочет самое бездушное «доброе утро!», какое только Нестору приходилось слышать за всю жизнь… Бормочет… и поворачивается спиной, будто забыла омыть бетон… вон там.
Она явно не намерена больше разговаривать! Бормотанье, стертая улыбка – и всё! И каменная спина… А ведь он знает эту сеньору всю жизнь!:::::: Нужно сматываться и отсюда! С улицы, где я живу практически с рождения! Сматываться – а куда, черт побери?!::::::
Нестор в растерянности. Если не считать женщин, поливающих бетон, как сеньора Диас, вся Хайалиа лежит в оцепенении субботнего утра.:::::: Что ж… Есть охота. ¿No es verdad? Dios mío, есть хочу.::::::
Нестор, можно сказать, ничего не ел двадцать четыре часа. У него был перерыв, как обычно, в восемь вечера, но так много ребят подходили, расспрашивали про историю с мачтой, что Нестор успел сжевать только один гамбургер и немного жареной картошки. Он рассчитывал поесть чего-нибудь, вернувшись домой. Но дома его ждала только навозная куча унижений и тычков.
Он шагает прямиком к своему потрепанному, но мускулистому «Шевроле камаро»… Мускулистому?.. В своих громадных темных очках модели «кубинский коп», в джинсах, ушитых так, что обтягивают бедра, словно балетные трико… рубашке поло размера S, то есть маленького, чтобы как следует обтянуть грудь и плечи.:::::: Ой, бля:::: какая глупость! Этим утром Нестору никак не хочется играть мускулами на публику и вообще привлекать к себе внимание. Кондитерская Рики, наверное, уже открыта, хоть и ранний час… Она в торговом квартале через шесть улиц отсюда. Шесть перекрестков – но Нестору никак не хочется мелькать в своей округе, рискуя нарваться на новые сюрпризы в духе того, что отколола сеньора Диас.
Через несколько мгновений мощный «камаро» уже катит вдоль витрин. Торговля еще не началась. …Нестор минует оранжерею, где мать Магдалены покупала статую святого Лазаря.
Выбравшись из машины прямо перед входом в кондитерскую, Нестор тут же ловит запах пастелитос – пирожков из слоеного теста с начинкой из фарша, ветчины, гуавы или чего угодно еще. Едва почуяв аромат пекущихся пастелитос, Нестор успокаивается… пища богов… Пастелитос он обожает с раннего детства. Кондитерская Рики тесная, высокий стеклянный прилавок в глубине перегораживает помещение практически на всю ширину. При входе по бокам – два круглых столика из тонкого металла, крашенные в белый когда-то давным-давно, и при каждом – по паре старинных венских стульев аптечного вида. За одним столиком ранний посетитель, спиной к Нестору, пьет кофе и читает газету. Средних лет, судя по форме лысины на темени и отсутствию седины. За прилавком всегда управлялись три девицы, но прилавок так высок, что придется подойти вплотную, если хочешь увидеть не только макушки.:::::: Ого! Неужели там у них блондинка?:::::: Прежде Нестор не видал у Рики светловолосых официанток. А может, и сейчас не видит. Его суперполицейские очки заволакивают комнату ночным мраком… в семь часов утра. Нестор сдвигает их на лоб.
Серьезная ошибка. Теперь и его лицо видно, будто Луну в небесах. Большая голова над белым жестяным столиком оборачивается к нему. ¡Dios mío! Это мистер Руис, отец Рафаэля Руиса, одноклассника Нестора.
– Ну, привет, Нестор, – заговаривает мистер Руис.
Приветствие выходит не особо радушное. Больше похоже, будто кошка играет с мышью.
Нестор старательно улыбается мистеру Руису и как можно бодрее отвечает:
– О!.. Мистер Руис! Доброе утро!
Мистер Руис отворачивается, затем садится к Нестору в четверть оборота и, не глядя на него, произносит углом рта:
– Я видел, вчера у тебя был большой день.
Без улыбки… вообще без всякой. И снова утыкается в газету.
– Ну, наверное, можно и так сказать, мистер Руис.
Висок мистера Руиса продолжает:
– Или, можно сказать, te cagaste.
«Ты все пустил прахом». Буквально: «всё обосрал». Мистер Руис отворачивается, демонстрируя Нестору спину.
Унижен! – вот этим… этим… этим… Нестору хочется открутить эту башку от тощей шеи – и cagar в разорванную глотку – и потом он бы…
– Нестор!
Нестор оборачивается в сторону прилавка. Блондинка. Стоит на цыпочках, тянет голову из-за прилавка. Нестор знает эту девушку. «Кристи Ла Гринга!» – хочется крикнуть ему, но присутствие мистера Руиса останавливает.
Нестор идет к прилавку. Какие чудесные длинные и пышные светлые волосы! Кристи Ла Гринга! «Кристи Ла Гринга!» Он понимает, что тут недостает поэтической хлесткости Инги Ла Гринги, но все равно он будто прежний Камачо-Хохмачо… настоящий острослов, no es verdad? Кристи училась с ним в одной школе классом младше и одно время была в него влюблена. Да, она это недвусмысленно показывала. И Нестора одолевал соблазн. Кристи волновала ему кровь… Пастелитос! Да, да!
– Кристи! – радуется Нестор. – Я не знал, что ты здесь работаешь! La bella gringa!
Кристи смеется. Так он звал ее в школе… когда они как бы просто дурачились.
– Я только начала, – говорит Кристи. – Ники меня сюда устроила. Помнишь Ники? На класс старше?
– А это Вики.
Кристи указывает на третью девицу.
Нестор разглядывает всех трех. У Ники и Вики волосы спадают на плечи вихрящимися волнами, как и у Кристи, только у этих двух они темные, кубинские. Все три девушки туго упакованы в джинсу. Деним обтягивает их выпуклости и спереди и сзади, врезается в каждую складку, облегает все холмы и ложбины внизу живота, взбирается на montes veneris…
но Нестор почему-то не в состоянии… Ему слишком тяжело сейчас.
– Вики, и Кристи, и Ники у Рики, – говорит он.
Девушки нерешительно смеются… и на этом все.
Тогда Нестор заказывает пастелитос и кофе… навынос. Входя сюда, он представлял, как будет долго, не торопясь, есть и пить в тишине, на нейтральной территории: только он, пастелитос и кофе. Мистер Руис перечеркнул эту идиллию. Как знать, сколько еще вонючек с бойкими языками явится сюда, несмотря на ранний субботний час?
Кристи быстро собирает ему белый бумажный пакет – почему-то все маленькие кондитерские и харчевни в Хайалии используют только белые пакеты – с пастелитос и кофе. На кассе, забирая сдачу, Нестор говорит:
– Спасибо тебе за все, Кристи.
Он хочет, чтобы это прозвучало нежно, но если что и можно услышать в его голосе, то прежде всего уныние и растерянность.
Кристи уже возвращается за прилавок, и тут Нестор замечает внизу полку с двумя стопками газет.
Ух! Сердце будто хочет выпрыгнуть из груди.
Его фото! – в газете! – его официальный снимок из Управления – на первой полосе испаноязычной «Эль Нуэво Эральд»! Рядом – фотография молодого человека с искаженным лицом: Нестору знакомо это лицо, еще бы – крыса на мачте… над двумя портретами – большое фото шхуны рядом с эстакадой и толпы на мосту, скалящей зубы в крике… а над этим всем – самым крупным и черным шрифтом, какой только видел Нестор: ¡detenido! 18 metros de libertad – от края до края страницы… «Эль Нуэво Эральд». Ужас! – сердце у Нестора бросается вскачь. Ему не хочется читать статью, искренне не хочется, но взгляд цепляется за первую фразу – и уже не оторвать.
Испанский текст гласит: «Кубинского беженца и, как сообщают, диссидента и участника антикастровского подполья арестовал вчера в бухте Бискейн всего в восемнадцати метрах от эстакады Рикенбакера – и политического убежища – коп, чьи родители сами бежали с Кубы и приплыли в Майами на самодельной лодчонке».
Мозг будто печет. Вот, теперь он злодей, неблагодарный подлец, отказывающий соплеменникам в той свободе, которую получил сам… в общем, наихудшая разновидность ПРЕДАТЕЛЯ!
