Вот что я ему сказал: «Послушай меня, мой старший брат. Ты вот упрекаешь меня, что я поступаю несправедливо и с тобой не рассчитываюсь. А скажи мне, почему я с тобой должен рассчитываться, ведь ты у наших родителей взял меня на воспитание, то есть ты мой старший брат, у меня был как бы за родителей. А разве родители со своих детей требуют расчёт? Я что-то такого не знаю. И ещё, я тебе уже об этом раньше говорил. Ты меня спросил, когда забирал в Ипатово, хочу я туда ехать или нет? Ни ты, ни тато, ни мама, меня об этом не спрашивали, вы так решили, значит так должно и быть. А ведь я человек, пусть даже тогда был тринадцатилетний мальчишка, но я человек и у меня на этот счёт было своё мнение, но оно вам было не интересно, и ты меня увёз. Получается, что ты насильно меня тогда увёз и теперь за то, что я у тебя жил требуешь с меня деньги. Нет, никакие деньги, за это, я тебе платить не буду, а как ты меня одевал и обувал, так за такую одёжку и обувку, с тебя надо брать деньги. Ты же помнишь в чем я ходил в школу, это что одежда для школьника? Мне стыдно было ходить в ней вообще, не говоря уж о школе. Но ты меня успокаивал, терпи, вот я и терпел, и теперь за это терпение я должен платить. Нет, такого никогда не будет. А если разобраться серьёзно, то ты мне должен деньги, те, которые украл у меня с помощью братьев Лёвиных».
После моих слов, что он украл у меня деньги, Андрей подскочил, весь покраснел, ни от стыда, а от злости, что его уличили и закричал на меня: «Шо ты брэшэшь, Лёвин Иван ни яки гроши мыни ны давав, цэ брыхня. И вообще, ты прышов в мою хату так и мэны ще вором обзываешь, так иды отсюда и бильше ны прыходы». Я спокойно встал, взял свой чемодан, перед выходом из хаты, посмотрел на Андрея и сказал ему: «Андрей, я тебя не видел больше четырёх лет, и за это время ты изменился и не в лучшую сторону. Ты начал деградировать, и если ты не бросишь употреблять свои наркомовские сто грамм, то лет через пять, тебя на работу никто брать не будет, ты превратишься в инвалида». Андрей мне ничего не ответил, я вышел с чемоданом в переулок, и думаю, что же делать, пойти к Григорию, далеко, да и не хочется мне к нему идти, думаю, пойду на базу к Татьяне, у неё переночую, а завтра на автобусе поеду в хутор. Только я собрался идти, вдруг слышу голос Дуси: «Сеня, а ты куда собрался?» Я повернулся на голос и вижу, ко мне быстрым шагом идут Дуся с Надей и Надя что-то несёт в руках, наверное, обещанную утку. Дуся подходят ко мне и спрашивает меня: «Сеня, а ты куда собрался?» — «Пойду на колхозную базу, там переночую, а завтра на автобусе поеду к родителям в хутор» — «Сеня, а что у вас с Андреем произошло, что ты ушёл?» — «Да ничего особенного, просто брат не умеет владеть своими нервами. Вот мне и пришлось уйти. Дуся начала меня уговаривать, чтобы я вернулся, но я ей сказал, что не вернусь и пойду сейчас на базу, там переночую, а завтра на автобусе уеду в хутор. Надя стояла рядом с нами в наш разговор не вмешивалась, а когда я твердо сказал, что в хату к Андрею не вернусь, то слово взяла Надя. Она подошла вплотную, ко мне и говорит: «Сеня, а зачем тебе идти на базу, пойдём ко мне, у меня и переночуешь, а завтра я тебя провожу на автобус, и ты поедешь к своим родителям. Я подумал, а почему мне не пойти к Наде переночевать, женщина она молодая, симпатичная, и, наверное, заботливая, да и утка у неё в руках, так что пойду к ней. Как только мы к ней пришли она начала готовить на стол, я открыл чемодан и подарил Наде шёлковый шарфик, тогда в союзе таких не было, а у меня в чемодане их было штук десять. Надя удивилась моему подарку и долго меня благодарила, мне было неудобно, что она за такую мелочь так меня благодарит. Потом позже, когда мы с ней ужинали, она сказала: «Сеня, а можно я тебя за подарок поцелую?» Я, разумеется, ей разрешил, а что тут такого, невинный поцелуй, и таким способом она меня благодарила долго, наверное, раз десять. Я не возражал, а что возражать, пусть что хочет, то и делает, она же мне сделала добро, пригласив меня ночевать, значит и я должен сделать ей добро. Одним словом, мы делали добро друг другу долго, и потом когда мы уже лежали в постели, и я ей рассказывал о себе, в дверь кто-то постучал. Надя мне сказала, чтобы я не вставал с кровати, она сама разберётся кто бы ни пришёл. Она надела халат и собралась идти в сенцы, а в это время постучали в окно. Надя отдёрнула занавески, открыла окно, и начала разговаривать, как я понял, с Дусей. Что говорила Дуся, мне было не слышно, а вот что говорила Надя, я слышал отлично. Она сказала: «Передай своему Андрею, что ни его, а тем более Николая я не боюсь, это моя хата, кого хочу того и приглашаю. Сказала, закрыла окошко и задёрнула занавески. Подходит ко мне снимает халат и ложиться в постель рядом со мной. Я лежу, молча перевариваю сказанное Надей, кто такой Николай и что она его не боится, может это её муж, а может любовник. А что, она молодая симпатичная женщина, так что всё может быть. Надя тоже, какое-то время молчала, затем она прижалась ко мне и спрашивает меня: «А ты почему молчишь, продолжай рассказывать о себе. Но я ей рассказывать о себе не стал, а решил задать вопрос: «Надя, скажи, а кто этот Николай твой муж что-ли?» — «Та який там муж, пристал чоловик, да и жил у меня, а потом уехал на заработки и вот уже целый месяц глаз не кажет, так что я его ждать буду, может он там уже завёл соби кралю, а я его ждать буду. Це хата моя, кто мне нравится того и к себе приглашаю. Да и вообще не бери себе это в голову, ты сегодня мой гость и я этому рада, а шо будет потом, меня это мало волнует.
Надя говорила, на каком-то смешанном русско-хохляцком языке, и мне было интересно её слушать. В общем, как бы там ни было, ночь прошла спокойно, больше нас с Надей никто не тревожил. Утром меня Надя накормила завтраком и проводила на автобус, да ещё взяла с меня слово, что я через два дня снова к ней приеду. И я приезжал к ней, и не раз, и не два, ночь с ней проводили в её хате до утра а затем она снова меня провожала на автобус. Надя всегда радовалась моему приезду, и я это видел, что она не притворялась, а искренне радовалась нашей встрече. Затем, пришло время, мне уезжать, и я уехал. Не скажу, что я о Наде забыл, но время как то стерло мои чувства к ней. Прошло лет пять или шесть с того времени, как мы с Надей встречались, я как-то очередной раз приехал в отпуск, и мы с Дусей пошли на рынок, и проходили как раз возле хаты Нади. Я захотел узнать о Наде, где она и почему не приходила в гости к Дусе. На что Дуся мне ответила: «Надя с Николаем уехала в село Михайловку, там они сейчас и живут. Она не хотела уезжать, говорила мне, что вот я уеду, а Сеня приедет в отпуск, а меня здесь и не застанет, а я его так хочу увидеть, очень соскучилась». Затем Дуся посмотрела на меня внимательно, у меня промелькнула мысль, что это с ней, а она очень серьёзно сказала: «Знаешь, Сеня, Надя тебя по-настоящему любила. У неё на шее, на золотой цепочке висел кулончик в виде сердечка, так вот он открывался и закрывался, и она в нём носила твою фотокарточку. Она говорила, что Сеня — моя любовь навсегда. В этой истории меня удивило не то, что Надя так меня любит, а то, как Дуся серьёзно это мне говорила. Значит, думаю всё это правда, и Дуся ничего не придумала. Вот так, мои дорогие читатели, а вы думали, что всё так просто? Нет, и ещё раз нет. В заключение скажу, хотя я с братом Андреем и поссорился, но позже, когда я приезжал в отпуск, то все рано к нему заходил и тему ссоры мы оба никогда не поднимали.
Побыв десять дней у родителей, я собрался уезжать, а на кануне отъезда, мама мне говорит: «Сеня, ты бы сходил к своей крёстной матери Катерине Радченко и попрощался с ней, а то, как-то не хорошо получается, приехал, не зашёл и уехал молча. Так что сходи сегодня к вечеру, она как раз будет дома». Мне не хотелось идти к крёстной матери, так как, я и раньше к ней не ходил. Семья Радченковых вела как бы закрытый образ жизни, я не знаю, может, кто к ним и ходил, но мы к ним не ходили и тётя Катя к нам тоже не ходила. Я знаю, что она жила со взрослой дочерью и внучкой лет четырнадцати. Я не мог себе представить, что я там буду делать, а тем более говорить». И поэтому я попытался оспорить мамино предложение и сказал ей: «Мам, ну что я к ней пойду, я и до армии к ней не ходил, а теперь вот приду, как она воспримет моё появление, да там и ни одна она живёт. Мам, я думаю, мой поход к ней, будет лишнее в наших отношениях». Мама меня молча выслушала, а затем сказала: «Нельзя сынок так рассуждать, всё-таки она твоя крёстная мать, вы молодёжь сейчас этому не придаёте значения, а раньше, крёстная мать считалась второй матерью для ребёнка, и если с родной матерью случалось что-то не поправимое, то на воспитание дитя брала крестная мать. Мы с Катериной одного поколения и думаю, что она рассуждает, так же, как и я, так что обязательно сходи. Я вот сейчас для неё подготовлю подарок, и ты его отнеси от себя». Ну что делать, с нашей мамой не поспоришь, уж в чём она считает себя правой, то любого заставит сделать так, как она велит, и чтобы ни доводить дело до скандала я благородно согласился. Мама роется в сундуке, ищет, что подарить моей крёстной, а сама при этом говорит: «Вот ты говоришь, не пойду к крёстной матери, ну як ты ни пидэшь, я пиду в магазин встречу её там, а она меня спросит, як цэ так Поля, мой крёстный сынок Сеня приезжал, а до мэнэ так и ны зашов, и что я ей на это отвечу. Не сынок, пока мы живы, так исполняй нашу материнскую волю, а когда нас не будет, тогда живи своим умом». Эти её слова так меня задели, что к горлу подступил комок, и я чуть не заплакал. Я вдруг представил, что на свете не будет ни родной мамы, ни крёстной, и я ещё молодой человек останусь без мам, мне стало жутко горько, что я с трудом удержался, чтобы не расплакаться. Мама из сундука достала свёрток, завёрнутый в бумагу и перевязанный шпагатом, развернула его, и там оказался платок, такой тёмно-синий с крупными цветами. Мама снова завернула платок и говорит: «Этот платок мне Андрей привёз весной, так я его ни разу и не одевала, куда мне такой красивый одевать я ведь хожу только дома во дворе, ну иногда в магазин схожу, так для этого у меня есть другой платок. Так что возьми и подари от себя своей крёстной маме, да не забудь поздороваться и сказать ей мама. Инструкцию я от мамы получил, что надо, только исполняй правильно и всё будет в порядке. Иду и думаю, какая будет встреча, какие они люди, как мне с ними себя вести. Крёстная мама, жила от нас далеко и поэтому мы с ней по-соседски, не общались. Вообще, как я уже писал, семья Радченковых, вела какой-то затворнический жизненный образ, я у них был всего один раз, когда мне было лет одиннадцать, мама на церковный праздник меня посылала к крёстной с кутьёй, вот и всё моё общение с крёстной мамой. Тогда я был ещё мальчишка и поэтому с меня и спрос был таков, а сейчас дело другое, но надо как-то постараться и быть на уровне. Там же ни одна мама, а и её взрослая дочь и внучка почти взрослая, так что мне будет нелегко. Зашёл во двор, крёстная со своей дочерью Алиной седели на ступеньках веранды, я подошёл к ним и поздоровался. Крёстная мама, Екатерина Михайловна, не поднимаясь со ступеньки говорит: «Здравствуй, Сеня, хорошо, что зашёл, а то соседи говорят, что Сеня Чухлеб приехал к родителям на побывку из далекого края, а ко мне, почему-то не заходит, вот теперь и зашёл». Я подождал, пока она всё скажет, затем, обращаясь к ней говорю: «Мама, вот я подарок принёс, хочу вам подарить на память, берите и носите на здоровье». Екатерина Михайловна встала со ступенек, взяла свёрток и говорит: «Пойдёмте в хату, что же это мы гостя встречаем во дворе». Зашли в хату, в ней чистенько, всё стоит на своих местах, крёстная сразу развернула свёрток, достала платок, перед зеркалом его надела, повернулась к нам и спрашивает: «Ну как мне подходит Сенин подарок?» Мы с Алиной в один голос сказали, что очень хорошо, крёстная улыбнулась и говорит: «Алина, ты бы нам с Сеней молочка налила, а то гость пришёл, а мы его и не угощаем, нехорошо получается». Я попытался отказаться, но крёстная мама настояла, и я подчинился ей. Пока пили молоко, поговорили о том, о сём затем Алина меня засыпала вопросами, что да почему, как попал в Польшу, что там делаю, не женился ли и так далее. Во время «допроса» в комнату вошла девушка, довольно симпатичная и довольно взрослая, это была дочь Алины и внучка Екатерины Михайловны. К сожалению, имя её я не помню, поэтому прошу простить меня за забывчивость, в оправдание скажу, и время прошло достаточно много, больше пятидесяти лет.
