Я надеюсь, что, когда умру, шрамы мои исчезнут и я смогу носить красивую хламиду с клинообразным вырезом — жемчужно-белую, конечно, — когда буду бродить по благословенным небесным пескам. Пока же я не очень люблю щеголять в купальнике из-за пурпурного шрама на груди, который на солнце так и светится. Чем страдать от людских взглядов, я предпочитаю носить футболки с таким вырезом, в которых даже монашка чувствовала бы себя комфортно.
Целых два часа кряду Кейд прочесывает вдоль и поперек пляж — обследовал территорию размером с футбольное поле. Периодически раздается сигнал, указывающий на то, что под землей спрятаны «сокровища». Каждый раз он радостно обозначает место носком, отбрасывает в сторону металлоискатель, неистово копает, просеивает песок и обнаруживает… крышку от бутылки. Или шуруп. Или еще какой-нибудь бесполезный кусок металла, который кто-то выбросил.
Больше никаких адресованных бабушке записок от дедушки.
Никаких сокровищ.
Пока я наблюдаю, как Кейд находит всякий мусор, Бри следит за тем, как подростки играют в фрисби. Их двое, оба с голым торсом, и они, кажется, рисуются перед ней.
Неужели они не видят, что она только-только окончила среднюю школу?
Что тут скажешь: если Бри хочет, чтобы на нее обратили внимание, она этого добивается. Всегда была такой. Наверное, все дети, пользующиеся популярностью, такие.
Когда у Кейда садится батарея, он приносит ко мне корзину с мусором.
— Что нашел?
— По мелочи: восемь крышек от бутылок, сломанный фонарь, болт и рыболовную приманку.
— Денег нет?
— К сожалению.
— Не сдавайся. Пляж огромный.
— Может быть, завтра. Аккумулятор сел, нужно опять заряжать.
Я вижу, что ребята пытаются познакомиться с Бри, поэтому окликаю ее и говорю, что пора домой.
Уходить ей совсем не хочется, но она возвращается с нами.
После обеда папа собирает вещи и уезжает в Портленд. Слава богу, на сей раз его отъезд проходит тихо, в отличие от сцены в ресторане на прошлой неделе. Никаких долгих прощаний — лишь обнимает и целует нас, детей. Они с мамой неловко машут друг другу — это даже отдаленно не напоминает любовь, но, по крайне мере, никто не ругается.
В понедельник, вторник и среду опять на побережье Орегона зарядил дождь, а это означает — вновь сидим дома.
Значит, опять ссориться. Я пытаюсь держаться от Бри с Кейдом подальше, потому что у меня нет ни малейшего желания ругаться с ними по пустякам, выясняя, например, кто громче всех чавкает или чья очередь держать антенну, чтобы мы смогли посмотреть телевизор. Честно признаться, я бы лучше посидела в одиночестве. Когда я одна, в тишине и спокойствии, мне легче представлять, какой была бы моя жизнь, если бы у меня не было такого паршивого сердца. Может быть, если бы я была здоровой, бежала бы марафон. Возможно, даже выиграла бы! А может, поставила бы олимпийский рекорд на двухсотметровке баттерфляем. Кто знает, вполне вероятно, если бы не это дурацкое больное сердце, я немного пофлиртовала бы с тем красавчиком из кондитерской.
Тэннер. Все может быть!
Вторник встречает солнцем, но благодаря маме я слишком рано об этом узнаю.
— Ку-ка-ре-ку, сони! Пора встречать рассвет!
Все мое тело говорит, что вставать еще рано. Заплетающийся язык произносит:
— В чем дело?
— Быстрее вставайте, — щебечет мама. — Ну же, девчонки, просыпайтесь.
— Половина седьмого, — стонет Бри. — Лето. Зачем ты будишь нас в такую рань?
— Знаю, простите. Но если не поторопимся, можем опоздать. В конце концов, кто рано встает…
Я поднимаю голову и дергаю за спутанные волосы:
— Что-что?
— Кто рано встает, тому Бог дает, — повторяет она.
— Что дает?
В дверях стоит Кейд:
— Кому что раздают?
Мама широко улыбается:
— Секрет, пока не спуститесь и не оденетесь. Не буду силком стягивать вас с кровати, но, если хотите наслаждаться летом, советую поторопиться. Через пятнадцать минут ранняя пташка летит в Асторию. С вами или без вас.
Без пятнадцати семь все, кроме меня, уже сидят в гостиной, готовые отправиться в путь. Мне нужна еще минутка, чтобы найти водительское удостоверение, которое я демонстрирую всем, спускаясь по лестнице.
— Уже больше полутора лет назад я получила эти права, — заявляю я и держу права повыше, чтобы мама хорошо разглядела. — За это время я садилась за руль ровно семь раз. — Я опускаю ламинированную карточку. — Пожалуйста, можно я сегодня сяду за руль?
— Милая, — отвечает мама таким тоном, как будто большей глупости я и сказать не могла, — ты же знаешь, я не могу тебе разрешить.
— Почему?
— Во-первых, ты не умеешь водить эту старую машину.
— Научусь. Если ты смогла, и я смогу.
— Знаю, но… твое здоровье, Энн.
— Неужели я настолько немощна, что не могу сесть за руль?
— Наверное, можешь. Физически, но… если случится авария? Начинающие водители часто попадают в аварии. Давай подождем, когда сделают пересадку. Почему бы не подождать?
— Я думала, это ты говорила. — Я достаю из сумочки дневник. — Вчера я написала: «Нельзя измерять жизнь количеством прожитых лет. Нельзя сказать, что восемьдесят лет лучше пятидесяти, а пятьдесят лучше, чем пятнадцать. Имеет значение, как ты прожил свою жизнь». — Я поднимаю голову и просто спрашиваю: — Знакомые слова?
Мама молчит.
— Мам, я хочу начать жить. Я не хрустальная ваза, я не прикована к постели. Мне просто нужно новое сердце. И я либо получу его, либо нет. Я уже устала ничего не делать, а просто ожидать, умру я или нет.
Мама несколько раз глубоко вздыхает, не сводя с меня пристального взгляда. Наконец, сердито надув губы, протягивает мне ключи от машины:
— Поверить не могу, что ты процитировала мои слова.
— Серьезно? Я могу сесть за руль?
— Если только обещаешь слушать то, что я тебе говорю.
— Обещаю! Буду слушаться во всем!
— И поедем мы очень медленно, как черепахи, поэтому не могу обещать, что успеем вовремя к раздаче.
Бри умирает от любопытства:
— Ты так и не сказала, о какой раздаче говоришь? Что это?
Никогда не видела, чтобы мамино лицо расплывалось в такой широкой улыбке.
— Кино, — отвечает она торжественно, довершая слова взмахом руки. — Настоящий голливудский фильм! Вчера в газете я прочитала, что нужны статисты для массовки.
Я тут же чувствую, как затрепетали бабочки.
— Да ладно тебе.
— Перестань шутить, — предупреждает Бри. — Поехать в кино — со-8 ни в какие ворота.
Мама хватает с кофейного столики сложенную газету и показывает на маленькое объявление, обведенное ручкой, которое подтверждает сказанное мамой.
— У нас есть полчаса, чтобы туда добраться, поэтому, если за руль сядет Энн, лучше нам вообще не тратить время понапрасну и остаться дома.
Бри с Кейдом тут же пулями вылетают на солнце и забираются на заднее сиденье Моржа. Мы с мамой занимаем места спереди, я — за рулем!
— Напомни мне еще раз, почему здесь нет ремней безопасности? — говорит Бри.
— Когда производили эту машину, сомневаюсь, что в то время уже придумали ремни безопасности, — на полном серьезе отвечает мама. — Но не волнуйся, Морж сделан из крепкой стали. Если кто-то врежется в нас — крупно пожалеет. Именно поэтому я вообще пустила Энн за руль.
— Что ж, по крайней мере, здесь автоматическая коробка передач, — возражаю я, осваиваясь с кнопками и приборами.
— Боюсь, что нет, дорогая, — усмехается мама. — Раньше рычаг переключения скоростей делали здесь, чтобы не мешал. Он назывался «три в ряд», потому что было всего три скорости, а переключатель располагается на колонке рулевого управления. Скоро привыкнешь.
Мама коротко инструктирует меня, как переключать передачи и выжимать сцепление. Чтобы попрактиковаться, я несколько раз переключаю передачи с выключенным двигателем, наконец завожу мотор.
Машина дергается вперед и тут же умирает.
— Держи ногу на сцеплении, дорогая. Всегда, когда останавливаешься, — нога на сцеплении. И на тормозе.
За моей спиной раздается шепот Кейда:
— Я серьезно подумываю над тем, что нам нужны ремни безопасности.
— Я стараюсь изо всех сил. — Опять поворачиваю ключ, на этот раз Морж продолжает работать. Ко всеобщему удивлению — особенно моему собственному, — автомобиль без особых приключений сдает назад. Когда я переключаю с первой передачи на вторую, машину немного дергает, но к моменту, когда через шесть кварталов мы доезжаем до главного перекрестка, я уже приноравливаюсь управлять автомобилем.
Поворот направо, на главную улицу, напоминает тупик, но каждый раз, когда я решаю, что пора поворачивать, мимо проносится машина.
— Сейчас или никогда, Энн, — наконец командует мама.
По ее команде я выжимаю сцепление, все кренятся в сторону, но каким-то чудом мы безопасно вклиниваемся в двигающийся на восток поток.
