Мигель Сильва - Лопе Де Агирре, князь свободы

Хуан де Варгас говорит тише, чтобы слышал один губернатор, но мое рысье ухо не пропускает ни слова:

— Я нашел своих людей лежащими неподалеку от бригантины, одни были больны, других свалила усталость, все полумертвые от голода и тоски. Три испанских солдата скончались от недоедания, их трупы сбросили в реку, чтобы не отдавать на растерзание стервятникам, ни у кого не достало воли похоронить их по-христиански. В воду выбросили и пятнадцать трупов индейцев — к вящей радости кайманов и хищных речных рыб.

Хуан де Варгас совсем тихо продолжает свой рассказ:

— В довершение всех бед, по мере того как время шло, а флот вашего превосходительства не появлялся, во многих недовольных просыпался дух мятежа. Были такие, что хотели бросить все и возвратиться в Перу, те, что посмелее, намеревались одни отправиться дальше искать места получше, а были злодеи, которые хотели просто-напросто убить меня. Пришлось некоторых наказать, хотя большинство я постарался убедить, приводя доводы и примеры, объяснял им, что ваше превосходительство человек благородный и хозяин своему слову, печется о собственной чести, а потому живым или мертвым придет сюда к нам, как было обещано.

То, что рассказал Хуан де Варгас о своих злосчастиях, впрямь так и было, наше появление успокоило раздоры и уняло брожение, так что о трех умерших товарищах и думать забыли. Роздали продовольствие, маис, юкку, лепешки, соленую рыбу, фрукты и дичь, при этом не обошлось и без недовольных, которые считали, что раздел был произведен не поровну и несправедливо. Они ворчали, что донье Инес досталось все самое лучшее за то, что она такая красавица и любовница губернатора. Я же никогда не гонюсь ни за юккой, ни за лепешками, и потому взял лишь необходимое, чтобы не страдали от голода дочка моя Эльвира и женщины, заботящиеся о ней.

Нашему взору открывается бескрайнее и устрашающее пресноводное море, которое зовется рекой Амазонкой, для меня же оно — Мараньон, Мараньон из Мараньонов, всем Мараньонам Мараньон, мой Мараньон, и никак иначе.

Под несчастливой звездой идет наше плаванье. От Укаяли мы пошли вниз по течению, и бедствия продолжались, разбилась бригантина Хуана де Варгаса, пришлось бросить ее тонуть, матросы как могли пристроились на каноэ и пирогах. Мы идем вниз по реке Амазонке, которую я всегда называю Мараньоном, идем вниз по течению, гонимся за Гарсией де Арсе и страной Омагуас, а вернее говоря, за морем-океаном, в который эти воды неизбежно вольются. Вдруг слева в воды нашей реки врывается многоводная и широкая река Канела, это ее мощный ток вынес сюда открывателя новых земель Орельяну на корабле «Святой Петр», в этом месте Мараньон навсегда и бесповоротно становится вселенской рекой, плывущий по нему начинает чувствовать себя бесконечно малым или безгранично великим, в зависимости от того, какого сам он о себе мнения. Лично я чувствую, что моей душе прибывает величия по мере того, как зеркало реки ширится пред моими глазами. Все равно как сызнова родиться из чрева матери, вновь испить все добро и все зло. Я заново пережил тот день в Куско, когда смертью отомстил за оскорбление и побои, нанесенные мне алькальдом Франсиско Эскивелем. И еще раз почувствовал, как умираю, возвратившись домой после битвы при Чукинге и поняв перед зеркалом раз и навсегда, что Лопе де Агирре до конца дней своих останется хромым, обгорелым пугалом. Но величие этой реки возвращает мне сознание, что я есть на самом деле: не колченогий, беззубый старик, а десница, готовая вершить небывалые подвиги, я вождь и предводитель и стою больше, чем кто бы то ни было, много больше, чем губернатор Педро де Урсуа, и не меньше, чем сам король Филипп, коего хранит господь, а со временем и ты, испанский король, будешь стоить меньше, чем я. Тебе, Педро де Урсуа, завидуют все мужчины, завидуют, что ты наслаждаешься любовью и владеешь раскрасавицей шлюхой, я не из этого стада голодных свиней, меня не лишают сна картины ваших любовных забав, но предпочтение, какое в присутствии всех нас ты оказываешь донье Инес, мне не нравится. Ты красивый кавалер, Педро де Урсуа, у тебя ровная походка и борода в колечко, говорят, в Панаме ты предательски убил более двух сотен мятежных негров, славный поступок, под стать твоему великодушному сердцу, из ста претендентов тебя выбрал вице-король маркиз де Каньете и поставил руководить небывалым походом на Омагуас, ты спишь и тешишься с самой красивой женщиной Перу, и все-таки я сомневаюсь и спрашиваю, стоишь ли ты больше, чем я, стоишь ли ты больше этого колченогого, трепанного жизнью сержанта Лопе де Агирре, баска по рождению, а не развратного француза, как ты?; бесконечный язык этой реки говорит мне, что тебе, Педро де Урсуа, далеко до него, и если я в положенный срок не докажу этого, то лишь потому, что, видно, сам стою мало.

Что же все-таки сталось с Гарсией де Арсе? Губернатор Урсуа твердит по-прежнему, что его любимец ждет нас где-то на богатой и изобильной земле, сгорая от преданности и рвения. А вот Франсиско Васкес, что мнит себя летописцем, примкнул к нашему походу с намерением описать его, и теперь знай разукрашивает все своим лживым воображением, Франсиско Васкес уверяет, что Гарсиа де Арсе со своими людьми углубился в сельву в поисках пропитания, а там половину из них пожрали хищники, а другую половину — дикари. Что касается меня, я, как и прежде, стою на том, что Гарсиа де Арсе решил открыть все сам, и ныне он или спит под золотыми простынями в пресловутой стране Омагуас, или обливается горючими слезами, обнаружив, что такой страны нету и не было.

Через два дня события подтвердили, что прав был губернатор Урсуа, а не бакалавр Васкес и, уж конечно, не я. Второго ноября, в день поминовения усопших, в прозрачном свете полудня мы завидели остров посреди реки. Поначалу мы решили, что хохолок дыма предвещает индейское поселение, но, приблизившись, поняли» что несчастные, толпящиеся на берегу и орущие точно одержимые, это Гарсиа де Арсе со своими людьми.

Они Жили за частоколом из стволов и ветвей, перевитых проволокой, вдали виднелись просторные квадратные хижины индейцев. Изумительная меткость Гарсии де Арсе, славящаяся на весь Новый Свет, здесь ему пригодилась в охоте за речными ящерами под названием кайманы, если он целился им в глаз, можешь быть уверен, в глаз и попадал, на протяжении многих дней его люди питались хвостами этих безобразных животных с жестким мясом, к тому же оно отдавало сушеными улитками. Свою сообразительность Гарсиа де Арсе употребил на уничтожение индейцев, знаменитый стрелок изобрел хитроумный способ, он связывал две пули проволокой и одним выстрелом убивал шестерых индейцев: двоих насмерть валили пули, а четверым проволока срезала головы.