— Хороший у тебя парикмахер, — заметила я, не зная, в какие утесы запрятать свое жирное тело. Лучшая защита, как известно, — нападение. — Ну, как жизнь? Устроился на работу или все так же — барменом?
Однако Сева изменился не только внешне. Прежде от моего вопроса он бы застеснялся, засмущался и стек в ботинки. А теперь сел, поставил чашку и фамильярно приблизил свое лицо к моему:
— Чего ревешь с утра пораньше в общественном месте?
Я еще больше смутилась. Мало того что через десять лет Сева увидел меня не в лучшей форме, так еще и рассказывать ему, что муж вполне обоснованно считает меня ничтожеством?
— Да так…
Неожиданно Сева двинулся чуть вперед, уткнулся носом мне за ухо и с силой втянул воздух.
— Аж голова закружилась… — едва слышно сказал он, коснувшись моей мочки губами. — Пахнешь ты по-прежнему.
Я отодвинулась еще и уперлась спиной в стену. Сева отстранился и принялся за свой кофе. Повисла пауза.
— Гхм, — я кашлянула, — раз уж встретились, расскажи, как ты живешь. Женился? Дети есть?
— Не женился, детей нет, — последовал ответ.
— А что так?
Сева посмотрел на меня, как глядел раньше, принимая какое-то важное решение, потом отвернулся и нервно задергал ногой.
— Может, потому, что тебя любил все это время? — сказал он неожиданно и поглядел мне в глаза. — Поэтому ни с кем не мог отношений сохранить. Да и не хотел особо, — это звучало так, будто он меня обвиняет, но не слишком рьяно. — Жил полгода с одной… А потом ушел. Надоело. Лучше тебя никого не встретил. Ты лучшая женщина в мире, Лера. Это факт. Во всяком случае, для меня. Хм… странно. Я так часто с тобой разговаривал все эти годы и так часто говорил тебе, что люблю, что кажется, и не расставался совсем. И когда тебя здесь увидел, даже не удивился. Знаешь, первые три года я все ждал, что ты ко мне вернешься. Я был в этом уверен. Потом почти год был в отчаянии, потому что понял, что этого не случится. Мне попался журнал, где была статья о тебе и твоем муже. Как вы познакомились, и как ты в него влюбилась. Мне было очень горько. Но я перестал тебя ждать. То есть, может, продолжал надеяться, но ждать — уже не ждал. Потом… Потом я все старался тебя забыть. То с одной, то с другой. Был такой период, когда даже лиц не запоминал. Кстати, из-за тебя я долго привыкнуть не мог с другими… ну… Мы с тобой, помнишь, могли целый день этим заниматься. А девчонкам другим так не надо. Они через десять минут начинали удивляться, почему я… Кхм. Ну ладно. Не важно все это на самом деле. В общем, я встречался с кем-то, а говорил с тобой. Спать ложился — думал о тебе, просыпался — думал о тебе. Звонил иногда матери твоей, все хотел узнать, как ты. Только не заговорил ни разу. Всегда трубку клал. Я очень старался тебя возненавидеть. Вспоминал, как ты надо мной издевалась, какие скандалы мне закатывала. И не мог. Помнишь, я тебе рассказал, что одна девчонка, подружка Егора, на три года младше нас, в меня влюбилась и стала караулить меня по утрам на улице? Ты такой скандал закатила! Домой ей позвонила, сказала ее отцу, что ты моя жена, а я вообще по проституткам таскаюсь, гонорею только-только вылечил. Ужас! Лера, но я вспоминал об этом и смеялся! Ты такая… такая смешная была, такая взъерошенная, испуганная. Просто я в тот момент понял, что ты на самом деле меня очень любишь, только признаться в этом стесняешься и потерять меня боишься. Лера, я тебя люблю! Я тебя все это время любил. Тебя одну и никого больше.
Сева взял меня за руку. Ладонь у него была очень горячая, но сухая. Я отвернулась, потому что на глаза мне снова навернулись слезы. Меньше всего такой речи можно было ждать от тихого и застенчивого Севы. Невероятно. Он говорил так надрывно, горько и с таким отчаянием, что напоминал игрока, который идет ва-банк, ставя казенные деньги. Каждое слово, что он произносил, было, как глоток воды в пустыне. Нет, будто я, потерявшись, почти умерев от жажды и зноя, вдруг свалилась в чистый и прохладный ручей посреди зеленого леса.
— Сева, куда ты шел?
— Что? — не понял он.
— Ну, как ты здесь оказался?
— Да случайно. Машину занесло, в сугроб въехал, а обратно никак. Надо дворника найти с лопатой, а я так вымотался, что решил сначала кофе зайти попить. Ну и зашел, — Сева заулыбался, глядя на меня яркими, счастливыми глазами.
И тут я не удержалась, порывисто обняла его за шею:
— Сева, господи, как же хорошо, что мы встретились! Если бы не ты… Если бы не ты…
Поверить в случайность этой встречи было невозможно. Невероятно. Через десять лет, в момент, когда я отчаялась и почти решила, что смерть — единственный и наилучший для меня выход, Севина машина въехала в сугроб напротив этого кафе. В такие моменты начинаешь верить в существование высшей силы. Как это у Рильке… «Но есть один, что держит все паденья, с безумной нежностью в своей руке…»
Мы смотрели друг на друга, будто не расставались. Но оба понимали, что от той фразы, что прервет наше молчание, зависит, как будут развиваться наши дальнейшие отношения и будут ли они развиваться вообще.
Все, что сказал мне Сева, пролилось амброзией на мое самолюбие. Однако желания немедленно бросить мужа, чтобы воскресить свою студенческую страсть, у меня не возникло. Я не любила Севу тогда, не влюбилась в него и сейчас. И хоть радость, вызванная его признанием, переполняла меня так, что хотелось закричать, осыпать его поцелуями и прыгать до потолка, идти дальше я не хочу.
— Я тебя не люблю, — сказала я, и это признание рухнуло между нами, словно кирпич в торт со сливками, заставив нас обоих отпрянуть и застыть.
Сева сглотнул с усилием, так что его кадык совершил движение немыслимой амплитуды. Все его тело на мгновение неестественно напряглось. В глазах мелькнуло хорошо знакомое мне выражение загнанного, истекающего кровью зверя. Теперь я заговорила быстро, плотно сцепив пальцы и упершись взглядом в стол.
— Прости. Ты можешь не верить, но теперь я знаю, как тебе больно. Как это вообще может быть больно. Но… Послушай, хоть я плачу в кафе с утра пораньше, возможно, мне даже жить не хочется, и если бы мы были героями романа, то мне сейчас надо бы броситься тебе на шею и сказать: «Пойдем к тебе». Мы бы снова оказались в твоей комнате, провели бы день в постели, а потом я бы поехала домой, говорить мужу, что ухожу от него к человеку, который меня любит. Но это не роман! Это жизнь. И я не хочу уходить от мужа. Потому что я его люблю. Его, только его и никого больше в целом свете. Ты-то должен меня понять… Извини, это черный юмор. Но тем не менее. Как бы плохо я с тобой ни обращалась, но ты меня все равно любил. Так и я, понимаешь? Да, возможно, мне бывает больно, временами даже очень, но это ничего не меняет. Ты будешь любить меня, даже если я начну живьем стаскивать с тебя кожу.
— Ты поступала и хуже, — мрачно заметил Сева, отпив глоток остывшего кофе.
— Но ты все равно меня любишь.
Сева отпил еще кофе и, не глядя на меня, резюмировал:
— Да, я все равно тебя люблю.
Повисла неловкая пауза. Моя радость сменилась досадой. Ясно, что наша неожиданная, сумбурная встреча ничего не решит. Только добавит мучений Севе и всколыхнет во мне ненужные воспоминания о том, что когда-то я не считала себя ничтожеством и социальным инвалидом. Даже скорее наоборот.
Напряжение стало нестерпимым. Словно мы оба держимся за оголенный электрокабель, через который идет ток под напряжением в несколько тысяч вольт.
«Ла-ла-ла!» — звонок мобильного, и я судорожно за него схватилась. Упала бы, если б не сидела. Будто кто-то включил рубильник. Сева потер лоб и отвернулся, взяв сигарету из моей пачки.
— Алло!
— Лера, привет, — раздался голос Ефима Григорьевича. — Я насчет встречи. Тут ребятки покупают пентхауз, ты бы подошла. Они настроены дизайнера приглашать. Можно неплохо заработать. Там почти триста квадратных метров и полный голяк, одни стены. То есть им все надо — электрику, зонирование, свет.
— Да, конечно, я приеду.
— К двум тогда у меня.
— Хорошо.
Сева вопросительно на меня смотрел.
— Это по работе, — сказала я, избегая его взгляда. — Ефим Григорьевич. Элитным строительством занимается. Дома, торговые центры, галереи… У него сын по глупости сам в армию пошел, хоть его отмазали на сто процентов. Сам приехал в военкомат, заявление написал: так, мол, и так, хочу отдать долг родине. Его и забрали. Потом он в Чечню попал, и его там в плен взяли. Валера ездил его вызволять, выкуп возил. Ефим Григорьевич ему по гроб жизни благодарен.
Я нервно глянула на часы. Мною внезапно овладел безотчетный, панический ужас.
— Слушай, мне пора. Приятно было тебя увидеть. И… и… в общем, пока.
Я вскочила, торопливо схватила свою куртку, сумку и пошла прочь.
— Лера! — окрикнул меня Сева.
Я замерла, но не обернулась.
— Сигареты забыла, — громко и зло, не глядя в мою сторону, сказал он.
