Было пять часов вечера, но уже темнело. Беннет все еще не привык к долгим зимам севера. Он встал, зажег две лампы и тщательно задвинул шторы в гостиной. Поднял со стола книгу, поставил ее на место на полку в углу и сел на диван напротив дяди.
Уже сто лет по дорогам не ездил, сказал Мори. Я тебе не рассказывал, как мы ездили в Майами на «форде» тридцать пятого года? Нет, ответил Беннет. Мори засмеялся и пнул ногой чемодан. Там что-то лязгнуло. Я тогда был на втором курсе в Вэнди. Еще до всех событий. Были весенние каникулы. Был у меня друг-приятель по имени Дж. Л. Гаррисон. Дж. Л. круглый год ходил в одном и том же енотовом пальто. В одном кармане у него всегда была бутылка теннесийского виски, а в другом — пара пачек сигарет. В те дни как-то ему в руки попал «форд» 1935 года — красавица машина. Как-то мы катались по Нэшвиллу в весенние каникулы, и Дж. Л. вдруг говорит, что скучно тут становится. Он обычно говорил в таких случаях, что тут ловить нечего. И мы решили ехать на юго-восток. Мы припустили все прямо и прямо, и оказалось, что мы едем точно в Майами. Там мы прошатались пять дней. Спали в машине. В первый день мы наткнулись на каких-то хмырей из Атланты и проиграли им машину в карты. На следующий день выиграли ее у того же самого типа. Мори улыбнулся. В этот день мы точно гуляли по буфету, сказал он. Приняли малость лишнего и решили, что теперь только смотрим виды. Ну, потом возвращаемся в Нэшвилл, а там нас уже ждет подружка Дж. Л. со своим папашей и спрашивает насчет своей машины. Не стоило волноваться, отвечает ей Дж. Л. и отдает ключи.
Мори сделал большой глоток. Как тебе преподается? Нормально, ответил Беннет. Мори довольно кивнул. Ты же в этом, как его, забываю все время. Леоминстер, сказал Беннет. Ага, точно, сказал Мори. Леоминстер. Ты в нем уже не то четыре, не то пять лет, да? Именно, ответил Беннет. И пока еще ни одной женщине всерьез на крючок не попался, а? спросил Мори. Пока нет, ответил Беннет. Попадешься, сказал Мори. Обязательно. Эти бабы просто не знают, чего упускают. Тебе сейчас сколько — двадцать восемь, двадцать девять? Тридцать, ответил Беннет. Да, бежит время, сказал Мори. Бежит. Я думаю, Марти сейчас двадцать семь, а Филиппу двадцать пять. Чем занимается Марти? Он бухгалтер в центральной электрической компании Трастона — это возле Портленда, ответил Беннет. Уже четыре года. Ты там был? спросил Мори. Нет, ответил Беннет, Марти меня приглашал, но я пока там не был. Я слышал, там красиво, сказал дядя. Я тобой горжусь, Беннет. Профессор ведь, ну и вообще… Ты же учился просто чертовски. И ты это заслужил. Ты хороший мальчик.
На улице уже совсем стемнело. Мори взглянул на часы и выпрямился. Не возражаешь, если я включу телевизор? Там сейчас «Марина». «Один день жизни» уже должен был кончиться.
Ради бога, сказал Беннет. Я твой чемодан отнесу к тебе в комнату. Он ухнул, подняв чемодан, и сообразил, что Мори не сказал, сколько собирается погостить. Пройдя по коридору в гостевую спальню, он поставил чемодан в шкаф. Комнату наполнял запах свежести от чистых простыней, и Беннет потянулся и поглядел на стоящую на бюро фотографию — он и двое его братьев на какой-то церемонии вручения дипломов. Он был рад приезду Мори.
А как у тебя жизнь, Мори? спросил он, возвращаясь в комнату. Нормально, сказал Мори, все нормально. Он замялся. На самом деле, сказал он, не так уж нормально. Мать тебе ничего не говорила? Нет, ответил Беннет. Мори приглушил телевизор и тяжело опустился на диван рядом с Беннетом. Вздохнул. Твои родители перестали вносить плату за квартиру в Уэст-Галлоуэе, сказал он, глядя себе на руки. Чудо, что они вообще делали это так долго. Голос дяди задрожал. Наверное, они не могли это делать вечно.
А почему они перестали? спросил Беннет. Дядя снова вздохнул, на глазах показались слезы. Наверное, я их раздражал. Они хотели, чтобы меня не было в Мемфисе. Их трудно за это осудить.
Черт, сказал Беннет, мне очень жаль. А когда это было? Полгода назад, сказал Мори. Марлен хранит мои вещи у себя в подвале. Милая Марлен.
Полгода, сказал Беннет. И где же ты был все эти полгода? Есть у меня приятель в Джермантауне, сказал Мори. Я у него прожил два месяца. Но у него на самом деле нет места. Потом я три месяца ночевал в иммигрантской общаге Бнай Брита. Они пускают бесплатно, пока человек не найдет себе другого места. Мори запрокинул голову и стал глядеть в потолок. Беннет, сказал он, мне почти шестьдесят.
Беннет глядел в кухонную дверь на той стороне комнаты. Вспомнилось, как он ездил на велике домой к Мори на Галлоуэй, мимо домов на Гвинне с жимолостью на изгородях. Как они сидели с дядей на старом диване и вели разговоры. Как он рассказал о Лейле. И одежда, валявшаяся повсюду на коробках.
Ты мог бы поехать в это заведение во Фрейзере, сказал Беннет. Как оно называется? Из головы выскочило. Там можно жить сколько захочешь. Мори кивнул. Я знаю это заведение, сказал он. Может, этим и кончится.
Может, там не так и плохо, сказал Беннет. Может, ответил Мори. Я думаю, я там ужился бы. Тесно будет. Придется бросить мебель и все барахло. Только не инструменты. Я, естественно, предпочел бы жить в другом месте, но мог бы и там. Может, этим и кончится.
А ты можешь какую-нибудь квартплату платить? Хоть маленькую? спросил Беннет. Мори пожал плечами и не ответил. Для него деньги не были твердым телом — всегда только жидкостью или газом.
Можно еще баночку колы? спросил Мори. Конечно, ответил Беннет. А помнишь, как я стерео починил у вас в доме? спросил Мори. Беннет улыбнулся, вспомнив. У твоей мамы была очередная вечеринка, сказал Мори. Она специально меня позвала, чтобы я к этой вечеринке починил проигрыватель. И мы тогда это с тобой сделали, правда? Мори тихо засмеялся.
Помню, сказал Беннет. Ты нашел в усилителе замыкание. За десять минут нашел и послал меня в кладовую за изолентой. А мама уже готова была упасть в обморок от нервов. Она весь день торчала в доме, пока не починили проигрыватель и еда не была готова. А ты прямо так сразу нашел замыкание.
Мори просиял. Тогда твоя мама позвала меня специально, напомнил он еще раз. И мы справились, правда? Молодцы мы. Мори снова надел бейсболку и сел в кресло, продолжая улыбаться. Беннет тоже улыбался, уйдя в воспоминания.
Может, туда, во Фрейзер, сказал Мори, разговаривая сам с собой. Потом встал, снова включил звук у телевизора и вернулся на диван с банкой колы. Они сидели и смотрели телевизор.
Загудела труба отопления. Мори тут же скрылся у себя в комнате и появился снова, зажав в горсти несколько ключей. Сейчас я ее починю, сказал он, перекрывая женский голос из телевизора. Мне это будет только приятно. Она не сломана, сказал Беннет. Судя по звуку, это тепло дали. А мне кажется, сломана, сказал Мори и начал осторожно продвигаться к плинтусу. Пожалуйста, дядя Мори, не надо, сказал Беннет. Мори остановился. Потом кивнул и сел. Ты мне только скажи, если что-то надо будет починить, сказал он и снова перенес внимание на экран.
Этой ночью Беннету приснился сон. Он читал студентам лекцию, стоя у доски. Поглядев случайно вниз, он с ужасом заметил, что на нем нет штанов. Студенты заметили это одновременно с ним и глумливо заулыбались. Потом он оказался у себя в гостиной. Она начала вертеться, наполнившись зеленым и оранжевым светом и жужжанием. Не можем остановить! крикнул кто-то. Книги с полок начали падать на пол. Не перпендикулярно! заорал кто-то другой. Дверца холодильника была широко открыта, продукты гнили. Не можем остановить, не можем остановить. Миз Ланг упала в обморок, сказала Флорида, я принесу нюхательные соли. Зеленые и оранжевые вспышки полыхали по мебели, вибрирующей от жужжания. Повсюду — в гостиной, в кабинете Беннета, в его спальне — были навалены коробки. На столах валялась грязная одежда. Из своей комнаты вышел дядя Мори — он жил у Беннета. Дядя сел на пол с удовлетворенным и отключенным видом. Зеленые и оранжевые огни сверкали на его лысине. Посмотри, что ты натворил, закричал на него Беннет. Мори поглядел недоуменно и беззащитно. В комнату полил дождь через дыры в крыше. Посмотри, что ты натворил, снова закричал Беннет. Комната вертелась все быстрее. Жужжание взорвалось в ушах желтым пламенем. В комнату вошла Флорида, увидела лежащего на полу Беннета и поднесла ему нюхательные соли.
Беннет с дядей стоят на станции, ожидая отправления автобуса. Воняет выхлопными газами, холодно, и люди толпятся группками. Так и не пришлось пустить в ход инструменты, грустно улыбается дядя. В следующий раз, когда приеду, придется мне что-нибудь у тебя сломать, чтобы было что чинить. Дыхание Мори уносится клубами пара. Он в пальто из альпаки, в своей бейсболке и с пакетом еды под мышкой. Очень к добру мне было навестить тебя, Беннет, говорит он. Очень к добру. Он обнимает племянника. Солнце холодно и жестко блестит на алюминиевой стенке станции. Беннет старается сдержать слезы. Он не может заставить себя сделать то, что должен сделать, и знает, что должен, может быть, даже хочет сделать. И вот четыре дня прошли, и он стоит с дядей под холодным солнцем. Он не может говорить — у него нет слов. Водитель объявляет, что автобус отправляется. Мори снова обнимает Беннета, снова благодарит. Беннет обнимает дядю в ответ, стискивает ему руку, плечо, помогает взойти на ступеньку.
