– Двести километров по Свердловскому тракту, поворот налево на указателе «Бахарево», до въезда в деревню. Возле маленькой речки коттеджный поселок. Вторая улица, дом три. Там еще…
– Как поселок называется? – поторопил его Обухов.
– Кажется, Вязовый. Точно не помню.
– Ладно, – махнул рукой Кирилл и вернулся к собеседнику, висящему на проводе: – Федор, до Бахарево по шоссе, потом на коттеджный поселок. Вязовый. Есть такой?… Ну, отлично. Все, через пятнадцать минут у крыльца. До связи!
Трофимов сделал еще глоток из фляжки. Судя по характеру бульканья, фляга была почти пуста, но дядя Петя, как ни странно, не проявлял никаких признаков опьянения.
– Парни, – сказал он, – я буду на телефоне все это время. Звоните, доведу вас до самого дома.
– Валяйте. – Кирилл поднялся, пару раз хлопнул в ладоши. – Все, погнали наши городских!
– Стой. А может… – начал Вадим.
– Что?
– Может, не надо ничего? Может, все-таки просто отбарабанить свой номер? Максима вернут, все закончится.
– Ничего не закончится, – сказал Трофимов. – Я эту публику знаю. У них, как у некоторых собак, отсутствует рецептор сытости. Сколько на тарелку ни положишь, будут жрать, пока не сдохнут. Лесневский потом захочет стать президентом… мало ли еще кем. Прикинь, если тебя на Первый канал по вечерам выпускать с «пятиминутками ненависти»?
– Боже упаси, – сказал Кирилл. – Он прав, спускать на тормозах нельзя.
От мысли о президентской кампании Вадима чуть не скрутило. Он решил не спорить.
– Хорошо. Что мы делаем? – спросил он, соскочив с подоконника.
– Ты готов к передаче?
– Готов.
– Поедешь на студию с Глебом, он подстрахует. На месте все расскажет. Глеб, я оставляю тебе троих ребят, будут пока дежурить в коридоре, а потом сопровождать до телецентра, и там внутри – тоже. К телу никого не подпустят, гарантирую.
– А мне куда? – спросил Трофимов.
– Тьфу, блин…
Кирилл почесал затылок. Дядя Петя, конечно, жук еще тот, но ведь помог в последний момент. Простить его, что ли?
– Пойдите к священнику, покайтесь, – бросил Обухов. – Только сначала номер своего телефона напишите.
В какой-то момент они остались в кабинете вдвоем – Вадим и Трофимов. Глеб отправился делать текущие распоряжения, деликатно притворив за собой дверь.
Тишина стояла минуты две. Вадим смотрел в окно, делая вид, что ищет в кармане пиджака записную книжку.
– Чего молчишь? – наконец спросил дядя Петя, допивая остатки коньяка.
– Что мне сказать?
– Ну, что я предатель, подлец и что-нибудь в этом роде. Все лучше, чем молчание.
Вадим обернулся.
– Зла на тебя не держу, дядь Петь. Я ж не знаю, как ты жил, о чем думал. Может, я даже благодарен тебе, потому что сижу здесь, а не в какой-нибудь заднице, и работаю с приличными людьми. И на том спасибо.
Трофимов вздохнул.
– Хорошо, коли так. А я вот стал циником, думал, заработаем на пару с тобой… – Он сунул пустую флягу в карман. – А хочешь, я тебе деньги отдам? У тебя сейчас вроде как семья, а свой гонорар, насколько я могу судить, ты возвращаешь.
Вадим покачал головой. Не очень категорично, но все же убедительно.
– Твой план был хорош, и это твои деньги. Если уж совсем поперек горла, отдай кому-нибудь.
– В храм божий, батюшкам на джипы?
– Как хочешь.
– Я не смогу. Цинизм не позволит.
– Тогда пропей, – махнул рукой Вадим. Этим небрежным движением он хотел сказать, что разговор окончен. Во всяком случае, пока.
140 минут до начала эфира
Саша Кашин обычно закипал быстрее, чем электрический чайник, лишь на четверть заполненный водой. Впрочем, остывал он также молниеносно. Но в этот вечер температура уже довольно долго колебалась возле одной отметки – «всех перережу!».
– Где эта мадам ваша?! – спрашивал он притихших танцоров, летая по закулисным коридорам ночного клуба «Циклон». – Почему не звонит? Она придет вообще?
– Придет, – отвечал один из парней. – Она ничего такого не говорила. Расстались на репетиции, она сказала «до завтра».
– Ну и где она?
– Откуда я знаю?
– А кто, хрен тебе в ухо, должен знать?!
На этот вопрос никто не смог ответить.
До начала концерта осталось минут десять–пятнадцать, и пока что жующую аудиторию развлекал конферансье. Зал был полон, а это ни много, ни мало сто пятьдесят человек. Каждый из них выложил за удовольствие наблюдать балет «Фокус» и других артистов эротического жанра по тысяче рублей. В случае срыва концерта «Циклон» впаивает такую неустойку, что возвращение к продюсерской деятельности автоматически оказывается под вопросом.
Размышления Саши прервались самым неожиданным образом.
– Лариска! – закричали танцоры.
Продюсер обернулся на звук ритмичного топота каблучков. По коридору бежала запыхавшаяся руководительница балета «Фокус». Она была в мокрой футболке, сквозь которую проступали похожие на теннисные мячики груди, и в короткой юбке. За спиной у нее развивался чехол с костюмами.
– Мать! – воскликнул Кашин. – Ты откуда такая вздрюченная?
Лариса, не ответив, прошмыгнула мимо. Кашина чуть не сдуло.
– Ну и мамуля у вас, – мечтательно протянул продюсер, вспоминая, как красиво смотрелась мокрая грудь.
Лариса в раздевалке, между тем, скинула с себя все, кроме трусиков, и принялась натягивать джинсовый костюм. Один из ее парней-танцоров, прихорашивавшийся у зеркала, удивленно покосился и чуть не прикусил губу.
– Глаза сломаешь, – буркнула Лариса, впрочем, даже не пытаясь хоть как-то замаскироваться.
– Не сломаю, – возразил парень, но все же отвернулся. – Лариса, ты не в духе?
– О чем ты?
– Раньше хотя бы вставала спиной.
– Я тебя смущаю? – Лариса уже закрыла все свои достоинства, и теперь смотрела на танцора взглядом рассерженной волчицы.
– Точно не в духе! Отработаешь?
– Я когда-нибудь халтурила?!
Она выскочила в коридор.
– Что у вас первым номером? – спросил Саша Кашин.
– «Лайка».
– О’кей! Готовность – три минуты!
Конферансье в зале заканчивал свой треп и уже несколько раз беспокойно оглядывался в сторону кулис. Саша дал ему знак – «Все в порядке, хрен тебе в ухо, не крути башкой!».
Три минуты быстро пролетели.
– А сейчас, – бабахнул в микрофон конферансье, – на сцене – супер шоу-балет «Фокус»!!!
Погас свет. Из дымовых установок, шипя, поползли густые клубы. Танец был поставлен на старую песню Ice MC: я собачка Лайка, я полетела от вас, к чертовой матери, в космос… ревите в экстазе, и всем будет хорошо. А Лариса к полуночи сойдет с ума…
Танцоры «Фокуса» по одному ушли на сцену, и за кулисами, если не считать Кашина, стало пусто. Впрочем, продюсер не долго оставался в одиночестве.
В дальнем конце коридора появился человек. Он был очень большой и крепкий, в кожаной жилетке и массивных башмаках. Не спеша этот Кинг-Конг затопал по коридору к сцене. Потом следом в проем вошел еще один, поменьше, в костюме. Эти два незнакомца оцепили выход со сцены с двух сторон.
Автоколонна, состоящая из четырех иномарок и двух завуалированных милицейских машин, неслась по шоссе со скоростью примерно за сто двадцать. В головной машине сидел Эйва и трое крепких ребят с автоматами, следом шел обуховский джип, потом – машины его людей. Замыкала колонну еще одна милицейская машина, также без маячков и опознавательных знаков.
Проехав треть пути, сбросили скорость.
– Артурас! – кричал по громкой связи Кирилл, – Эйва, мать твою! Может, не стоит переться по шоссе? Есть другая дорога в Вязовый?
– Есть, но не такая гладкая. Потеряем время.
Кирилл посмотрел на часы.
– А здесь нас не запеленгуют? Если их тачки курсируют по тракту туда-сюда…
– А, вот ты о чем, – протянул Эйва. – Боевиков насмотрелся, супермен?
–Ты, Сабонис с палочкой!
– Ладно, не переживай. Через десять километров свернем. До связи, крошка.
Действительно, вскоре появился указатель направо, на менее презентабельную дорогу. Колонна машин свернула, потряслась по ухабам. В таких условиях высокую скорость обеспечить не удалось даже джипу Обухова.
– Нам так важно успеть до начала передачи? – поинтересовался у Кирилла его помощник Федор.
– Да. Это будет важный перекресток. Либо мы сделаем из Лесневского мэра, либо…
– Либо что?
Кирилл усмехнулся.
– Либо Вадик сделает его бомжем.
Атмосфера в офисе «Пилота» была наэлектризована до предела. Вадим ходил от стены к стене, глотал горячий кофе, обжигался и матерился сквозь зубы. Глеб не мешал ему, потому что у него самого хватало проблем. Рекламные менеджеры, словно сговорившись, пришли просить прибавку к комиссионным. Десяти процентов им было уже недостаточно.
Они выбрали не самое удачное время.
