Пока я звонила в дверь — вчера я предупредила ее о своем приходе — у меня перед глазами стояла моя мать, которая с непроницаемым выражением смотрела на тетю и мягкими и грациозными движениями руки успокаивала Аду, что вся эта история с пансионом всего лишь невинная bontadey прихоть старой девы.
В небольшой гостиной все было аккуратно и чисто; на кожаном кресле спали две кошки, а третья, черная, проследовала с голодным мяуканьем за тетей на кухню.
— Я приготовила чай, — долетел до меня высокий голос тети.
Я села на диван с жесткой спинкой, зачехленный в цветастую ткань, покрытую кошачьей шерстью. В приоткрытом окне ветер раздувал шторы; чтобы окончательно не замерзнуть, я решила не снимать куртку.
Тетя поставила на круглый стол поднос с двумя полными до самых краев чашками с какой-то желтоватой бурдой, сахарницу и блюдо с твердым и сухим на вид печеньем. На ореховом комоде, рядом с фотографией моего отца в форме, стояло фото моей сестры, сидящей верхом на своем любимом белом Пьяджо.
— Она привязалась к этому мотороллеру, как к собаке. Помнишь, сколько она плакала, когда его украли? — произнесла тетя, проследив за моим взглядом.
— Тетя, ты случайно не сохранила вещи Ады?
Она с удивлением приподняла редкие брови.
— Если не боишься мышей, то в подвале что-то должно быть. Но сначала выпей чай.
Я молча глотнула безвкусный напиток.
— В чем дело? Тебя что-то беспокоит? — Она изучающе посмотрела на меня. — Что за глупая затея открыть это никчемное агентства.
— Ладно, спущусь в подвал, — ответила я.
Что-то пробормотав, она протянула мне ключи.
В ноздри сильно ударило ядовитой вонючей гадостью; я щелкнула выключателем меня больше пугали тараканы, чем мыши. Тетя сказала, что под клеткой для канареек, рядом с проржавевшим креслом на колесиках, стоят коробки с одеждой и всякой всячиной. Переставив батарею бутылок, надувной плавательный матрац и древние шляпки, наткнулась на длинную и прямоугольную знакомую жестяную коробку. Я открыла ее.
Предметы носят конкретные воспоминания, и память, которую ты потеряла или тебе кажется, что потеряла, застает тебя врасплох. Достаточно было увидеть кошелек от Кен Скотта, чтобы снова оказаться на рынке Пьяццола с Адой.
Март 1979-го. Днем раньше я пошла на дискуссию по Вьетнаму со своими дружками из Молодежной федерации молодых коммунистов, а Ада во Дворце съездов смотрела пьесу Ионеску «Стулья» и там встретила девицу, которая посещала курс актерского мастерства и декламации. И пока она примеряла крркевные блузки, ожерелья и жилетки с лотков, все говорила: «Джорджиа, как бы мне хотелось играть в спектакле!»
Я вынула из жестяной коробки ее школьную фотографию: она улыбалась, стоя в обнимку с худым очкариком Открытка из Монтероссо. Она ездила туда на экскурсию с классом, и, пока они ехали семнадцать километров по улице Любви, одна школьная подруга видела, как она целовалась с Мази, учителем по естествознанию. Мой отец, к счастью, не знал об этом.
А вот и он — «Эродзеро», диск Ренато Дзеро. Она сходила по нему с ума. Я ставила «Генезис», но она снимала диск. «Мышонок!» — подшучивала я над ней.
Фотографии во время поездки на Мальту летом 1980-го. Она лежала на раскаленном пляже острова Гоцо.
Косынка от Роберты ди Камерино в черно-желтую клетку.
Листок с текстом песни Антонелла Вендитти «Roma Capoccia».
Первые три страницы романа, который она начала писать под названием «Логово моего Я».
Партитура «Прелюдии» Рахманинова.
Фотография трехлетнего ребенка, у которого Ада была некоторое время сиделкой.
Афиша фильма «Suspiria» Дарио Ардженто. Мы смотрели его вместе, и у Ады случился, или она притворилась, обморок, который привлек внимание служителя и директора кинотеатра.
Ей нравились фильмы ужасов. Я помню, как она возбуждалась на фильмах «Кот с нефритовыми глазами» или «Кэрри, взгляд Сатаны». Ей нравились типы на голубых мотороллерах «Вес-па». Она любила затянуться сигаретой с травкой. Она обожала пиццу «Альтеро» и мороженое «Пино». Она никогда не толстела.
Пыльный учебник латинского языка, который ей пришлось пересдавать в сентябре…
Я снова все убрала в жестяную коробку.
— Нашла что-нибудь?
Тетя Лидия в кресле с пледом на коленях поглаживала страдающую от артрита ногу:
— Какая мука…
Я села на диван между подушкой и бело-серой кошкой. Чихнула и вспомнила о своей аллергии.
— Твоя сестра всегда говорила, что ее никто не любит. Боже, как ей нравилось разыгрывать из себя жертву…
Обиженно склонив голову набок и положив руки на колени, я ждала момента, чтобы встать и уйти.
— «Думай, думай!» — всегда повторял ей твой отец. Но она не слушалась, все как у животных, инстинктивно. — Тетя взяла на руки кошку. — Ты была другой.
— Какой другой? — спросила я, втягивая голову в плечи.
Она засмеялась и почесала выдвинутый подбородок.
— Ты не из мира сказок.
— То есть?
Она перестала улыбаться.
— Ты умела сдерживать собственные чувства.
Тетя Лидия — женщина, которой никто не осмеливался перечить.
Испугавшись, что разговор перейдет от Ады к моей матери, я поблагодарила ее за чай и сказала, что в агентстве меня ждет работа.
— Извини, что не провожаю тебя до двери, эта влажность…
— Тебе не стоит сидеть с выключенным отоплением и открытым окном.
— Холод тонизирует.
Подойдя к ней, я нагнулась, и она чмокнула меня влажными губами в лоб.
— Приходи, можешь с отцом… Я тихо закрыла за собой дверь.
Перед начальной школой Маркони находится обсаженная деревьями площадка, стоят ки оск-мороженое с закрытой железной ставней и маленький фонтан.
Я чувствовала себя настолько усталой, что растянулась на скамейке, как бомж, уставившись покрасневшим глазом в затянутое и бесцветное небо, похожее на плитку молочного шоколада.
— С вами все в порядке? — Голос Алессандро Даци вывел меня из оцепенения.
Я села, чтобы освободить ему место. Он продолжал стоять, как столб, не говоря ни слова, но в конце концов сел.
— Вы знаете, я транжир. Только что потратил астрономическую сумму за эту пару ботинок.
Несколько секунд мы оба рассматривали его ботинки.
— Вы должны простить меня… за ту идиотскую драку. Я был пьян.
— Что ж, у вас был хороший повод напиться.
— Ах да, Анджела, — театрально вздохнул он. — Посмотрите туда, — добавил он, показывая на клен, — деревья сбрасывают свой наряд зимой и вновь одеваются летом. Мы делаем с точностью наоборот. Вы об этом никогда не думали?
Я закурила.
— Я здесь для того, чтобы говорить не о природе, Даци, а о Донателле Верце, или Латтиче, если хотите. Под какой фамилией вы ее знали?
Он снял меховые перчатки.
— Что вы хотите знать?
— Все.
— Это так банально…
— Обожаю все банальное.
— Ладно. — Он опять вздохнул. — Я обратил на нее внимание в тренажерном зале: она работала со снарядами. У нее была идеальная фигура. Мы поболтали около автомата с напитками, а полчаса спустя уже занимались другой гимнастикой в моей спальне. Отлично потрахались. Только и всего.
— Да, только и всего. А теперь она мертва.
— Я уже сказал то, что знал, полицейскому, который меня допрашивал. Вас интересует это дело?
Ватага детей выбежала из школы на улицу, где их уже ждали родители с усталыми лицами и двойной ряд машин.
— Не спрашивайте меня, знал ли я эту женщину. Я выдумываю себе всякие любовные истории, все из-за моего тщеславия, ненавижу пустую постель.
Я смотрела на тлеющий на земле окурок, все еще не решаясь придавить его каблуком. Потом встала и пошла прочь. Позади меня раздался голос Даци:
— Куда вы? Подождите. Мне еще надо заплатить вам за…
Решение сделать массаж пронеслось в голове с молниеносной быстротой. Рядом с агентством расположен косметический центр; я часто прохожу мимо него с чувством собственного превосходства, но теперь решила, что пора восстановить свое здоровье.
Девушку, которую мне назначили, звали Роберта. У нее была приятная внешность, сильный сицилийский акцент и черные, небрежно собранные в хвост волосы.
Она попросила меня раздеться и лечь на топчан. Закрыв глаза, я ощущала ее маслянистые руки, которые с силой распрямляли мое скрюченное тело. Время от времени она прекращала пытки, чтобы убрать локтем пот со лба. Наконец Роберта прервала молчание и стала рассказывать, что замужем уже три месяца и что ее муж, как и она, родом из Палермо и работает каменщиком. Потом она задала вопрос, которого я боялась: «Вы замужем?»
Видимо, ложь ее успокоила, она улыбнулась мне, не переставая массажировать.
— Сюда, — сообщила она конфиденциальным тоном, — приходит столько незамужних женщин, без детей. Они не знают, чем занять время и с кем поговорить… Мне думается, это несчастные женщины.
