Я посмотрел на свои руки. Ну, поцарапались, когда я брякнулся на поле.
— Да споткнулся, упал... Ничего страшного.
— Я тут Тайсона пасу, — сообщила она. — Думаю, хорошо бы, если бы весь клуб поочерёдно следил за ним.
— Он здесь?
— Пока не видела.
И тут в моей голове словно что-то щёлкнуло. Некая тёмная и страшная мысль начала обретать чёткую форму. Медленно, постепенно. Сначала я взглянул на свои ладони, на покрывавшие их царапины. Камни, о которые я споткнулся — ещё вчера их там не было, не могло быть! Каким образом посреди мягкого травяного поля из земли могли вылезти такие острые булыжники? В самом центре! О нет! О нет! Нет!
Шерил, должно быть, прочитала всё в моих глазах.
— Что с тобой? — спросила она.
— Остин! — крикнул я. — Мы должны остановить Остина!
Я развернулся и на самой своей высокой спринтерской скорости понёсся по вестибюлю к выходу, отшвыривая с дороги учеников и учителей. Из-за спины до меня доносился голос Шерил, выкрикивающей моё имя, но у меня не было времени на объяснения. Может, уже вообще слишком поздно!
Я пролетел сквозь двойные двери, по дороге сбив с ног парочку ребят.
— Остин! — вопил я на бегу. Потому что насколько мне это было известно, ещё вчера тех камней там не было; а ещё я знал, что Остин каждый божий день совершает спринт через самую середину травяного овала БОСИКОМ! Все знали об этом его обычае, но только мне одному было известно о камнях, только я мог остановить его!
Я проскочил между трибунами как раз в тот момент, когда Остин начал свой бег босиком через траву, оставив «аэропеды» отдыхать и направляясь прямо к минному полю острых, как бритва, камней. Из всей сумятицы бушевавших во мне чувств одно было несомненным: я всем сердцем хотел остановить Остина.
— Остин! — крикнул я. — Остин, стой!
Но он и не подумал сделать это; он никогда бы не остановился в середине забега. Я понёсся по траве, пытаясь догнать его, но я не был достаточно быстр, нет, я не был достаточно быстр! Мне оставалось лишь в отчаянии смотреть, как он мчится прямо на камни.
Сначала на них налетела его левая нога, и в безукоризненном беге Остина возник излом. Он попытался сохранить равновесие, но тут его правая нога ударилась о другой камень, подвернулась, и в следующий миг Остина подбросило в воздух, а затем кубарем понесло по траве — настолько велика была инерция, набранная его телом.
Я подбежал к нему, но вынужден был отвернуться, не в силах вынести этого зрелища. Ужасно. Остин налетел на самые страшные камни, причём так, что хуже некуда. Подошвы обеих его ступней были располосованы, из открытых ран лилась кровь, а левая стопа торчала под неестественным, жутким углом.
Остин увидел всё это и закричал:
— Нет! Нет! Мои ноги!
Он вопил: «Мои ноги, мои ноги, мои ноги!» — снова и снова. Я видел: он только сейчас постепенно начал ощущать боль. Я присел рядом. Кругом было столько крови! Я совершенно растерялся, не зная, что мне делать.
— Мои ноги, мои ноги! Нет! Только не мои ноги! Всё что угодно, только не ноги!
Я стащил с себя футболку и прижал к одной его стопе — остановить кровотечение, а он заорал:
— О-ой! Моя лодыжка! Она сломана! У меня перелом лодыжки! Перелом лодыжки! Моя лодыжка! Моя лодыжка!
Я мало что знаю о сломанных лодыжках, но тут эксперт не нужен. Его ступня была странным образом вывернута, а когда я пытался её сдвинуть, Остин завопил как резаный. Лодыжка начала опухать и приобретать синюшный цвет.
— Нет! Только не ноги! — кричал Остин.
Моя футболка окрасилась алым.
— Всё хорошо, всё хорошо, — приговаривал я, хотя и знал, что хуже и быть не может. — Всё будет в порядке.
Остин взглянул на меня. Кажется, только сейчас он сообразил, что это я ему помогаю, не кто-нибудь другой.
— Гофер! — сказал он. — Мои ноги... Мои ноги!
К этому времени вокруг уже начали собираться ребята, а от дверей школы к нам бежали учителя.
— Эй, дайте мне кто-нибудь рубашку! — приказал я, и трое пацанов содрали с себя и бросили мне свои футболки. Я прижал одну из них к другой стопе Остина.
— Мои ноги, — бормотал он сквозь слёзы.
— Всё будет хорошо...
— Нет! Ты ничего не понимаешь! — закричал он. — Отец хочет, чтобы я участвовал в Олимпийских играх. Я должен! Он рассчитывает на меня! Я должен. Я должен бегать... — Лицо Остина краснело всё больше и больше, слёзы катились градом. — Я столько лет тренировался. Столько лет! В следующем году должен был получить личного тренера. Мои ноги! Не могу же я бегать с такими но... — Он взглянул на них. — Нет! Что мне делать? Что делать? Что я отцу скажу?! Он меня убьёт! Моя лодыжка... Ох как больно! Он меня убьёт! Что же делать?!
Остин окончательно сломался и расплакался совсем как маленький ребёнок, с таким отчаянием, что я сам чуть не разревелся.
В это время к нам пробился мистер Диллер, наш директор, взял Остина на руки и понёс в школьный медпункт. Я направился следом, но сначала сбегал на верхний конец поля, взял Остиновы «аэропеды» и прихватил их с собой.
Что бы ни сотворил Остин в прошлом, как бы он ни пихал меня носом в грязь, но такого он не заслуживал. Он был будущим олимпийцем, бег — важнейшая часть его жизни; да нет, бег и был его жизнью. А вот для меня спорт вовсе не имел такого большого значения — я бегал ради удовольствия, только потому что мне это нравилось. Раны на его ступнях зашьют, но это ещё не самое плохое: его лодыжкам понадобятся месяцы, чтобы прийти в норму. Неизвестно, как много времени пройдёт, прежде чем Остин снова сможет бегать. Если вообще когда-нибудь сможет.
Теперь, само собой, я оказался самым быстрым в команде, но мне на это было наплевать. Хотите верьте, хотите нет, меня больше заботило состояние ног Остина.
Я последовал за мистером Диллером с Остином на руках в школьный медпункт и смотрел, как медсестра обрабатывает ноги моего бывшего соперника, пока они не захлопнули дверь. Но даже через закрытую дверь можно было слышать, как он плачет. Я стоял там по крайней мере пять минут, забыв про то, что на мне нет футболки. Впрочем, с футболкой можно было попрощаться навек; но в моём рюкзаке лежала другая одёжка — майка с надписью «Гофер». Я надел её и уселся под дверью. Вскоре появилась Шерил. Потом медсестра посоветовала мне отправляться на урок, но я отказался. Шерил ушла, а я остался ждать.
Наконец сестра впустила меня в медпункт — посидеть с Остином, пока она позвонит его родителям. В комнате пахло спиртом и кровью. Ноги Остина были теперь перевязаны бинтами того же цвета, что и его «аэропеды». Сломанную лодыжку заключили в шину. Я всё ещё держал в руках его кроссовки. Положил их на стул рядом с Остином.
— Спасибо за помощь, Джаред, — сказал Остин. В глазах его ещё не высохли слёзы. Я улыбнулся. Впервые с начала учебного года он назвал меня Джаредом.
— Не стоит, — сказал я. — Мне очень жаль, что с тобой случилось такое несчастье.
Он сглотнул.
— Кажется, я вёл себя с тобой как последняя сволочь, — проговорил он.
— Да, — признал я, — но забудь об этом.
— Наверно, это потому, что во мне очень силён соревновательный дух, понимаешь? Отец говорит, что в этом нет ничего плохого. Н-не знаю... Думаю, за все эти годы ты единственный, кто почти догнал меня по скорости. И мне стало страшно. То есть, у меня было такое чувство, что если есть человек, которому осталось вот совсем чуть-чуть — и он меня побьёт, то я тогда недостаточно хорош для Олимпийских игр.
Он смотрел на меня, а я молчал и слушал.
— Думаю... думаю, мы могли бы стать по-настоящему хорошими друзьями, — продолжал он, — если бы я дал тебе шанс.
Я кивнул, а Остин уставился на свои забинтованные ноги. В его глазах снова стали собираться слёзы, а лицо покраснело.
— Не видать мне теперь Олимпийских игр, верно?
Слёзы скатились с его щёк и капнули прямо на бинты. Я сидел с Остином, пока не пришла его мать и не забрала сына в больницу.
* * *
Новость разлетелась по школе со скоростью света, и к тому времени, когда я вошёл в класс, все жужжали о происшествии с Остином. Народу не понадобилось много времени, чтобы понять: это не просто несчастный случай. Я был настолько выбит из колеи, что и думать забыл о Тайсоне. Я погрузился в полную прострацию и до самого ланча так и не сообразил, что теперь я главный подозреваемый.
* * *
— Я ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ! — кричал я в лицо мистеру Грину. Я никогда прежде не кричал на учителей, но сейчас не владел собой. Шёл шестой урок, сразу же после ланча; Грин вызвал меня в свой кабинет и обвинил в том, что это я подложил те камни, о которые Остин располосовал себе ноги.
— Я тебе не верю! — отчеканил он, стоя перед своим столом.
— Клянусь, я этого не делал!
— Ах значит, ты чисто случайно оказался рядом, когда произошло несчастье?
— Совершенно верно!