Индусы удивляли своей простотой и детским восприятием действительности. Они всегда говорили все, что думают, лица всегда выражали эмоции. Когда мы загорали на пляже, мужчины становились напротив и фотографировались на нашем фоне, некоторые заходили в воду и без тени смущения занимались онанизмом: рамки общественных норм здесь никогда не подавляли животных инстинктов. Жизнь воспринималась в одной плоскости.
Это был мой последний день на далекой, но почему-то родной земле. Здесь я не чувствовала себя как дома, но чувствовала себя собой. Через мгновение начинался закат. В такие минуты индусские семьи собирались у побережья наблюдать, как стремительно раскаленное солнце опускается с неба в воду на счет «восемь». Зрелище действительно завораживающее. Расположившись на каменистой скале, возвышающейся над океаном, я набрала в легкие воздух, подняла руки вверх и закричала слова песни Tokio, совсем недавно ставшие мне такими понятными под утопающее солнце в зрачках.
Я улетаю дальше с закрытыми глазами,
Ничто меня, как прежде, уже не беспокоит
Я поменяю взгляды на всех тех,
кто играет,
В конце концов не смертью,
а тем, что помогает…
«Я иду навстречу солнцу,
Я дышу порывом ветра,
В голове одни вопросы
И ни одного ответа,
Наконец все изменилось,
Разделилось до и после
Я ловлю себя на мысли…
Впереди темно и страшно,
Я сильней своей тревоги.
Я смогу. Я выну сердце,
Чтобы осветить дороги…
Мне больше не упасть, я хочу
попасть наверх…
Одна Индия, наверное, не для меня: невозможно есть всегда один десерт, тогда надоедает и он. Но вырываться к простоте и первозданности необходимо, чтобы лучше чувствовать жизнь и не превратиться в зомби среди городской суеты.
Два месяца настоящего счастья, безмятежности, гармонии. Я пыталась вспомнить хоть одну проблему, которая бы мешала этим чувствам в Москве, но все они выглядели жалко и глупо.
Самолет плавно приближался к посадочной полосе. Воздух уплотнялся, и при всем просторе становилось тесно. Огни аэропорта приветствовали.
Я возвращалась в другую реальность, где миром правят страницы журналов, бесчисленные рекламные ролики и баннеры в сети. Где люди не делятся на плохих и хороших, а различаются по категориям Неrmes, Diesel или Mango. Где создан культ погони за мобильными телефонами Vertu, дорогими машинами, актуальной одеждой. Где музыке, книгам и фильмам уделяется внимание не ради удовольствия, а ради моды. Где можно взобраться на самую вершину пьедестала общественного представления и остаться несчастным и потерянным. Где природа обессилела что-то изменить. Где принимают только человеческие пороки и правят алчность, лицемерие и эгоизм.
Да, физически я все еще больна, но за эти месяцы мне удалось излечиться от болезни куда опаснее СПИДа, от той, которой здесь болеют миллионы, даже не догадываясь об этом, не догадываясь о смерти при жизни.
И я согласна умереть, если для меня это стало единственным выходом начать жить.
Я дома, я вернулась.
Но этот город мне уже совсем чужой и холодный.
Я села на чемодан и заплакала.
9 часов вечера. Передо мной на столе пропуск в новую жизнь и один час, чтобы решить, воспользоваться им или подавить ненужные вопросы и оставить все как есть. Самый банальный жизненный вопрос: решиться на поступок или сделать вид, что ничего не происходит, сделать как все? В желании оттянуть момент принятия решения как можно дольше смотрю по сторонам. Большая круглая кровать с водяным матрасом, с вымощенной к ней на паркете, тропинкой из булыжников. Рядом лохматый и абсолютно не вписывающийся в интерьер папоротник, имитирующий буйную растительность амазонских лесов. Стеклянный потолок, который, видимо, забыли помыть. Все-таки не хватает в мегаполисе лесной романтики, и я всегда, сама того не подразумевая, пыталась создать иллюзию острова вдали от суеты, засыпая под плеск воды под блеклыми городскими звездами.
Бывает же такое! Еще сегодня утром было все как обычно. Проснулась в восемь. Как умывалась и принимала душ, не помню, в такие моменты я обычно еще сплю. Дальше белый свитер, брюки, чудом оставшаяся чистой пара носков, черное пальто — стандартный набор жертвы дизайнерского представления об идеальном. Легкий завтрак под классическую музыку: так мое утро начиналось с детских воспоминаний. В доме моей мамы день начинался со звуков успокаивающих мелодий. Она неспешно поливала цветы, я попивала кофе, вглядываясь в происходящее за окном. Царила атмосфера спокойствия, любви и уюта.
Пятиминутная прогулка до офиса, чтобы все проконтролировать и раздать ценные указания. Все как всегда, как вчера, как позавчера, как неделю назад. Хотя я отношусь к редкому типу людей, любящих умиротворяющее спокойствие монотонных будней, их особый шарм предпочитаю ценить на расстоянии. Правда, сегодня мне был обещан сюрприз. Я получила приглашение на обед от Костика по случаю его прилета из Непала, куда он решил съездить под впечатлением от моих восторженных рассказов об индийском колорите. От этой встречи я ждала массу эмоций, загорелую кожу и лицо, улыбающееся во все 32 зуба. Обещание сюрприза насторожило. Хотя отсутствие их количества оставляло надежду на качество.
В два часа дня я, как сама «Мисс Пунктуальность», уже стояла у его двери с бутылкой «Хеннесси» и пакетом мандаринов в руках. Костик, как всегда, был в своем репертуаре: на обед он приготовил свинину с побегами бамбука, запеченную в страусином яйце. Он казался очень чем-то воодушевленным, и какая-то торжественность проглядывала в каждом его жесте. Мне знакомо это состояние возбуждения. Сразу вспомнилась собственная поездка в Индию и как сложно отойти от дзен-состояния после месяца в атмосфере необъяснимой свободы и счастья. Пока я заполняла дыру в желудке и гипнотизировала его глазами, Костик оживленно тараторил про чудеса, длинноволосых монахов, просветление и так далее. И когда я совсем уже расслабилась, он вдруг протянул мне конверт. Серьезный взгляд подтверждал мои опасения, что там отнюдь не билеты в казино.
— Только там я до конца смог понять, что ты имела в виду. Тогда мне казалось все слегка преувеличенным, идеализированным, с явной долей максимализма. Но ты ведь сама понимаешь: пока не знаешь, с чем сравнить, сравнить невозможно. А теперь я точно знаю, чего можно лишиться, побоявшись попробовать.
Мою бровь слегка перекосило. Я все еще не могла понять, что он имел в виду и что, собственно, происходит.
— Помнишь твои слова про переоценку ценностей, что общество уводит от по-настоящему важного, что нужно что-то изменить, какой-то толчок, который помог бы решиться на шаг. Я — твой толчок. А это твой билет в один конец.
Дело в том, что, когда я приехала из Индии год назад, я действительно многое переосмыслила. Было время над многим задуматься, а задумываться над чем-то вообще опасно для собственного спокойствия. Именно на Костика тогда выливался поток моих рассуждений, сомнений, поисков. В Индию я сбежала от отчаяния, от ежедневной серости и ощущения пустоты, а может, именно там поняла, что до этого момента жила в серости и пустоте. Как бы там ни было, один месяц путешествия был равноценен году в цивилизации. Я поняла, что яркостью жизни и наслаждением для меня являются совсем не те вещи, которые привыкла считать таковыми, которые общество научило меня таковыми считать. Раньше, рассказывая кому-нибудь о себе и своей жизни, я сама удивлялась, как все звучало складно и празднично, несмотря на ощущение легкой внутренней опустошенности. При рассказе о моей карьере только фанфар в кустах не хватало и откуда ни возьмись появившегося президента со словами: «Так выпьем же за Лану!» И хотя внутренние ощущения всегда подсказывали, что что-то это все не то, отсутствие альтернативы заставляло отмахиваться от лезущих в голову мыслей. А в Индии неожиданно для самой себя меня вдруг накрыло ощущением полной гармонии с собой и всем окружающим, и я поняла, что проблема была в невозможности видеть настоящее за мишурой материализма, то настоящее, которое на расстоянии оказалось таким очевидным и четким. Вернулась я с намерением кардинально изменить свою жизнь, и хотя умственное понимание уже пришло, не хватало какого-то толчка, который позволил бы окончательно созреть для серьезного шага. Чем больше я ждала, тем больше сглаживалась моя решительность, тем сильнее стирались индийские представления, забывались ощущения. Я знала об этой вероятности, ведь невозможно существовать в обществе, не принимая его правил. И я опять начинала задумываться, как бы эффектнее одеться, что бы еще прикупить, подсаживалась в бесконечно крутящееся колесо светскости, а в сознании все глубже запрятывалась истина.