Самолет проносится в небе над городом. Я приказала ему помигать красными и зелеными огоньками. На секунду показалось, что самолет несется сквозь звезды, увлекая за собой те из них, что послабее. Затем армейское подразделение промаршировало по площади Сион. Мужчины запели вдохновенный гимн в честь принцессы. В карете, запряженной четверкой лошадей, белых, в серых яблоках, провезли меня по всем улицам. Усталой рукой рассыпала я воздушные поцелуи моим согражданам. В Нахалат Иехуда, на улицах Геула, Усышкин, Керен Каемет толпились тысячи моих подданных. У каждого в руках — флажок и цветы. Шла процессия. Я опиралась на руки двух своих телохранителей. То были два офицера, сдержанные, смуглые, вежливые. Я устала. Подданные бросали мне букеты хризантем. Хризантемы — это мои любимые цветы. Был праздник. Возле здания «Терра Санкта» Михаэль предложил свою руку, помогая выйти из кареты. Как всегда, он был спокоен и сосредоточен. Принцесса знала, что наступило время принятия решений. Чувствовала, что она обязана быть царственной. Появился низенький библиотекарь в черной шапочке на макушке. Движения его исполнены покорности. Он оказался Иехезкиэлем, отцом Михаэля. «Ваше высочество, — церемонимейстер отвесил нижайший поклон, — Ваше высочество, соизвольте в неизреченной милости…» За его покорностью мне чудилась некая неясная насмешка. Я не любила сухой смешок старой Сарры Зельдин. У нее нет никакого права стоять в пролете лестницы и насмехаться надо мной. Я была в подвале библиотеки. Во мраке обозначились тонкие женские фигуры. Худые женщины, разбросав колени, разлеглись в узких проходах между книжными полками. Плесень покрывала пол. Худые женщины походили одна на другую своими крашеными волосами, смелыми декольте платьев. Ни одна из них не улыбнулась мне, не выказала никакого уважения. Окаменевшая боль сковала их уста. Были они грубы. Они касались меня и не касались эти женщины, ненавидевшие меня. Острые их пальцы не предвещали добра. Это были портовые проститутки. Они громко стонали. Отрыгивали. Были пьяны. Гнусный запах источала их плоть. «Я — принцесса Данцига!» — хотела я закричать, но голос покинул меня. Я была одной из этих женщин. Во мне вспыхнула мысль: «Все они — принцессы Данцига». Я вспомнила, что я должна нынче срочно принять делегацию граждан и купцов по вопросу выдачи привилегий. Я совсем не знаю, что это за привилегии Я устала. Я — одна из этих жестких женщин. Из тумана, с далеких судоверфей, донесся вой корабельной сирены будто резня происходила в порту. Я была заключенной, я принадлежала этому библиотечному подвалу. Я выдана толпе этих безобразных женщин, распростертых на полу покрытом плесенью.
Я не забыла о существовании английского эсминца под названием «Дракон»: этот корабль меня знает, он сумеет распознать меня среди всех, и он придет, чтобы спасти мою жизнь. Но только в новый ледниковый период вернется море к вольному городу. А до той поры недостижим «Дракон», далекий эсминец, дни и ночи несущий патрульную службу в Мозамбикском заливе. Ни один корабль не может прибыть в город, который давно упразднен. Я пропала.
Мой муж Михаэль Гонен посвятил мне свою первую статью, опубликованную в научном журнале. Название статьи «Процессы эрозии в оврагах пустыни Паран». Эту тему взял Михаэль и для своей докторской диссертации. Посвящение было напечатано под заглавием статьи особым светлым шрифтом:
«Хане, жене, человеку большой души, посвящает автор эту работу».
Я прочитала статью, поздравила Михаэля с отличной работой: мне нравится, что он редко употребляет прилательные, ограничиваясь существительными и глаголами. Мне также нравится, что Михаэль избегает длинных фраз: каждая мысль сформулирована в нескольких предложениях, четких, сжатых. Я восхищаюсь его стилем, сухим и деловитым.
Михаэль ухватился за слово «сухой». Подобно всем людям, далеким от литературы, он пользовался словами как пользуются водой или воздухом, и поэтому Михаэль ошибался, полагая, что я подразумеваю нечто плохое. Жаль, так сказал он, что он не умеет сочинять стихи и не может посвятить мне стихотворение — вместо этого сухого исследования. Человек делает то, что он способен делать. Он сознает, что это — банальная фраза.
Неужели Михаэль полагает, что я не исполнена благодарности за его посвящение, что я не восхищаюсь его работой?
Нет, он вовсе не имеет намерения осуждать меня: его работа адресована специалистам — геологам и ученым, работающим в смежных областях. Геология — это не история. Можно, безусловно, быть образованным человеком не зная даже основ геологии.
Эти слова Михаэля причинили мне боль, потому я хотела быть сопричастной его радости по случаю первой научной публикации, но, сама того не заметив, обидела его.
Не согласится ли Михаэль просто и доходчиво объяснить мне, что такое геоморфология?
Словно в раздумье, Михаэль поднял руку. Взяв очки лежавшие на столе, он стал внимательно рассматривать их, улыбаясь своей загадочной улыбкой. Затем положил их на стол. Итак, он готов объяснить мне, если я и вправду спрашиваю для того, чтобы знать, а не пытаюсь доставить ему удовольствие.
Нет, незачем откладывать вязанье. Ему приятно объяснять, сидя напротив меня, погруженной в вязанье. Ему приятно видеть меня спокойной и умиротворенной. Совсем не обязательно глядеть на него, он уверен, что я внимательно слушаю. Ведь мы не допрашиваем друг друга. Геоморфология — это пограничная область между геологией и географией. Она занимается процессами, в результате которых формируется ландшафт Земли. Большинство людей придерживается ошибочного мнения, будто земной шар сформировался или был создан раз и навсегда миллионы лет тому назад. На самом деле земная поверхность находится в состоянии постоянного изменения. Если воспользоваться принятым термином «созидание», можно сказать, что Земля наша «созидается» непрерывно. Даже в эти минуты, когда мы сидим здесь и мирно беседуем. Различные силы, иногда даже противоборствующие друг с другом, создают и изменяют ландшафт, открывающийся нашему глазу, а также внутренние структуры, скрытые от нашего взора. Среди этих сил — и геологические факторы, обусловленные динамичностью раскаленного ядра в сердцевине земного шара, а также медленным, неравномерным остыванием этого раскаленного ядра. Есть и некоторые факторы атмосферного порядка, например, ветер, ливни, перепады температур — от жары к морозу, происходящие без перерывов, в соответствии с законами цикличности. Кроме того, и известные физические эффекты сильно влияют на геоморфологические процессы. Между прочим, этот простой факт ускользает иногда и от некоторых специалистов, может быть, в силу его чрезвычайной простоты: физические законы настолько очевидны, что именно самые замечательные ученые склонны порой игнорировать их. Например, законы гравитации и воздействие солнечной активности. Несколько сложных теорий пытались дать туманные объяснения тем феноменам, в основе которых лежат самые простые законы.
Кроме геологических, физических и атмосферных факторов, следует принять во внимание отдельные химические явления. Например, растворение и плавление. Из всего этого следует, что геоморфология — это перекресток нескольких научных направлений. Кстати, уже древнегреческие мифы заметили это, ибо в них рассказывалось, что обличье Земли формируется в постоянном противоборстве. Этот принцип принят и самой современной наукой, которая, однако, не пытается объяснить природу происхождения этих разнообразных сил. В известном смысле круг наших вопросов намного уже, чем те проблемы, которые занимали греческую мифологию. «Как», а не «почему» — вот единственный вопрос, который нас занимает. Но многие из современных ученых не устояли перед искушением, запутываясь в попытках, дать всеобъемлющее объяснение. В частности, советская научная школа — насколько об этом можно судить по публикациям — именно она иногда прибегает к терминам, которыми пользуются гуманитарии. Велик соблазн, подстерегающий каждого ученого, — удариться в метафорические объяснения, попав тем самым в плен распространеннейшей из иллюзий, будто метафоре не требуются никакие доказательства. Лично он, Михаэль, самым педантичным образом избегает употребления эффектных понятий, принятых определенными научными школами. Он подразумевает такие туманные понятия, как, например: «притяжение», «отталкивание», «ритм» и все такое прочее. Очень тонкая граница разделяет научное описание и фантастические сказки. Более тонкая, чем это принято думать. Он со всей тщательностью стремился не переходить эту границу. Может, именно поэтому создается впечатление, что его работа, весьма суха.
Я сказала:
— Михаэль, я должна уладить недоразумение. Слово «сухая» я употребила в самом похвальном смысле.
Михаэль заметил, что это объяснение его весьма радует, хотя и трудно ему поверить, что мы имеем в виду одно и то же. Ведь мы, в конце концов, очень разные люди. Если я в один прекрасный день пожелаю посвятить ему несколько часов, он будет рад привести меня в свою лабораторию, на свои лекции, дать более подробные объяснения, быть может, не столь «сухие».
