— Это все я знаю. Я спросил, зачем вы убили профессора и Молчанова?
— Бритого придурка я застрелил из чувства мести. Попросил Иру узнать, кто совершил убийство Ли, и с удовольствием всадил пулю ему в брюхо. Просто, чтобы все понимали: нельзя убить китайского гражданина и остаться безнаказанным. Кто же мог знать, что он потащится на другой конец города, к вам в редакцию… Кстати, он успел что-нибудь рассказать?
— В общем-то, нет.
— А профессор… Он никак не мог оправиться после смерти Ирины. Горевал, пробовал копаться в этой истории. И даже что-то нащупал… После того как вы побывали у него в университете, он в полной истерике прибежал ко мне в консульство и долго орал… весь зеленый, трясущийся… С ним пора было кончать.
Он выкинул сигарету и улыбнулся мне:
— После этого, чтобы подстраховаться, я попросил Ирину побывать у вас дома. Порасспросить о том, что именно вам известно относительно Шань-бао.
На самом деле руку Дэна нужно было почувствовать еще тогда, когда я стоял на лестнице перед собственной дверью, искал в кармане ключи и чувствовал запах горячего и сочного мяса.
Этот ходячий пищевод просто физически не был способен додуматься до чего-нибудь более оригинального, нежели снабдить агентессу парой килограммов парной телятины.
Мне было стыдно, и я зажмурился, а когда открыл глаза, то оказалось, что я все еще сижу на полу, прислонившись к колонне, а Жасмин и Дэн стоят надо мной.
— Знаешь, ты, конечно, неплохо все рассчитал. Шансов у меня немного. Но что, если они все-таки есть? Что, если я все-таки уйду отсюда, а? Что ты будешь чувствовать, если я окажусь умнее и сильнее и все равно достану тебя, а?
— Что я думаю? Честно?
— Да. Честно.
— Если честно, я думаю, что у тебя кишка тонка. Со мной, парень, тебе не справиться.
— Это точно?
— Это точно… И потом — никуда ты отсюда не уйдешь. Некоторое время ты вообще не сможешь ходить.
— Почему?
— А вот почему…
Дэн снял автомат с плеча и выстрелил мне в ногу. Чуть повыше колена. Два раза. Автомат выплюнул пули и затих.
В жизни меня много раз били кастетом. Пробовали тыкать в бок ножом. Перепало однажды и киркой, снятой с пожарного стенда. Но по сравнению с автоматной пулей в бедро все это детский лепет.
Я не реагировал, когда в руку мне всунули «макаров» и на нем отпечатались мои пальцы. Не сопротивлялся, когда двое коммандос Дэна вынесли меня во двор монастыря.
Боль начала стихать только через несколько минут. Я лежал на траве. Чуть дальше, сразу за дацаном, стоял вертолет. Небольшой, шестиместный, с застекленным носом.
Рядом со мной на корточках сидела Жасмин. Она смотрела на меня и гладила пальцами по волосам.
— Бедный… Больно?.. Сигарету дать?
— Дай.
Она достала из пачки две сигареты, прикурила их, одну отдала мне.
Китайцы залезали внутрь вертолета.
— Стогов. Ответь мне на один вопрос. Можешь?
— Всего на один?
— Не выебывайся. Просто ответь.
— Спроси, я попробую.
— То, что ты говорил в ту ночь… Это правда?
— Дорогая! В вертолете тебя ждут. Беги. Целую.
— Ответь мне.
— Я не хочу об этом говорить.
— Просто ответь мне.
— После всего, что случилось?.. После того, как эта китайская задница заявила, что это он тебя ко мне подослал?.. После того, как ты предала все, что только могла?..
— Ты любишь меня? Всего одно слово. Да или нет?
— Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Жасмин помолчала. Встала с корточек. Посмотрела на вертолет.
— Знаешь, красавчик… Я ведь еще в клубе понимала — не стоит мне с тобой связываться. С такими, как ты, всегда только неприятности. И все-таки я подсела к тебе. И домой я к тебе приходила только потому, что сама этого хотела.
Она докурила сигарету и отбросила ее от себя. Огонек яркой точкой мелькнул в темноте.
— Такие мужчины, как ты, сейчас редкость… За всю жизнь я встречала только двоих… Знаешь, милый, я еще вчера сказала Дэну, что участвую во всем этом, только если он оставит тебя живым. Это было мое условие. Иначе — я пас.
— Мне нужно тебя поблагодарить?
— Почему нет?
— За то, что вы с Дэном подставили меня? И я буду отвечать за то, что здесь случилось? Твой Дэн уверен, что мне предстоит долго сидеть в тюрьме…
— Зато ты будешь жить.
— Для тебя это важно?
— Конечно.
И тогда я решился:
— Если ты все это всерьез, то оставайся. Не улетай. Останься со мной. Пусть они летят одни.
— Я буду всю жизнь помнить тебя, Стогов. Пока!
— Поверь, я вижу дальше, чем ты. Вы еще не знаете этого, но вы уже проиграли!
Жасмин захохотала, запрокинув голову и блеснув в темноте хорошими зубами.
— Ты псих! Пока, милый.
Она чмокнула меня в щеку и побежала по направлению к металлической стрекозе. Она была уверена, что впереди ее ждет долгая, счастливая и обеспеченная жизнь.
Вот и все, подумал я.
Но это было не совсем все.
Я знал, что должно произойти. Но все равно зажмурился, когда разом вспыхнули шесть прожекторов и вертолет оказался в пересечении их лучей.
Из громкоговорителя рявкнул металлический голос:
— Пилот вертолета! Заглушить мотор! Сейчас же заглушить мотор! С земли не подниматься! Повторяю…
Вместо ответа из вертолета раздалась автоматная очередь, и сразу два прожектора, звякнув стеклами, погасли.
Бешено вращая лопастями, вертолет напрягся и оторвался от земли. Рядом со мной на корточках уже сидел майор Борисов.
— Я думал, вы вообще не появитесь.
Майор был одет в камуфляжную форму без погон. На груди у него висел прибор ночного видения. Форма шла ему больше, чем серые костюмчики.
— Извини, что досталось твоей ноге. Здорово болит?
— Что вы будете делать с ними?
— Пока камень у них, мы ничего не можем сделать. Пусть летят.
Кровь из ноги хлестала, как вода из-под крана. Я пытался зажать ее рукой, но получалось плохо.
— У них нет камня. Камень там, внутри, в кармане куртки у Димы… Здоровый такой парень… бритый… Лежит у колонны… Этот китайский кретин перепутал коробки.
— Точно? Это точно?
Я кивнул.
— Федосеев! Ко мне!
Из-за угла вылетел громадный Федосеев в камуфляже и с гранатометом в руках.
— Давай! По нулевому варианту! Камня у них нет.
Десантник вскинул гранатомет на плечо. Я забыл про простреленную ногу и поднялся на локте. Вертолет успел подняться в воздух и разворачивался над Малой Невкой.
Прожектора еще доставали его, но вертолет набирал скорость и через секунду должен был вырваться за пределы видимости.
— Вы что?! Вы по ним?!.
Федосеев сосредоточенно вел стволом гранатомета вслед вертолету.
— Охренели? Там же люди!
Пффф-у-у-ух. От ствола гранатомета отделилась огненная струя. Медленно вычерчивая траекторию в темноте, снаряд рванулся за металлической стрекозой.
— Нет!!!
Вертолет успел отлететь на приличное расстояние. Взрывной волной нас почти не задело. Вспыхнул он сразу, весь целиком. Посреди неба расцвел прекрасный огненный цветок.
Несколько секунд вертолет еще продолжал по инерции лететь вперед, весь в сполохах рыжего пламени, а потом начал разваливаться в воздухе и обрушиваться в реку. Внутри черного корпуса что-то продолжало взрываться, и сквозь грохот взрывов был слышен человеческий вопль: долгий, жуткий, замерший на одной ноте…
Последними, выбив сноп искр из каменных плит набережной, в воду обрушились громадные горящие лопасти. Жадно загребая воду, они долго не могли погрузиться и взбивали на поверхности воды тысячи маленьких водоворотиков…
Ослепленный, оглушенный, почти потерявший сознание от потери крови я орал:
— Не-е-ет! Не-е-ет! Там же она!
Майор тряс меня за плечи и все повторял… кричал мне прямо в лицо: «Успокойся! Хватит! Слышишь?! Хватит! Все уже кончилось! Совсем все!»
— Слышь, мэн! По-русски понимаешь, нет? Сколько с меня?
По-русски хозяин общаться не желал. Вместо этого он на пальцах показал сколько. Я положил деньги на стол, сказал, что сдачи не надо, и вышел из кафе. Достал сигареты, закурил, заковылял вниз по мощенной брусчаткой улице.
В Праге я был уже три недели. За это время даже успел освоиться в этом городе. Если сейчас пойти прямо, через мост, то минут через десять доковыляю до Старого города. А если повернуть налево, то выйду к району… как он, черт возьми, называется?.. в котором куча кафешек и дорогого разливного пива.
В Прагу я приехал двадцать пятого ноября. Это был первый день подготовки к Рождеству. Мой «скорый купейный» прибыл на Центральный вокзал, я вышел в зал ожидания, увидел громадную, до самого потолка, елку и понял: что было, то прошло. Теперь все будет иначе.
