Они припарковали свой автомобиль у входа и окликнули Старика, который — несмотря на зимний холод — замешивал цементный раствор во дворе, освещенном прожекторами. Все дети находились рядом с ним, таская туда-сюда тачки с цементом или же поднося щебень и нужные Старику инструменты.
— Мсье Гуардо, так сильно шуметь нельзя. Ваши соседи жалуются, уже ведь три часа ночи…
— Я не могу оставить свой цементный раствор, он застынет!
— Ну тогда заканчивайте побыстрее, хорошо?
Жандармы Креси-ла-Шапель уехали, даже не обратив внимания на то, что дети работают на холоде посреди ночи.
Именно этим жандармам была передана жалоба, поданная на Старика сначала моим братом, а затем и моей сестрой через некоторое время после ее побега. Эта жалоба, где он обвинялся в том, что бил и насиловал Надю, как и предыдущая, по сути дела, осталась без рассмотрения.
Я всегда знала, что когда-нибудь снова попытаюсь сбежать.
К своей следующей попытке я подготовилась уже лучше.
Придуманный мною план, правда, был незатейливым. Моя цель заключалась в том, чтобы найти своих брата и сестру. Казалось, что если мне удастся добраться до Парижа, где они жили, то я буду спасена.
Хотя я никогда не разговаривала с незнакомыми людьми, это отнюдь не мешало мне слушать то, что говорят они, и запоминать. Поскольку я, сидя за рулем автомобиля, много раз ездила со Стариком по нашему региону, то понимала, что пытаться убежать из деревни Куломм невозможно. Оттуда вели всего две дороги, и Старик очень быстро настиг бы меня, как это бывало раньше. Если он к чему-то стремился, то вкладывал в это стремление столько энергии, что в конце концов всегда добивался своего. Поэтому на этот раз я решила дать деру прямо со стоянки супермаркета «Ла-Верьер» и сесть на поезд на вокзале в Мо.
Я еще никогда в жизни не ездила на поезде, однако знала, что он идет в Париж. Мне несколько раз доводилось проезжать на грузовичке перед вокзалом, поэтому я была в курсе, как до него добраться.
Однажды днем, когда Старик оставил меня одну, а сам пошел пропустить стаканчик-другой, я вылезла из грузовичка и быстро пошла прочь. У меня не было с собой денег — даже мелочи, — однако я подумала, что уж как-нибудь выкручусь и что хуже, чем сейчас, мне уже в любом случае не будет.
Я добралась до вокзала пешком. Я не умела читать, а потому не могла прочесть ни расписания, ни даже надписей на указателях. Я могла сложить буквы по слогам: «НА ПА-РИЖ», но не понимала, что это означает.
На перроне в ожидании стояли люди. Я отошла в сторонку и тоже принялась ждать. Когда подали поезд, пассажиры стали заходить в вагоны, и я зашла вслед за всеми в один из них. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания, и я, сев у окошка, стала смотреть наружу, опасаясь, что сюда вот-вот нагрянет Старик.
Когда поезд наконец тронулся, я все еще со страхом таращилась в окно, чувствуя неприятный холодок в животе. Мимо меня проплыл перрон, затем стали мелькать сельские пейзажи. Поезд набрал скорость, и я почувствовала, как мерзкое ощущение в животе постепенно исчезает. Я смотрела, как за окном быстро мелькают столбы, и у меня начала кружиться голова. Потом больно защемило сердце.
Поезд несколько раз останавливался. Я видела, что в вагон заходят люди, но никто не выходит. Я сидела, забившись в угол, и среди входящих невольно искала взглядом силуэт Старика. Три или четыре раза мне казалось, что я его увидела, и мое сердце начинало лихорадочно биться. Однако это был не он.
Затем пейзаж за окном стал другим: сельскохозяйственные угодья сменились кварталами социального жилья.
На каждой последующей остановке в вагон заходило все больше и больше народа, и я уже не могла различить в этой толчее, есть ли среди них Старик. Люди смотрели как-то сквозь меня, как будто я была прозрачной, а я таращилась на них снизу вверх во все глаза: мне еще никогда не доводилось видеть такое скопление людей.
В вагоне от присутствия большого количества народа стало теплее. Это почему-то успокоило меня и вселило надежду на то, что на этот раз Старик меня не поймает. Я стала ломать себе голову над тем, каким образом смогу найти Брюно и Надю. Даже если я и встречу их на улице, то как узнаю в толпе?
Вдруг поезд остановился, и все пассажиры стали сходить на перрон.
Я приехала в Париж.
Вокзал был таким огромным, что меня охватил страх. Я пошла туда, куда и все остальные, чиркая взглядом по толпе в надежде случайно увидеть в ней своего брата. Его, конечно, тут не было. Да и с какой стати он оказался бы здесь, на вокзале, если я не предупредила его о своем приезде, потому как не знала его адреса? Однако тогда мне казалось, что если я стану прогуливаться по улицам города, то, возможно, где-нибудь встречу Брюно. Хотя мне уже перевалило за двадцать, я все еще думала, что Париж лишь чуть-чуть больше Мо и что если хорошенько поискать…
Я бродила по вокзалу среди снующих туда-сюда людей, которым не было до меня никакого дела. Все, казалось, куда-то сильно спешат. Шум, объявления по громкоговорителю, толкотня — все это подействовало на меня удручающе. Я устала, мне очень хотелось есть, а потому, усевшись в укромном уголке, я стала ждать сама не знаю чего.
Через некоторое время на меня обратили внимание полицейские.
Я сидела, ничего не делая и лишь глазея на проходящих мимо людей. Некоторые из них мимоходом бросали на меня взгляд. Одна женщина даже попыталась со мной заговорить, но я ей ничего не ответила.
Наконец ко мне подошли полицейские. Их было трое.
— Эй, ты что здесь делаешь? Здесь сидеть нельзя!
Я молчала.
— Отвечай, когда к тебе обращаются! У тебя есть документы?
Я отрицательно покачала головой.
— У тебя нет документов?! А сколько тебе лет?
— Предъяви нам свои документы, а иначе мы отведем тебя в полицейский участок.
— Она еще совсем юная. У нее какой-то затуманенный взгляд.
— Ты что, принимала наркотики? Покажи свои руки…
Один из них попытался закатать мой рукав. У меня на руке было полно синяков, поэтому я стала отбиваться.
— Ну хорошо, хорошо. Успокойся.
— Ты сейчас пойдешь с нами. Ты можешь подняться на ноги?
Вокруг уже собирались зеваки. Один из полицейских помог мне встать.
— У тебя и в самом деле нет документов? На вид ты совершеннолетняя, тебе, должно быть, уже есть восемнадцать лет. Покажи нам свои документы, и мы оставим тебя в покое.
Я отрицательно покачала головой.
— Так ты несовершеннолетняя? Что, сбежала от родителей?
Я кивнула.
Полицейские о чем-то тихо поговорили между собой, и один из них громко сказал:
— Нужно ее отсюда забрать. Здесь ее оставлять нельзя.
Затем они снова заговорили со мной:
— Ты что, немая? Ты не умеешь разговаривать?
Я ничего не ответила.
— Ты пойдешь с нами добровольно?
Я в знак согласия кивнула.
Они отвели меня в полицейский участок, расположенный на вокзале. Там находилось еще несколько человек, задержанных полицейскими. Один из этих людей что-то громко орал. Поскольку я вела себя тихо, меня усадили на скамейку. Затем меня стал расспрашивать один из полицейских.
— Ты убежала из дому?
Я выдавила из себя:
— Да.
— А где ты живешь?.. Как тебя зовут?.. Ты живешь с родителями или с кем-то еще?.. Ты не хочешь отвечать?
Вскоре полицейского-мужчину сменила женщина-полицейский. Поскольку я по-прежнему ничего не отвечала, она обшарила мои карманы. Всю мою одежду представляли домашний халат, свитер и колготки. На ногах у меня были стоптанные туфли.
— У нее с собой ничего нет.
— Позвони в комиссариат. Отправим ее туда.
За мной приехали еще какие-то полицейские, и меня усадили в специальный автомобиль-фургон рядом с ними. Охвативший меня ранее страх стал постепенно ослабевать. Полицейские очень вежливо пытались со мной заговорить, однако, поскольку я не открывала рта, они в конце концов оставили меня в покое.
Я смотрела через зарешеченное окошко на улицу. Еще никогда я не видела так много автомобилей. Полицейские включили сирену, и все машины стали пропускать нас вперед.
В комиссариате пришлось довольно долго чего-то ждать. Мне дали жидкого шоколада. Очень хотелось есть, однако голодать я уже давно привыкла и попрошайничать не стала.
Наконец меня усадили перед каким-то письменным столом, и сидевший за ним мужчина в гражданской одежде стал меня допрашивать. Рядом с ним находилась женщина.
Они задавали мне какие-то вопросы, но я им ничего не отвечала.
— Ты сбежала из больницы? Из какой?
Я отрицательно покачала головой и начала отвечать на их вопросы, потому что мне не хотелось, чтобы меня отвезли в больницу.
— Я убежала от своего отца. Я ищу брата. Он живет в Париже.
— А где именно в Париже? У него есть телефон?
